Страница 15 из 60
Я качаю головой.
— Я знал, что он причиняет боль женщине. Это все, что имело значение в тот момент, и этот ублюдок заслужил то, что получил, — объясняю я опасно низким голосом.
Она вздрагивает от моих резких слов, возможно, вспоминая ту ночь и то, что я сделал, чтобы защитить ее. Я уже не тот невинный маленький мальчик, которого она знала тогда. Я сильно изменился за эти годы. Просто надеюсь, что мы сможем снова найти родство, как раньше. И я надеюсь, что она сможет преодолеть свой очевидный страх передо мной.
Я двигаю челюстью из стороны в сторону, прежде чем продолжить: — Я надеялся, что это ты после того, как столкнулся с тобой в коридоре, но я не был полностью уверен, пока не увидел родинку на твоей шее.
Она рассеянно протягивает руку, чтобы коснуться кончиками пальцев метки в форме сердца.
— Ты и это запомнил, да? — шепчет она.
— Я помню о тебе все, Лина.
При упоминании моего прозвища ее глаза расширяются от удивления. Я уверен, что ее так не называли с тех пор, как она жила здесь, и чертовски приятно снова иметь возможность называть ее так.
— Я так старалась забыть тебя, — признается она в порыве чувств. — Воспоминания о тебе были как самая сладкая пытка. В какой-то момент ты был единственным хорошим моментом в моей жизни, и мне было трудно заново пережить это в памяти, потому что я знала, что, вероятно, никогда больше тебя не увижу. Но иногда ты был просто спасительной милостью, в которой я нуждалась. Единственным, кто помогал мне пережить одни из самых ужасных периодов в жизни.
Я хочу спросить ее, где она была, но знаю, что ей нужно сделать это самой. Ей не нужно, чтобы я давил на нее, чтобы она рассказала свою историю. Итак, я тихо сижу в кресле, наблюдая, как она медленно ест мороженое, и просто наслаждаюсь нахождением с ней в одной комнате, когда все расставлено на свои места, и она по-настоящему трезва впервые с тех пор, как приехала.
— Нико, — тихо говорит она, и, клянусь, мое сердце перестает биться. Я не слышал, чтобы она произносила мое имя десять гребаных лет, и это как будто отдаленное воспоминание раскрывается глубоко в моем сознании.
— Как ты нашел меня? — спрашивает она.
— Чистая удача, — признаюсь я. — Когда твоя мама забрала тебя и исчезла, мы потратили годы, пытаясь выяснить, куда ты подевалась. Это было так, как будто ты просто взяла и исчезла. Как призрак. — Мои руки сжимаются в кулаки на коленях, когда я думаю о том, что сделала ее мать. Для Селины. Для моей семьи. Для меня. Для нас.
— Я должна была сказать тебе правду в тот день, когда она пришла за мной, — говорит она, прежде чем поставить на стол уже пустую миску. Просто осознание того, что она поела любимое мороженым, в некотором роде приносит мне умиротворение. — Моя мать уже однажды продала меня за наркотики, когда ваша семья спасла меня. А потом… она сделала это снова.
— Черт, — шиплю я. Я имею в виду, это была одна из теорий, которую я подозревал с самого начала, но услышать холодную, суровую правду, исходящую прямо из уст Селины…
— Она продала меня Константину Карбоне через несколько месяцев после того, как забрала отсюда, — говорит она с болью в голосе.
Мой мир внезапно перестает вращаться, все резко останавливается. Мне приходится заставить себя произнести следующие слова, потому что я поражен этой новой информацией.
— Ты была с ним последние десять лет?
Она кивает.
Черт. Я надеялся, что он совсем недавно запустил в нее свои когти, ради нее самой. Но тот факт, что она была с ним все время своего исчезновения, когда она была несовершеннолетней, всего тринадцати лет, такой юной, и невинной заставляет мою гребаную кровь вскипеть. Я чувствую, как гнев просачивается из каждой поры моего тела, мои мышцы вибрируют от неизжитой ярости.
— Вот сукин сын, — бормочу я себе под нос. — Затем я смотрю на нее и требую: — Расскажи мне все.
Я не могу больше ждать ни секунды. Мне нужно знать правду. Мне нужно точно знать, что произошло, чтобы я мог выжечь землю и все, что от нее останется, пока не найду этого ублюдка и не засуну его на шесть футов под землю, где ему, блядь, самое место.
Селина медленно опускает ноги и встает, поворачиваясь ко мне спиной, когда начинает говорить. Похоже, она не хочет видеть мою реакцию на ее историю, и меня это устраивает. В любом случае, я не думаю, что смогу сейчас скрыть от нее свои истинные чувства за непроницаемым лицом. Я всего лишь человек.
— В ту ночь мы пробыли в мотеле всего несколько часов. Моя мать исчезла из комнаты, вернулась на высоте воздушного змея и объявила, что мы уезжаем просто ни с того ни с сего. Я пыталась дозвониться тебе, но она выдернула телефонный шнур из стены и ударила меня. — Ее рука скользит к щеке, как будто она вспоминает боль. — Сказала, что убьет меня, если я попытаюсь связаться с тобой. — Она обхватывает себя руками, защищаясь. — Она взяла номер, который ты мне дал, и спустила его в унитаз, чтобы быть уверенной, что у меня не будет возможности связаться с тобой.
Я всегда удивлялся, почему Селина никогда не звонила, но никогда не думал, что ее мать может быть такой жестокой и злой. Возможно, я должен был знать или как-то чувствовать это, но тогда я был просто глупым ребенком. Я все еще смотрел на мир через розовые очки, не веря в истинное зло, пока позже в жизни не убедился в этом лично, после того как начал работать на своего отца.
— Мы неделями жили в машине, — продолжает она. — Моя мама потратила все деньги, которые дали нам твои родители, на немного еды и много наркотиков. Мы даже не могли позволить себе остановиться в отеле, — говорит она, с отвращением качая головой. — И вот однажды, когда мы сидели в закусочной, она смотрела новости по одному из телевизоров. Что-то о том, что Константина Карбоне оправдали по предъявленным обвинениям и выпустили из тюрьмы.
Сейчас она расхаживает по комнате, и я слышу дрожь в ее голосе при одном упоминании его имени.
— Выражение лица моей мамы. Я никогда этого не забуду. Она выглядела умиротворённой. Как будто она только что стала свидетельницей какого-то чуда.
Я закрываю глаза и зажимаю переносицу большим и указательным пальцами. Черт возьми, ее мать увидела в освобождении Константина решение своих проблем. Она была готова продать собственную дочь, только чтобы получить следующий кайф. Невероятно, на что в конечном итоге идут некоторые люди, чтобы получить то, что они хотят, особенно когда они зависимы от чего-то.
— Несколько дней спустя мы поехали обратно в Нью-Йорк. Я была так взволнована. Думала, что она действительно образумилась и позволит мне остаться с тобой и твоей семьей.
Ее плечи опускаются, когда она глубоко вздыхает.
Я откидываюсь на спинку стула и хмурюсь. Могу только представить, как была бы взволнована Селина, думая, что снова увидит меня. Она мало что знала о планах своей матери по отношению к ней.
Селина перестает расхаживать по комнате и встает передо мной, уставившись в пол, ее глаза бегают, как будто вспоминая что-то.
— Но она поехала в доки. Двое мужчин вынудили меня выйти из машины. Они довольно сильно избили меня, потому что боролась за свою жизнь. Я не хотела идти с ними. Кричала, умоляя мать помочь мне, но увидела выражение ее глаз. Я видела это раньше. Это был тот же взгляд, которым она наградила меня, когда впервые продала.
Я наблюдаю, как она снова начинает расхаживать по комнате, обхватив руками живот, как будто следующие слова, которые вот-вот сорвутся с ее губ, причинят ей физическую боль. Мои пальцы впиваются в ткань подлокотников кресла, готовясь к неизбежному удару.
— Когда я впервые встретила Константина, то поняла, что он был самим дьяволом в костюме от Армани. Он говорил мне самые приятные вещи, называл меня своим маленьким питомцем. — Она резко втягивает воздух, как будто ей больно дышать. — Той ночью он силой лишил меня девственности. Это был худший день в моей жизни. Я просто помню боль и кровь. Так много крови, — шепчет она.