Страница 5 из 93
Индийские сборники повлияли и на многие другие памятники восточных и западных литератур. Таковы, по-видимому, многие сказки и само обрамление «Книги тысячи и одной ночи», старейшая часть которой, как полагают, — индоиранского происхождения (утраченный пехлевийский сборник Хазар-Афсана — «Тысяча легенд»). Такова книга Синдбада (иначе — «Книга семи мудрецов»), разные обработки которой (персидская, сирийская, арабская, еврейская, греческая и другие) восходят, возможно, к утраченному индийскому оригиналу. Таковы распространенные во многих странах христианизированные легенды о Варлааме и Иоасафе, коренящиеся в буддийских текстах.
Переходя из века в век, из поколения в поколение, индийские сказки продолжают жить в новых литературах Запада и Востока. Они отражаются в европейской басне нового времени — у Лафонтена, Крылова. Известно, как высоко ставил древнеиндийскую дидактику Лев Толстой, обработавший для детей многие индийские сказки. Отдельные сюжеты этих сказок не раз вдохновляли поэтов и писателей. Так, сюжет рассказа о перепутанных головах использован в «Парии» Гёте; уже в наше время его обработал Томас Манн. Представление об Индии как родине сказок, сложившееся у некоторых ученых прошлого века, как оно ни устарело во многих отношениях, и ныне может подчас показаться не таким уж неосновательным — слишком много аналогий вызывает чтение этих сказок, и аналогий отнюдь не всегда случайных. Кому из русских читателей не напомнит, например, джатака о дятле и льве крыловского «Волка и журавля», а рассказ о гусях и черепахе — «Лягушки-путешественницы» Гаршина?
Это, пожалуй, еще одна особенность предлагаемой антологии. Содержание ее — не просто далекая сказка, захватывающая нас то увлекательностью сюжета, то мудростью мыслей. Это составная часть нашей современной культуры.
Настоящая книга включает переводы, выполненные нашими индологами: А. П. Баранниковым, В. В. Вертоградовой, О. Ф. Волковой, П. А. Гринцером, И. Д. Серебряковым, А. Я. Сыркиным, М. А. Ширяевым, Р. О. Шор, — переводы, частью уже публиковавшиеся (см. соответствующие примечания), частью печатаемые впервые. Легко заметить, что принципы этих переводов весьма различны. Одни из них очень близки к подлиннику, вплоть до сохранения синтаксических особенностей текста. Другие выполнены достаточно свободно, подчас приближаясь к пересказу; соответственно весьма различен их стиль. Не все тексты переведены целиком — встречаются и несколько сокращенные переводы. По-разному переданы стихи подлинника. Одни переводчики пытались условно передать их с помощью русского стиха, другие — ритмической прозой, третьи — простой прозой. Отнюдь не считая все эти принципы одинаково удачными, мы тем не менее решили не проводить унификацию переводов и не оговариваем в каждом случае все их особенности. К этому нас побудил ряд соображений. Во-первых, еще не выработаны строгие принципы русского художественного перевода с санскрита. Следующее соображение касается характера данного издания, отнюдь не преследующего научных целей. И, наконец, — характер самих переводимых текстов. Ведь перед нами не один памятник, не один автор и даже не одна эпоха, а весьма различные по стилю, форме, языку произведения, создававшиеся на протяжении круглым счетом полутора тысяч лет.
А. Я. СЫРКИН
ДЖАТАКИ
ДЖАТАКА О СТРЕЛЕ (13)
«Да будет проклята стрела…» Эту историю Учитель во время своего пребывания в Джетаване{1} рассказал о страсти некоторых бхикшу{2} к своим прежним мирским женам. Подробности этой истории будут изложены в восьмой книге в Индрия джатаке.{3}
Тогда Благословенный сказал тоскующему бхикшу: «Еще прежде, о бхикшу, ты из-за этой женщины погиб и был поджарен на раскаленных угольях». Другие бхикшу попросили Благословенного разъяснить это. Благословенный разъяснил им то, что было скрыто от них перерождениями.
В давние времена в стране Магадха{4} в городе Раджагриха{5} правил один царь.
Когда наступало время сбора урожая, со стороны людей ланям грозила большая опасность, и они убегали в леса, растущие у подножия гор.
В то время один горный олень, живший в лесу, увлекся ланью, пришедшей туда из окрестностей деревни. Олень был так очарован ею, что, когда лани стали спускаться с гор и возвращаться на прежние места, олень тоже пошел вслед за ними.
«Милый, — сказала ему лань, — ведь ты же горный олень, и окрестности деревни для тебя опасны, не ходи туда за мной».
Но олень, влюбленный в лань, не вернулся обратно, а последовал за ней. Жители Магадхи, зная, что наступило время ланям возвращаться с предгорий, стали на пути их устраивать засады.
И вот, когда олень и лань бежали вместе по лесной дороге, один охотник притаился в укромном месте.
Почуяв запах человека, лань решила, что это охотник, и, пустив оленя вперед, сама пошла за ним. Первой же стрелой из лука охотник свалил оленя, а лань, увидев, что он убит, умчалась быстрее ветра.
Охотник вышел из своей засады, содрал шкуру с оленя и на угольях испек его мясо. Поев оленьего мяса, напившись воды, он собрал оставшиеся куски, с которых еще стекали капли крови, сложил их в бамбуковую корзину и понес домой детям.
В то время Бодхисаттва{6} возродился в образе духа дерева и жил в роще. Наблюдая за тем, что произошло с оленем, Бодхисаттва подумал: «Не ради матери или отца погиб этот глупый олень, — страсть погубила его. На рассвете страсти все живые существа счастливы, но конец ее — это страдание и пять видов различных уз{7} и несчастий. Достоин презрения человек, который причиняет в этом мире несчастье и смерть другому! Достойна презрения та страна, которой управляет женщина. Достойны презрения те мужчины, которые подчиняются воле женщин!»
Тогда Бодхисаттва в одной гатхе{8} показал три предмета, достойные порицания, а все лесные духи приветствовали и чтили его благовониями и цветами. Своим приятным голосом Бодхисаттва огласил всю рощу и в одной гатхе показал дхарму:{9}
Так в одной гатхе показав три предмета, достойные порицания, Бодхисаттва, огласив весь лес, с мастерством Будды разъяснил дхарму.
Приведя эту историю для разъяснения дхармы, Учитель провозгласил благородные истины. После провозглашения истин терзавшийся страстью бхикшу достиг первого пути.{10} Рассказав эти две истории, Учитель показал связь между ними и отождествил перерождения: «Тогда терзающийся страстью бхикшу был горным оленем, мирская жена бхикшу — ланью, а я был божеством, разъяснившим дхарму и показавшим вред страсти».
ДЖАТАКА О ЦАРЕ ОБЕЗЬЯН (57)
«Как повелитель обезьян, кто терпелив…» Эту историю Учитель во время своего пребывания в Велуване{11} рассказал о Девадатте,{12} покушавшемся на его жизнь. Услыхав о злобных намерениях Девадатты, Учитель сказал: «Не только теперь, о бхикшу, Девадатта замышляет убить меня, он еще прежде пытался сделать это, но ему не удалось», и он рассказал историю о прошлом.