Цена памяти

Но главное, Гермиона совершенно дезориентирована: стены то и дело движутся в её сторону, а пол под ногами покачивается, как лодка на волнах. Ассоциации с океаном заставляют мечтать о том, чтобы наверху сомкнулись воды и потопили навсегда, освобождая от пережитого ужаса.

Но, кажется, вместо этого Гермиона выплывает на свет.

Моргнув, она различает отблески маяка.

Он неожиданно вырастает вдали и быстро приближается, словно она и в самом деле мчится по тёмным просторам; белёсое пятно увеличивается прямо у неё на глазах.

Гермиона думает о скалистом береге и о том, что если не притормозит — её попросту расшибёт о камни.

Не выдержав, она жмурится, и в то же мгновение прямо рядом раздаётся сдавленный мужской голос:

— Мерлин, Гермиона.

Тёплые ладони обхватывают её лицо, большие пальцы гладят щёки. Некто осторожно отводит волосы; они грязные, спутанные, липкие от крови. Пальцы ощупывают шею — и находят пульс.

Слабый, конечно, такой слабый.

Но сердце бьётся, и незнакомец, почувствовав это, выдыхает с таким облегчением, будто умирал, а Гермиона принесла ему лекарство.

Ей так холодно, что если бы нашлись силы, она бы неосознанно качнулась в его сторону, ведомая теплом. Но Гермиона остаётся неподвижна, пока он проводит костяшками пальцев по её губам, смазывая засохшую кровь, а затем, словно опомнившись, применяет очищающее.

Прохлада заклинания, пробежавшая по лицу, заставляет её судорожно вздохнуть.

Свежесть напоминает лёгкий бриз у берега, вновь вызывая мысли об открытой воде, и веки Гермионы сами собой приподнимаются, но в глазах двоится.

Даже в полумраке она различает светлые волосы, линии губ, взгляд, пристально изучающий её, но ощущение, что это два человека склонились над ней. Лица, похожие на призрачные отпечатки, накладываются друг на друга, кожа из-за этого кажется почти прозрачной, но круги под его глазами, наоборот, подчёркнуто тёмные. Гермиона не может разобрать, какие эмоции он испытывает. Незнакомец выглядит одновременно злым, изнеможённым и полным надежды.

Ей неловко видеть так близко чужого человека. Чужого ли? Она вроде знает его, но не понимает, может ли ему доверять. И его голос вызывает смутную тревогу и трепет в животе.

От попыток сконцентрироваться в висках растёт давление.

Гермиона чувствует дыхание на щеке и шёпот:

— Эпискеи.

Её нос с хрустом встаёт на место, и, дёрнувшись, Гермиона вскрикивает. Металл врезается в запястья, колени елозят по каменному полу.

— Прости… — он придвигается ближе и, подпирая её своим телом, обхватывает одной рукой. — Чёрт, прости.

Он произносит ещё одно заклинание — и руки безвольно падают, спину пронзает резкой болью. Она опять кричит и, завалившись вперёд, утыкается лицом ему в плечо. От движения голова начинает кружиться с новой силой, и Гермионе кажется, что она вот-вот потеряет сознание.

— Я знаю, я понимаю, — тихим, надтреснутым, полным боли голосом произносит он.

Кто же он?

Она не может перестать дрожать, но понимает, что и этого знакомого незнакомца тоже трясёт, когда он пытается осторожно перевернуть её, чтобы не потревожить раны, покрытые запёкшейся кровью. Порезы, длинные и глубокие, испещряют всё её тело.

— Вот так, — бормочет он, — вот так, всё будет…

Он не заканчивает предложение.

Гермиона рвано втягивает воздух, подавив всхлип, когда он накладывает ещё несколько лечащих заклинаний. Боль становится меньше, но каждый вздох всё ещё ошпаривает грудь. У неё сломано ребро или два, и несколько пальцев, и, кажется, ключица.

Но она не уверена.

Все эти ощущения слишком резкие и неконтролируемые, Гермиона не может уследить.

Она не знает, чего хочет больше: чтобы силы вернулись или окончательно оставили её.

Рта вдруг касается прохладное стекло.

— Выпей его, — настойчиво.

У неё нет энергии, чтобы бороться и стиснуть губы, но также она не способна сглотнуть.

— Тебе нужно выпить зелье. Оно даст тебе сил, пока мы не выберемся отсюда, — он шепчет; голос вкрадчивый, но испуганный. Горечь расползается по языку, и Гермиона морщится. — Нам нужно уходить.

Наконец она еле-еле сглатывает.

— Ещё несколько капель, давай же, это укрепляющее.

Он говорит ласково, словно пытается объяснить, убедить или успокоить. Она не понимает его мотивов, но почему-то слушается.

В животе разливается тепло, не похожее на тот жар, что охватывал её во время пыток, и Гермиона благодарно выдыхает. В голове немного проясняется, и она понимает, как сильно было сковано сознание попытками справиться с болью.

Теперь наконец она может чуть лучше различить человека, пришедшего за ней. Гермиона смотрит на него снизу вверх. Взгляд упирается в бледную шею, скользит вдоль челюсти, поднимается по лицу. Она точно знает его, но не узнает.

Ей нужна ещё какая-то подсказка.

Он щурится, светлые пряди падают на лицо, серые глаза поблёскивают в темноте.

Маяк.

Её принесло прямо на скалы.

Гермиона использует ту энергию, что успело подарить зелье, и старается вывернуться. Но Драко Малфой одним движением пресекает жалкую попытку и успевает подхватить её, спасая от неминуемого удара.

— Чёрт, Грейнджер, — ругается он, — ты не облегчаешь задачу.

— Что ты… здесь делаешь? — каждое слово даётся с трудом.

Он продолжает удерживать её и, слегка привалившись к стене, начинает подниматься. На её теле ни единого живого места, поэтому, как бы он ни пытался, руки всё равно задевают раны и Гермиона постанывает, но больше не пытается вырваться, боясь свалиться с ног.

Ей кажется, что что-то произошло с её нервной системой, так как она не испытывает страха, лишь уверенность в том, что не может позволить ему забрать её.

Что бы ни задумал Драко Малфой, пока она жива — она планирует бороться с ним.

— Я сниму защиту, и нам нужно аппарировать, давай же.

Ноги еле держат её, но Гермиона вскидывает подбородок.

— Не пойду… с тобой… — она хрипит, горло сухое и воспалённое.

— Я вернусь за Уизли, когда аппарирую тебя, но сейчас нам нужно идти. Не вырывайся! Мы не можем позволить, чтобы тебя расщепило.

Одной рукой он поудобнее перехватывает палочку, а после внимательно осматривает Гермиону. Она видит, как дёргается его кадык, как сжимаются челюсти, и встречается с Малфоем взглядом.

— Вот так, ты чёртов боец, Грейнджер, — тихо произносит он, и его губы как-то странно изгибаются.

В этот момент Гермиона чувствует, как зелье начинает действовать. Она испытывает небольшое головокружение, пытаясь обрести равновесие, но наконец может стоять на ногах прямо. Боль словно оказывается за завесой: Гермиона ощущает её присутствие, она не уходит, но будто прячется, давая мгновения облегчения.

Гермиона пользуется этим и внимательно смотрит на Малфоя в ответ.

Она совершенно не помнит, когда видела его последний раз. Скорее всего, ещё в Хогвартсе в мае. Прошло полгода.

Она изучает его лицо, и боль охватывает голову с новой силой от того напряжения, которое Гермиона испытывает, пытаясь понять, что он здесь делает.

Она вспоминает его облегчённый вздох, когда он понял, что она в сознании. И его нежные касания. Он привёл её в чувство, залечил, напоил зельем, а теперь осторожно поддерживает и пытается куда-то увести.

И это его взволнованное выражение лица.

Гермиону передёргивает.

Драко Малфой называл её грязнокровкой.

Он пытался убить Дамблдора.

Он впустил Пожирателей в Хогвартс.

Он отказался опознать их с Гарри и Роном.

Он едва не погиб в пожаре в Выручай-комнате.

И теперь он здесь.

Гермиона чуть не теряет равновесие, слегка покачиваясь. Малфой подхватывает её. У неё больше не находится сил отстраниться. Моргнув, она глубоко вздыхает.

— Чего ты хочешь? — её голос звучит как чужой. Может, она и не она вовсе? Но он называл её по фамилии и даже по имени.

Малфой непонимающе хмурится, вновь обводит её взглядом и говорит словно само собой разумеющееся: