Самая темная нота

— Что ты хочешь, чтобы мы сделали? — Спрашивает Финн.

Я выхожу через стеклянные двери отеля и бегу вниз по лестнице, а Рыжая идет рядом со мной.

— Мы добьемся лишения ее стипендии. — Я понижаю голос. Я не хочу пугать Рыжую, но это должно произойти. Сегодня вечером. — Заставь айтишника завалить ее оценками. Я скажу Кристе, чтобы она подключила своего отца.

— Думаешь, это сработает?

— Она ни за что не выпутается из этого. — Я убираю телефон обратно в карман и касаюсь плеча Рыжей. Даже среди моей паники и страха есть намек на привязанность к ней. — Прости меня за сегодняшний вечер. Я все исправлю.

Ее лицо осунулось, она отмахивается от меня. — Иди.

Что-то не так, но у меня нет времени следить за этим. Я медленно отхожу от нее, но она даже не смотрит на меня, спеша за угол.

Я обязательно догоню ее, обещаю я себе.

А потом я поворачиваюсь и бегу к своей машине.

30.КАДЕНС

Холодная вода льется мне на голову, пока я стою, дрожа, в душе. Я скребу, скребу и скребу свою кожу, пока она не становится сырой. Вода плещется у моих ног, стекает в канализацию, но не уносит с собой пленку отвращения.

Мое сердце бьется в аллегриссимо — одном из самых быстрых темпов в музыке. Я продолжаю оттирать, пока кожа не начинает гореть, и наклоняюсь, упираясь рукой в стену, а волосы собираются перед лицом.

Датч разработал план, как погубить меня, и сделал это прямо у меня на глазах. Никакого милосердия. Никаких колебаний. Он был таким же холодным и жестоким, как и раньше.

Я снова бьюсь о стену. Я прижимаюсь лбом к душевой кабине. Он прохладный на ощупь.

Мысли бегут по кругу. До того как Датч получил тот телефонный звонок, я обнимала его за шею и целовала так, будто от этого зависела моя жизнь. Я впивалась пальцами в его плечи и стонала, пока он расстегивал мои джинсы.

Я готовилась отдать ему все.

Что-то драгоценное. То, чего он не заслуживал.

Идиотка.

Разочарование нарастает, и я бью по крану, чтобы выключить его. Зачесав волосы назад и убрав их с лица, я вдыхаю. Я все еще чувствую его запах на себе. Аромат сандалового дерева, мяты и денег. Я все еще чувствую, как его пальцы впиваются в мои бедра, когда он готовится развернуть меня, как подарок на Рождество.

Потом раздался звонок.

И он все изменил.

Я снова ударилась о стену. И еще раз.

Самое нелепое во всем этом то, что до того, как он раскрыл свои планы, я искренне сочувствовала ему. Когда Датч получил тот первый звонок, все его лицо побледнело.

Я смотрела в его яркие янтарные глаза, видела вспышку паники, и первым моим побуждением было не упиваться его болью.

А защитить его.

После всех ужасных вещей, которые он сделал со мной, всех способов, которыми он разрушил меня, всех случаев, когда он сделал мою жизнь несчастной, я все еще хотела взять его за руку, обнять его и облегчить напряжение.

Я разберусь с Каденс.

Но моя забота о нем была односторонней.

Он жаждал, даже отчаянно, расправиться со мной. У наемного убийцы, наверное, было бы больше сердца. Именно эта холодность, полное отсутствие человечности напомнили мне, с кем я имею дело.

С монстром.

— Ах... — Я прикрываю рот рукой, чтобы заглушить крик разочарования и сожаления. Кажется, что сердце вот-вот выскочит из груди.

Хотелось бы сказать, что Датч поймал меня в слабый момент, но ослепительная энергия между нами была неизбежна. Это не был момент временного помешательства.

Это был выбор.

Мой выбор.

Весь масштаб моих чувств к нему взорвался в тот момент, когда он играл на пианино. Ни одна часть меня — ни один дюйм — не хотела, чтобы он остановился.

В его объятиях я чувствовала себя в безопасности. Как идиотка, я думала, что вижу за его холодной внешностью настоящего Датча, того, кто спас меня от утопления и заставил преодолеть страх перед сценой.

Но зверь не умеет ничего делать, кроме как разрушать.

Я вылезаю из душа. Мои шаги неторопливы. Повсюду капает вода, но мне все равно.

Когда я проскальзываю в прихожую, уже темно. Виола проснулась, когда я вернулась домой, взглянула на меня и ушла. Она все еще злится, что я на нее накричала. Еще одна точка, где я потерпела неудачу.

Я запираюсь в своей спальне и опускаюсь на старый матрас. Он скрипит, принимая мой вес. Мои клавиши выделяется в тени. Блестящие черно-белые клавиши напоминают мне о Датче.

В отчаянии я поднимаюсь и накидываю на нее одеяло, чтобы ее не было видно.

Я поднимаю телефон, раздумывая, стоит ли звонить лучшей подруге. Но решаю, что не стоит. Бриз только скажет мне «я же тебе говорила». Она предупреждала меня, что такому парню, как Датч, нельзя доверять. Я сама виновата, что не избегала его как чумы.

Моя грудь поднимается и опускается, дыхание учащается. Тревога кружит голову в свободном падении.

Неужели это конец для меня в Redwood.

Я переступаю через сожаление и отмахиваюсь от отвращения в пользу чего-то гораздо лучшего — злости. Она проносится сквозь меня, как ураган, разрушая безнадежность внутри.

Нет, я не могу так уйти.

Сегодняшняя ночь — моя вина. Я приму это.

Я раздвинула ноги для Датча. Я позволила ему приблизиться ко мне.

Может быть, это делает меня идиоткой. Но я не должна совмещать это с ролью жертвы. Почему только я должна страдать? Почему он должен уходить в закат, а я труситься в темноте?

Несмотря на слабость, у меня есть то, чего раньше не было.

Информация.

Сегодняшнее откровение — замаскированное благословение.

Смена мышления заставляет мою кровь биться по-другому. Я вскакиваю на ноги и мечусь по комнате, размышляя, что делать дальше.

Датч обладает всей полнотой власти в Redwood. У него и отец Кристы в заднем кармане. Мне нужен кто-то выше их. Кто-то с большим влиянием. Кто-то, кому поверит вся школа.

Я замираю на месте, когда меня осеняет.

Джинкс.

Передернув плечами, чтобы развязать узлы, я отправляю сообщение.

Каденс: Я готова к делу.

Беспокойство одолевает меня, пока я жду ответа.

Телефон пиликает.

Я набрасываюсь на него.

Джинкс: Секрет ради секрета, Новенькая девочка.

Каденс: Датч планирует завалить мои оценки, чтобы я потеряла стипендию и меня выгнали из Redwood.

Джинкс: Доказательства?

Зародыш надежды, который рос в моей груди, умирает насильственной смертью.

Доказательства?

Я постукиваю телефоном по ладони и шагаю в другую сторону.

Джинкс: Прости, Новенькая девочка. Нет доказательств — нет сделки.

Каденс: Я говорю правду.

Джинкс: Ты не поверишь, сколько презираемых женщин пытаются использовать меня для мести. Мне нужно нечто большее, чтобы это хоть что-то значило.

Ворча от досады, я бросаю телефон обратно на кровать и продолжаю вышагивать. Мой гнев сильнее, чем разочарование. Если одна дверь закрылась, это не значит, что другая не откроется.

Я делаю несколько глубоких вдохов и беру себя в руки. К кому еще я могу обратиться?

Туда-сюда.

Туда-сюда.

Я продолжаю идти, пока не натыкаюсь на другой путь — к мистеру Маллизу.

Идея теряет смысл, когда его телефон переходит на голосовую почту. Я отправляю ему сообщение, но ответа нет. Мисс Джеймисон сказала мне, что он покинул страну, чтобы продолжить обучение.

Проклятье.

Я начинаю откладывать телефон, пока не вспоминаю, что у меня есть еще один вариант. Мисс Джеймисон. Она поверила мне и мистеру Маллиесу. И подбодрила меня, когда Криста попыталась обвинить меня в том, что я разбила ей губу.

— Куда я дела ее номер? — Отчаянно бормочу я. Книги падают на пол, когда я поднимаю свою школьную сумку. Упав на колени, я отчаянно отпихиваю в сторону лосьоны, пакетики с сахаром и записки, пока не нахожу крошечный клочок бумаги с ее номером.