Страница 22 из 41
— Но…
Я сбит с толку, сбит с толку, шокирован.
Слоун тихо смеется, самоуничижительно.
— И послушай, это определенно тот случай «это не ты, это я». — Она проводит рукой по моей руке. — Мне очень жаль.
— Да. Мне тоже жаль, что ты никогда не испытывала величайшего оргазма в своей жизни. Я должен послать тебе букет. Конфеты. VIP-билеты на концерт, чтобы компенсировать ужас, который ты испытываешь.
Слоун качает головой и сжимает мои бицепсы.
— Нет, Малоун. Мне жаль, что я притворялась с тобой. Вот за что я извиняюсь. Это было не круто.
Я усмехаюсь. Есть гораздо более важные вещи, которые меня волнуют. Оргазмы. И их отсутствие.
— Нет. Что не круто, так это то, что ты не кончаешь. Вот что не круто.
Слоун примирительно улыбается.
— Ну, да. Но я должна была быть честна с тобой. Серьезно. И я искренне сожалею, что сделала это.
Я хмурю брови, любопытство гложет меня. Если она никогда не испытывала оргазма во время секса, почему она чувствовала потребность быть полной Мэг Райан со мной?
— Тогда зачем ты притворялась?
Слоун вздыхает, как печальный тромбон.
— Потому что ты мне нравишься.
О-о-о-о…
— Да?
Это делает меня до смешного счастливым, но и озадачивает.
— Но я до сих пор не понимаю, почему ты решила взять «Оскара».
Я провожу пальцами по кончикам ее волос.
— Кстати, ты не умеешь имитировать оргазм.
— Другие не заметили.
Я закатываю глаза.
— Я не такой, как другие парни.
За исключением того, что это так. Очевидно, у меня с ними много общего. А мне не нужна куртка в этот клуб.
— Я знаю. И ты — не другие. Секс был фантастическим. Вот почему я симулировала.
Я поднимаю руку.
— Как секс может быть фантастическим? Ты не почувствовала. Следовательно, это не могло быть круто. Новость: оргазм помогает сделать секс отличным.
— Для протокола, секс может быть потрясающим для женщины даже без оргазма.
Я растираю губы.
— Это невозможно. Это похоже на то, как проигравшая команда в Суперкубке говорит, что для нее было честью просто постоять на стадионе.
Она качает головой, выпрямляясь.
— Значит, секс — это просто игра? Речь идет о победе или поражении?
— Нет, это не так. Я вовсе этого не говорю. Но серьезно, Слоун. При прочих равных условиях, ты бы предпочла иметь больше оргазм или нет?
— Очевидно, я бы предпочла, чтобы мое тело устроило чертов парад с трубами, оркестром и целыми девятью ярдами. Но секс — это не только оргазм.
Ее тон страстный, как будто она произносит речь.
— А почему нет?
Я откидываюсь назад, изображая адвоката дьявола, потому что не верю в ее теорию о том, что оргазмы — это запоздалая мысль. Оргазмы — это гребаная мысль.
Слоун толкает меня локтем.
— О, да ладно. Оргазм длится тридцать секунд. Хороший секс должен длиться дольше. Если вся часть до оргазма никуда не годится, то какой смысл в «нем»?
Я отрицательно качаю головой.
— Это все равно, что сказать, что смотреть на аппетитный кусок вишневого пирога так же хорошо, как и есть его. Ты не просто хочешь посмотреть на пирог. Ты хочешь съесть пирог. — Я провожу рукой вниз по ее животу. — Для протокола, я также хочу поглотить тебя, так что ты и пирог, и наблюдатель пирога в этой метафоре.
Слоун поднимает палец, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.
— Но ты можешь насладиться кайфом от запаха, может быть, даже откусить кусочек пирога. Не каждый съедает целый кусок.
Я бросаю на нее самый скептический взгляд.
— Но достаточно ли одного маленького кусочка восхитительного вишневого пирога?
Слоун проводит рукой по моим волосам.
— Для меня этого было достаточно. Это было здорово. Ты должен это понять. Я чувствовала это повсюду.
По моему телу пробежали мурашки. Это было интенсивно, наэлектризовано.
Ее тон становится ниже, немного дымчатым, очень сексуальным. Она дрожит, описывая, как она себя чувствовала, почти так, как будто чувствует это снова.
— Я хочу, чтобы ты это знал.
— Спасибо, — говорю я, принимая комплимент как настоящий джентльмен, поскольку это, кажется, важно для Слоун.
— Но я по-прежнему хочу, чтобы ты чувствовала себя так хорошо, как возможно. Я хочу, чтобы ты испытала легкое покалывание, граничащие с потерей сознания.
— И я. И мне этого хотелось. И я подумала, что смогу. Я надеялась, что смогу. Мне казалось, что я мчусь к краю пропасти. В течение нескольких минут я была уверена, что это произойдет. Он был уже у меня в ладони. Но потом все как будто исчезло, и я поняла, что не получится.
— Как ты думаешь, почему ты не чувствуешь?
Слоун постукивает себя по виску.
— Я слишком много думаю.
Я киваю, обдумывая эту информацию, а затем погружаюсь глубже.
— Где была твоя голова пятнадцать минут назад, когда ты знала, что не испытаешь его?
— Я думала о том, как это было в наш первый раз вместе. Как сильно я этого хотела. Как здорово было бы наконец кончить, и как только я подумала об этом, мой оргазм улетучился.
Все встает на свои места.
— Ты слишком много думаешь. Ты не расслабляешься.
— Ты полагаешь?
Я смеюсь над ее забавным ответом.
— И ты слишком много думаешь о том, чтобы почувствовать его. Ты оказываешь давление на себя.
Слоун пожимает плечами, как бы соглашаясь.
— Возможно.
Доктор во мне продолжает исследовать проблему, ища решение.
— А ты можешь испытывать другим образом?
Она кивает.
— В основном, вибратор.
— И вибратор всегда работает?
— Полный успех. Никогда не подводит.
Я разочарованно качаю головой.
— Вибраторы. Клянусь. Скоро они заменят людей. Мы вам не понадобимся.
— По большей части мы пользуемся мужчинами.
— Спасибо, — сухо говорю я.
— Но вернемся к делу. Ты можешь испытывать. Физически тебе ничто не мешает. Никакого основного состояния. Таким образом, в основном ты являешься полным типом А в постели. Это объясняет, почему ты напала на меня, как тигр.
У Слоун отвисает челюсть.
— О чем ты говоришь?
— Ты двигалась быстро, чтобы не думать ни о чем. Вот что я думаю.
Она весело улыбается мне.
— Расскажи, Киска доктор.
У меня вырывается смех.
— Я действительно доктор по кискам, и вот мой прогноз для твоей великолепной сексуальной восхитительной киски. Ты застряла в колее. Ты не испытала, потому что думаешь, что не можешь, поэтому старайся не думать, и это все равно, что сказать: не представляй кошек, пока я говорю с тобой о кошках. И все, о чем ты думаешь, — это кошки.
Она вопросительно смотрит на меня.
— Ты хочешь, чтобы я думала о кошечках, пока ты трахаешь меня?
— И да, и нет.
Я притворяюсь, что надеваю стетоскоп, и веду себя будто на осмотре. Слоун смеется, когда я подношу воображаемый стетоскоп к ее горлу.
— Ага. Ты потеряла свое мурлыканье.
Слоун, мурлычет, подражая довольной кошке.
— Не куплюсь на это. Это подделка. Но не волнуйся. Мы вернем тебе твое мурлыканье.
— Вернуть его? Доктор, у меня его никогда не было.
— Это самая печальная история, которую я слышал, но я оптимист.
Я провожу пальцем по ее боку у груди, вдоль изгиба талии, и по ее коже пробегают мурашки.
— И я ученый, и люблю решать головоломки. Кроме того, я готов пожертвовать собой ради этого дела.
— В чем же причина?
— Причина твоего оргазма. Это единственная причина, которая имеет значение. Мы собираемся раскрыть это дело.
Она скептически приподнимает бровь.
— Мы?
Я решительно киваю.
— Да. Мы.
— За одну ночь?
Я пренебрежительно махаю рукой.
— А-а-а. Этого времени недостаточно. Мне нужна неделя. Мы собираемся провести неделю на Таити, и я обещаю, что к концу этих семи дней ты будешь мурлыкать. Это стопроцентное гарантированное обещание удовольствия.
Она смеется, затем смех затихает, сменяясь оттенком смирения.