Дмитрий Донской

…После некоторых колебаний в 1370 г. Мамай от имени Мухаммад-хана выдал ярлык на великое княжение Михаилу Александровичу Тверскому-Микулинскому — представителю тверского княжеского дома, давнему сопернику Москвы…» (264, 130).

Торговец воздухом

Было время, когда ханский ярлык на великое княжение Владимирское служил «козырным тузом» в политической игре русских князей. Но на дворе уже стояли иные времена. Ханский ярлык давал право на участие в крупной игре, но вовсе не гарантировал выигрыш. Продавая Михаилу Тверскому ярлык без обязательности его исполнения, Мамай, по сути, выступал в роли торговца воздухом. Этого, кажется, не понял простоватый Михаил, плативший за «воздух» тяжелым тверским серебром…

Обычно полный сочувствия к Михаилу Тверскому, создатель Рогожского летописца на сей раз не удерживается от сарказма.

«И взем ярлык (Михаил Тверской. — Н. Б.) и вышел был на княжение на великое, зовучися сам князь великыи. Они же (москвичи. — Н. Б.) не приаша его; не тъкмо же не приаша его, но и переимали его по заставам и многыми пути ганялись за ним, ищуще его, и не стигоша его. И тако едва утече не въ мнозе дружине и прибежа пакы в Литву» (43, 93).

Эту удивительную картину — никем не признанный великий князь Владимирский бежит, словно заяц, запутывая след, от своих могущественных преследователей, которых летописец кратко именует «они», — можно принять за реальность только в том случае, если допустить, что у Дмитрия Московского была предварительная тайная договоренность с Мамаем. Суть ее должна была состоять в том, что Мамай продавал Михаилу Тверскому ярлык на Владимир, но при этом обещал Дмитрию Московскому не вмешиваться в московско-тверской спор и оставлял вопрос о верховной власти на усмотрение судьбы. Наличие такой договоренности более чем вероятно. В Москве хорошо знали давнюю наклонность тверских князей «сидеть между двух стульев» и в трудную минуту метаться между Литвой и Ордой. Соответственно, московские доброхоты заранее убедили Мамая продать тверскому князю ничем не обеспеченный ярлык. И эта затея им вполне удалась. Далее дело перешло в руки московских воевод…

Но в чем Михаил был сильнее московских воевод — так это в стремительности маневра. Плохой стратег, он был превосходным тактиком. Словно налим, он выскользнул из рук своих преследователей и ушел в недоступные для них темные воды. Похвалив шурина за ловкость, Ольгерд вновь выразил готовность поддержать его силой.

Вторая Литовщина

Особый род летописных головоломок представляют даты событий. Летописи часто противоречат друг другу в этом важном вопросе. Историки здесь, как и во всем остальном, предпочитают доверять более древним спискам летописей. Но и они не гарантируют полную достоверность. Поддерживающие ту или иную дату подробности месяцеслова (день памяти святого, церковный праздник, период поста) могут быть внесены в текст летописи «задним числом», при переписке текста много лет спустя. В итоге каждую дату следует проверять и на соответствие общему ходу событий.

Когда Михаил Тверской, ускользнув от московской погони, вернулся из Орды в Литву? Косвенный ответ дает дата выступления Ольгерда и других литовских князей во второй поход на Москву — 26 ноября 1370 года. Согласно летописи, Михаил Тверской шел вместе с Ольгердом (43, 94). Он был с литовцами и при осаде ими Волока Ламского (43, 95). Следовательно, он прибыл в Литву не позже чем к началу похода. Но это значит, что Михаил выехал из Орды не позднее середины ноября. По схваченным ноябрьскими морозами дорогам при бешеной скачке на сменных лошадях (вероятно, пользуясь услугами ордынских ямов) Михаил Тверской мог добраться из ставки Мамая до Литвы дней за десять.

На Николин день (6 декабря) Ольгерд подошел к Москве (43, 94). Осада столицы и на этот раз была недолгой. Опустошив окрестности города и захватив много пленных, литовский князь через восемь дней снял осаду и ушел восвояси.

«Князь же великии Дмитреи Иванович затворися въ граде, а Олексии митрополит тогды был в Новегороде в Нижнем, а князь Володимер Андреевич, събрався силою, стояше в Перемышле, оплъчився. Еще же и к тому приспе князь Володимер Дмитреевич Проньскыи, а с ним рать Рязаньская. И то слышав Олгерд и убояся и начят мира просити, князь же великии Дмитрии взя с ним мир до Петрова дни (29 июня. — Н. Б.). А Олгерд въсхоте вечнаго миру, а хотя дати дщерь свою за князя Володимера Андреевича, еже и бысть. И тако помирився отъиде от Москвы и възвратися в свою землю и идяше съ многим опасением озираяся и бояся за собою погони» (43, 94).

Этот конгломерат сведений нуждается в расслоении и пояснении.

Удар Ольгерда на Волоколамск был местью за участие местных войск в походе Дмитрия Московского осенью 1370 года на Микулинский удел. И хотя это участие было весьма ограниченным («…а волочане с порубежных мест так и воевали»), оно не могло остаться безнаказанным (43, 93).

(Как уже было сказано, Волок Ламский — современный Волоколамск — представлял анклав новгородских земель, зажатый между Тверским княжеством на севере и Московским на юге. Тверские князья издавна не ладили с новгородцами, а соответственно — и с волочанами. Взаимная неприязнь усиливалась частыми пограничными спорами. Московские князья, напротив, умели находить общий язык с новгородцами и в силу этого пользовались поддержкой волочан.)

В расправе литовцев с волочанами с особым удовольствием принял участие и Михаил Тверской. Однако его рать понесла здесь потери. Местными жителями перебито было много тверских воинов, отправившихся небольшими партиями в поисках пленных и добычи:

«А Тферьскыя рати под Волоком убили Луку Аркатова и люди много побили той, который опроче стяга ходили» (43, 95).

Потеряв несколько дней на Волоке и встретив здесь ожесточенное сопротивление, раздосадованный Ольгерд стремительным маршем пошел к Москве. Но за это время митрополит Алексей уже успел принять стратегически важное решение. Он покинул Москву на попечение бояр и князя Дмитрия, а сам отбыл в Нижний Новгород. Можно предположить, что цель этой поездки состояла в том, чтобы в трудную минуту удержать братьев Константиновичей от измены московскому делу. Особенно сильные сомнения вызывала позиция Бориса Константиновича. Женатый на дочери Ольгерда, городецкий князь мог выступить на помощь тестю или же попытаться захватить нижегородский стол. Присутствие митрополита с его грозным оружием интердикта должно было обеспечить интересы Москвы в этом регионе. Вероятно, Алексей потребовал от суздальских братьев не мешкая выслать войска на помощь осажденной литовцами Москве.

Между тем 17-летний серпуховской князь Владимир Андреевич стоял с войском в Перемышле - не далеком окском Перемышле, располагавшемся между Калугой и Козельском, а подмосковном Перемышле, находившемся на притоке Пахры речке Моче (229, 151). Очевидно, он пришел сюда, поднявшись вверх по течению Лопасни, истоки которой отделяли от реки Мочи всего 10 верст. Отсюда до Москвы было примерно 60 верст — расстояние дневного перехода конного войска. В Перемышль на помощь Владимиру Серпуховскому — вероятно, по той же Лопасне — явился князь Владимир Дмитриевич Пронский с рязанским войском.

Созданная Владимиром Серпуховским и Владимиром Пронским угроза удара по литовским тылам была быстро осознана Ольгердом. На этот ход противника он ответил не менее сильным дипломатическим ходом. Литовский князь не только предложил Дмитрию Московскому перемирие «до Петрова дни» (29 июня 1371 года), но и выдвинул стратегически значимый проект: «въсхоте вечнаго миру, а хотя дати дщерь свою за князя Володимера Андреевича» (43, 95).

Это предложение заставило москвичей крепко призадуматься. Вероятно, было созвано нечто вроде расширенного семейного совета с участием духовенства и бояр. С одной стороны, «вечный мир» с Литвой мог быть полезным для дальнейшего усиления Москвы и «собирания русских земель». С другой — здесь таилась опасность раскола московского семейства. Имея такого могущественного тестя и родственные связи в Литве, Владимир Серпуховской мог со временем выйти из подчинения своему кузену Дмитрию Московскому. Вероятно, мнение серпуховских бояр и самого Владимира стало решающим. Совет согласился принять предложение Ольгерда.