Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 16

К 1918 году «живое слово» уже отчетливо воспринималось как общее понятие для самых разных направлений. Само появление этого термина отражало стремление широкого круга художников и специалистов объединить свои усилия. Его свидетельством служит недолго просуществовавшее периодическое издание «Голос и речь»126. Журнал «для ораторов, юристов, проповедников, педагогов, певцов, лекторов, артистов и любителей красноречия», как он сам себя описывал, выходил в 1912–1914 годах под редакцией актера Анатолия Долинова (и некоторое время Юрия Озаровского). Руководитель московской студии декламации, позже директор Государственного института слова Василий Сережников отмечал, что «Голос и речь» служил

яркой иллюстрацией сближения представителей науки и искусства: в числе сотрудников журнала были физиологи, психологи, лингвисты, врачи, преподаватели чтения, пения, актеры, судебные деятели и др.127

Это перечисление довольно точно отражает будущий профессиональный состав сотрудников Института живого слова, появившегося всего лишь через четыре года после закрытия «Голоса и речи». В журнале свои статьи о мелодии речи и истории декламации печатал Вс. Всеволодский-Гернгросс. Среди авторов также были Ф. Зелинский, А. Кони, языковеды Василий Чернышев и другие будущие сотрудники института. В свою очередь, соединение науки и художественного опыта, отмеченное Василием Сережниковым, станет одной из конститутивных особенностей Института живого слова128.

Мелодия речи

Историю ИЖС с точки зрения изучения звучащей литературы можно разделить на два основных периода. Первый связан с 1) привлечением специалистов широкого диапазона, начиная с психофизиологии и медицины и заканчивая гуманитарными науками, включая те, что были связаны со словесным искусством; 2) поиском общих оснований для междисциплинарных проектов. Одним из таких общих оснований стало изучение мелодии речи, точнее, изучение интонации художественной речи под углом музыкального подхода. Для первого периода была также характерна попытка соединить научные подходы с опытом, накопленным современным театром, наработками педагогов театральных школ и студий и т. д. Обратной стороной этих поисков была расплывчатость институтских интересов. По словам Всеволодского-Гернгросса, все отделы должны были «проходить через фильтр „слово“»129. Хронологические рамки первого этапа – осень 1918 и зима 1921 года.

Второй период, с весны 1921‐го по начало лета 1923-го, отличался от первого тем, что изучение звучащей литературы начало осознаваться (как минимум, частью сотрудников института) как самостоятельная область исследований. Именно словесное отделение, созданное весной 1919 года130, станет определяющим в поисках нового направления научной и практической работы ИЖС. Фактически словесное отделение в эти годы противопоставило себя театральному, а его сотрудники предложили реформу во всех сферах работы института, включая преподавание и научную работу. Акцент на науке был связан с переходом ИЖС во второй половине 1921 года из подчинения Главпрофобру (Главному управлению профессионально-технических школ и высших учебных заведений) в другое ведомство – Главнауку131. «Мы перешли в Главнауку и поставили во главу угла научную, а не учебную деятельность», – объяснял в 1927 году Всеволодский-Гернгросс132. Этот короткий период был крайне продуктивен для нового исследовательского направления, на некоторое время объединившего формалистов. Однако их планы и видение развития института очевидным образом расходились с планами Всеволодского-Гернгросса. Осенью 1921 года он выступит с идеей организации при ИЖС Экспериментального театра (на основе его же институтской театральной студии), который начнет работу в следующем году. Концом этого периода стал кризис 1923 года, когда Всеволодский-Гернгросс вынужден был отойти от руководства институтом.

ИЖС был торжественно открыт 15 ноября 1918 года. В «Положении об Институте живого слова» сообщалось, что

Учебный Отдел имеет целью подготовку мастеров и инструкторов живого слова в областях: педагогической, общественно-политической и художественной, как то: педагогов общей школы, поэтов, писателей, ораторов, сказителей, актеров, певцов и пр.133

В этом перечне обращает на себя внимание то, что специального направления, посвященного обучению чтецов, в первый год существования института предусмотрено не было, однако эта работа, сосредоточенная в студиях, несомненно велась134. Особенно важно, что основой репертуара исполнителей, занимавшихся в студиях ИЖС, была современная поэзия:

Мы, во-первых, отказались от всех старых традиционных декламационных навыков и приемов, от всей той декламации, которой торговали профессиональные актеры, – вспоминал в 1927 году Всеволодский-Гернгросс. – Все они были признаны несостоятельными. <…> Затем для того, чтобы начать строить что-то новое, мы взяли совершенно новый декламационный матерьял: вместо излюбленных Пушкина, Толстого, взяли поэзы Бальмонта, начиная от символистов и кончая пролетарскими поэтами, захватив и имажинистов. Затем мы совершенно отказались принимать в стихах только их смысловую и эмоциональную образную сторону, нас стала интересовать его музыкальная сторона. Этот упор на речевую музыку был основным упором вновь составившейся декламационной школы135.

К преподаванию и научной работе в вузе помимо театральных педагогов были привлечены лингвисты, врачи, психологи и т. д. В результате институт на некоторое время стал местом, где соединилось несколько различных подходов к речи, рассматривавших ее как явление физиологическое, политическое, социальное, художественное. «Записки Института Живого Слова» свидетельствуют о том, что в научной работе важное место поначалу отводилось медицинским вопросам, включая дефектологию, психофизиологию, анатомию, патологию и терапию органов слуха и речи136. Это должно было органично дополнять художественное образование: так, например, институтские профессора-физиологи должны были производить постановку дыхания у студентов137. Видную роль в работе института на раннем этапе играли известные врачи – отоларинголог и дефектолог Михаил Богданов-Березовский, а также логопед и дефектолог Давид Фельдберг.

Всеволодский утверждал, что именно возглавляемому им Институту предстоит наконец-то создать «научное „искусство слова“ и освещенную искусством „науку слова“»138. Участие на раннем этапе Льва Якубинского, покинувшего должность ученого секретаря института в начале 1919 года139, и особенно Льва Щербы, занявшего его место, сыграло в истории института важную роль. Разработка нескольких более узких тем должна была способствовать достижению заявленной цели. Сюда относилось: установление начал правильного русского произношения, изучение влияния войны и революции на русский язык, а также исследования мелодии речи140. Работа над последней темой – мелодией речи – служит ярким примером того, как сотрудники института постепенно нащупывали основания для междисциплинарных исследований. Проект изучения мелодии речи был выдвинут Всеволодским-Гернгроссом 14 ноября 1918 года, практически одновременно с началом работы института141. Однако вероятно, что обращению к теме изучения мелодии речи способствовал лингвист Лев Щерба142. Так или иначе, эта тема вызывала горячий интерес Всеволодского-Гернгросса143, что становится понятным, если обратиться к поискам практиков звучащего художественного слова в предыдущие полтора десятилетия.

126

О нем см.: Иванова И. Развитие понятия «живое слово». С. 111–112.

127

Сережников В. Искусство художественного чтения. Вып. 2. Техника речи. М.; Пг.: Макиз, 1924. С. 9.

128

О связи между журналом «Голос и речь» и междисциплинарным подходом в ИЖС см.: Hedberg Olenina А. Psychomotor Aesthetics: Movement and Affect in Modern Literature and Film. Oxford: Oxford University Press, 2020. P. 52.

129

ЦГАЛИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 22. Л. 40.

130

Созданию отделений предшествовала разворачивающаяся зимой и весной 1919 года дискуссия об их необходимости. В ходе нее Л. В. Щерба защищал точку зрения, согласно которой это разделение помешает междисциплинарному характеру работы института. См.: ЦГАЛИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 22. Л. 76 и далее.

131

См.: Белиловская М. Институт Живого Слова, 1918–1924 гг.: Опыт реконструкции фонда. Дипломная работа студентки V курса д/о. 1997. С. 150. https://www.academia.edu/29607084/Институт_Живого_Слова_1918_1924_гг_Опыт_реконструкции_фонда.

132

ЦГАЛИ. Ф. 82 Оп. 3. Д. 32. Л. 125 об.

133

Записки Института Живого Слова. С. 26.

134

См: Тиме Е. Дороги искусства. М.; Л.: ВТО, 1962. С. 96 и далее.

135

ЦГАЛИ. Ф. 82 Оп. 3 Д. 32. Л. 124 об.

136

См.: Записки Института Живого Слова. С. 29. Подробнее о том, как подходы психофизиологии отражались в литературной теории формалистов, включая Б. Эйхенбаума, см. главу 2 (Motor Impulses of Verse. Russian Formalists on Poetry Recitation) в: Hedberg Olenina А. Psychomotor Aesthetics: Movement and Affect in Modern Literature and Film. P. 43–102.

137

ЦГАЛИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 22. Л. 125 об.

138

Записки Института Живого Слова. С. 6.

139

Вассена Р. К реконструкции истории и деятельности Института живого слова. С. 81.

140

Записки Института Живого Слова. С. 98–101.

141

См.: ЦГАЛИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 22. Л. 17 об.

142

На то, что именно Л. Щерба повлиял на начало разработки темы мелодики речи, указывал Борис Эйхенбаум. См.: «Есть здесь учреждение, именуемое „Институтом Живого Слова“. Там, по инициативе Щербы, образовалась компания по изучению мелодии речи, в которую я приглашен – и мне поручено составление библиографии» (Переписка Б. М. Эйхенбаума и B. М. Жирмунского / Публ. Н. А. Жирмунской и О. Б. Эйхенбаум // Тыняновский сборник. Третьи Тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1988. C. 312).

143

На заседании 2 декабря 1918 года Всеволодский-Гернгросс вернулся к идее озвучил предложение заниматься проблемой мелодии речи: «В. Н. Всеволодский предлагает для разработки тему «о мелодии речи». Большое внимание, по словам В. Н. Всеволодского, уделяет этой теме Л. В. Щерба» (ЦГАЛИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 22. Л. 36). Чуть позже, на заседании 9 декабря того же года, обсуждалась судьба этого научного проекта: «Л. В. Щерба принимает предложенную работу и изъявляет согласие участвовать также в разработке темы „Мелодия речи“; для последней работы Л. В. рекомендует еще Б. М. Эйхенбаума. С. М. Бонди рекомендует С. И. Бернштейна» (Там же. Л. 40a об.).