Порождая бурю

— … а теперь тебя уже целую неделю нет дома в светлое время суток. И сегодня еще ты возвращаешься рано! Бен, скажи, что теперь так не будет всегда!

— Возможно, позже будет лучше…

— “Возможно”? “Позже” и “лучше”?

Бенджамин проигнорировал эти восклицания. Сегодня ссориться он не собирался. Ему хватило Розалии. И хотя они вместе почти не тренировались, он чувствовал обратное. Ему казалось, что каждый из трех дней тренировок он был в непосредственном контакте с ней. Возможно, такое ощущение создавал преследовавший Бенджамина ее запах. Он, наконец понял, что это был за аромат. От Розалии пахло солнечным метельником, тем самым, что он посадил в углу сада. Тем сладко-травяным диким дроком, о котором у него остались воспоминания из ежегодных поездок к дедушке в Грецию.

Каждый раз, когда Бенджамин проходил мимо Розалии, его словно било крохотным разрядом. И тогда он смотрел на других людей, которые находились в непосредственной близости от нее и пытался понять, неужели только он так остро чувствует этот волшебный запах.

Он не мог отрицать, что его к ней тянуло. Это случилось еще в первую их встречу в кемпинге, а теперь его терзало иррациональное желание закончить начатое. Но при этом из головы никак не испарялась мысль, что эта девушка стала причиной несчастья жены Луиджи. Это касалось его принципов? Нет, абсолютно. Скорее всего, это настораживало его по отношению к Розалии. На что она была способна?

Бенджамин вылез из машины и, прихрамывая пошел к дому. Он уже почти месяц назад снял гипс, но все еще не мог ходить нормально, не смотря на то, что каждый день занимался с физиотерапевтом в своей студии. Это его утомляло, и он продолжал злиться на Маринеллу, что она сбила его с велосипеда.

— Как твоя нога? — она наблюдала, как он шел.

— Пока так же, — ответил Бенджамин.

Лучше бы она не начинала этот разговор. Сначала недовольство, что он занимается школой и его нет дома, теперь она спрашивает про ногу… Ему хотелось сказать что-нибудь обидное, но он, понятное дело промолчал.

В последнее время он вообще часто молчал, чтобы не наговорить лишнего или чтобы его не беспокоили. Маринелла, даже если и заметила это, то виду не подавала. А Бенджамин понимал, что их отношения изжили себя и подошли к логическому завершению. Возможно, Маринелла тоже осознавала это, но тоже молчала.

В понедельник Розалия сообщила ему, что согласна на работу, и Бенджамин с одной стороны остался довольным, что выполнил просьбу старого друга, но с другой — подозревал, что с этой девушкой будут проблемы. Какие именно, он не знал — их знакомство было слишком коротким. Но ее способности, талант и преданность любимому делу могли бы сделать из нее хорошего наставника для юных учеников.

Он оказался прав. Задор Розалии на татами быстро передался и детям. Она была строга, но знала, что сказать каждому. Бенджамин ни за что бы не подумал, что она будет так внимательна к ученикам. Проходя из зала в офис секретаря, Бенджамин засматривался на девушку и отмечал, как чутко она относилась к другим. По прошествии двух недель он все еще не пожалел, что взял Розалию на работу, хотя и замечал некоторые трудности в общении между ней и старшими учителями. Например, ему стало ясно, что Аугусто без памяти влюблен в нее, и его полностью игнорируют. Мартина без причины к ней никогда не обращалась, и Бенджамин уже знал, почему. А если она и разговаривала с Розалией, то та могла или не ответить ей, или нагрубить. В раздевалках многое болтали, поэтому о том, что Давиде был застукан, пытаясь поцеловать Мартину, Бенджамину тоже уже было известно. Эта информация выставляла девушку в еще более невыгодном свете: быть любовницей учителя и еще встречаться с другим…

В пятницу вечером последняя группа взрослых, в которой занималась и Розалия, с шумом вышла из раздевалки и остановилась у входа в зал.

— Адриано, Бенджамин, — сказал один из них, — мы все идем в пиццерию отпраздновать мой день рождения. Пойдемте с нами!

— Я не против, — согласился Адриано. — Ты, Бен?

— Я тоже с вами! — Мартина вышла из женской раздевалки.

Раздались радостные возгласы, которые тут же исчезли, как только вслед за ней из дверей вышла Розалия. Бенджамин был поражен, какая тишина воцарилась вокруг. Никто ничего не говорил, все лишь переглядывались, словно дети, задумавшие что-то против чудаковатой одноклассницы.

— Продолжайте, — громко заговорила Розалия, — я вовсе не обижаюсь, что меня не пригласили!

Она прошла мимо всех с лицом, на котором читалось удовольствие от происходящего. На ходу девушка бросила взгляд на Бенджамина. Для него ее глаза не были полны вызова, как она старалась показать. И хотя, он был уверен, на самом деле она вовсе не хотела пойти со всеми в пиццерию, все же ее не могло не задеть — быть единственной, кого не позвали.

— До понедельника! — бросила она и пошла к двери.

— Розалия, — окликнул ее Адриано, и она нехотя остановилась и развернулась, — тебя тоже с днем рождения!

— Спасибо, Адриано, — сдержанно ответила она и вышла.

Все сразу расслабились и заговорили о том, куда пойдут и на чьих машинах поедут. Бенджамин отвел Адриано в сторону и спросил:

— У Розалии день рождения сегодня?

— Да. Я помню потому, что в этот же день у моего деда тоже.

— Хм… я сейчас.

Бенджамин чувствовал необходимость догнать Розалию. Он догадывался, что она не соласится пойти вместе со всеми, ведь там были Давиде и Мартина. И в целом эта девушка не казалась душой компании. Но ему было обидно за нее. Молчание, воцарившееся после ее появления, явно говорило об общем отношении к ней.

— Розалия! — окликнул он ее у дороги.

Она обернулась.

— Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?

— Побыть наедине с чудесным человеком…

Бенджамин напрягся.

— С собой! — добавила после продолжительной паузы Розалия.

— Я — не менее чудесный человек, пошли выпьем что-нибудь…

— Я не пью, если ты помнишь. Сегодня точно не буду…

— Если что, я огражу тебя от глупостей, — усмехнулся Бенджамин.

— Конечно, — согласилась Розалия. — В последний раз, когда я пила, как раз ты и был источником глупости…

— Я не заметил этого, — парировал он.

— А где твоя любовь?

— Маринелла? — переспросил Бенджамин, хотя прекрасно понял, кого имела в виду Розалия. — У нее сегодня девичник.

— У тебя тоже, — ехидно заметила она.

— Значит, согласна?

— Хорошо. Но помни, что это ты настоял.

— Я запомню только то, что ты согласилась, — улыбнулся Бенджамин.

Он вернулся в здание школы, сообщил, что не пойдет со всеми, затем закрыл школу и пошел к Розалии, которая уже ждала в его машине.

— Какие-либо предпочтения? — спросил Бенджамин, когда сел за руль.

— Подальше от этого места…

Он сразу тронулся и поехал в сторону главного моста, соединяющего две части города, разъединенные железной дорогой.

— До Неаполя сегодня не поедем, согласна? — Розалия серьезно кивнула, подыграв ему. — А вот до Фьюмичино доедем. Предпочтения в еде?

— Не пицца.

— Не любишь пиццу?

— Я ела ее вчера, а у меня непереносимость лактозы. Так что лучше не перегибать палку.

— Открою тебе секрет, — вкрадчиво заговорил Бенджамин, — существует пицца и без моццареллы.

— Конечно, — воскликнула Розалия, — и с ананасами тоже, и с кетчупом и майонезом! Кто ж знает, что за фигню вы едите там в Англии!

— Мне нравится твой итальянский снобизм, — рассмеялся он. — Тогда рыба?

— Отлично. Мне подсказать тебе место, или ты сам ориентируешься?

— Уж как-нибудь разберусь.

В салоне на некоторое время установилась тишина. Розалия молчала и не отвлекала Бенджамина. Но он отвлекался сам на запах ее духов. Снова нотки испанского дрока и дикой зелени под палящим солнцем рождали невероятные картинки в его голове. Лучше было бы сразу признать, что ее аромат затрагивал в нем что-то глубокое, чего сейчас он не хотел, да и не мог позволить себе.