Матрица бунта

В автобиографической повести «Вспять» лауреат премии «Дебют» прошлого года Александр Грищенко преодолевает факты. Реалии детства и родного дома, воспоминания и предания семьи втекают в поток земного времени, высыпаются крупинками песочных часов, так что вся повесть смотрится развернутой метафорой сыпучести, бегучести, невозвратимости нашего бытия.

Лучшее произведение молодой петербурженки Ксении Букши — повесть «Аленка-партизанка» — один из примеров символического реализма. Секрет здесь в образном сближении миров: современно-молодежного, русского народного, авторского мифологического. Повесть манифестирует взгляд нового поколения на революционные мечты о преображении мира. Революция в изображении Букши раскрывает вечную поэзию и трагику юности, молодой воли к красивому, святому, свободному — и крысиное злорадство старушки-жизни, которая всегда готова противопоставить преображенческому импульсу обязаловку голода и немощи, страха и несвободы.

Достойный образец нового реализма представляет и молодая писательница (а также публицист, критик и идеолог нового поколения) Василина Орлова. Этот автор художественность именно что выдерживает — пишет на тонких гранях публицистики и повести, мысли и метафоры. В ее произведениях (возьмем хотя бы повесть «Вчера» из одноименного сборника) реалии нашей жизни отчетливо узнаваемы, часты и прямые высказывания на тему происходящего — однако энергия авторской мысли не обездвиживает образы, и герои смотрятся не показательными типажами, а неуловимыми в своем многообличье людьми. Орлову, не в пример иным молодым реалистам, читаешь ради читательского удовольствия, а не для того чтобы узнать «правду» о поколении. Автор умеет трактовать предметы, по-своему видеть окружающий мир, и оттого от ее прозы остается ощущение упоения живым моментом богатого и на горе, и на радость бытия, благодарности за него и решимости длить свой, непохожий ни на какие другие, путь через обширное разногорье жизни.

В свое время, помнится, Андрей Немзер сурово отчитал Сергея Шаргунова за манифест «Отрицание траура», осудив «тех опытных (и куда более аккуратных в собственных суждениях) профессионалов, что пестуют подобное словоблудие, дают индульгенции за “правильное направление” и невольно приучают сравнительно молодых литераторов к безответственному “учительству” и самоупоенному высокомерию»[100]. Смиренно встать в очередь за строгими напутствиями именитого критика мешает одно соображение: кто, если не сами молодые литераторы, заинтересован в формировании эстетической и мировоззренческой идеи своего творческого поколения?

(Опубликовано в журнале «Октябрь». 2005. № 5)

Пророки второй оси

В тот момент, когда народ потерял ориентиры, у нас почти не нашлось духовных авторитетов, взявших на себя миссию внесения ясности в помраченное сознание масс.

Почему не я? Почему не много еще кто? Ведь в пророках, чудотворцах и мессиях никогда недостатка нет; неблагополучие в воздухе — и вот они, легки на помине.

В расколдованное время, когда одно не более правильно, чем другое, и уже затруднительно выбрать одну из числа известных к настоящему дню религий, — в это время, казалось бы, пророка не очень-то ждут, как не ждут Деда Мороза повзрослевшие дети. Ведь пророк претендует на возмутительную легитимность высшей правоты. На единичное представительство от имени незримого. Пророк — «Дед» с не заработанным и не купленным, а с ниспосланным — с самого неба в его мешок — подарком. Дед, меченный чудом. Чудо и есть праздничная ипостась Откровения, а Дед в гостях — репетиция встречи с вещью-в-себе. Взрослея, мы упускаем из виду спасительный смысл волшебства. Подарок перестает быть знаком благословения, а фигура Деда лишается пафоса единичности и неподдельности, дробясь в нашем восприятии на множество муляжных специалистов по развлечению и поучению детей. Прагматизм нашего комфортного сотрудничества с верами, идеями и учителями как специалистами по утешению — чем не аналог вызова на дом ряженого волшебника?

Но откуда в нас это остаточное замирание сердца — перед образом несущегося к нам в голубом вертолете вестника нового года, новой жизни, новой судьбы? Почему горазды расшибить физиономию «апостолу» чужого кумира? И играем в фабрику звезд, надеясь однажды угадать, отличив того, кто заведомо избран (не нами)? Массы бредят звездой, как элита — гением. Эпоха тоскует по аутентичности Дедовой бороды.

Эта тоска — ростки новой жажды, новой надежды, которые только-только начинают пробиваться сквозь рубежную усталость. Прошедший решительный век задавил наследников колоссальностью разочарований. Завершение тысячелетних исканий европейской цивилизации, кризис непреложной для недавнего времени идеи гуманизма, скомпрометированность утопий, прерванность традиций, сжигание святынь… Знаменитая система воззрений на историю человечества, выстроенная Карлом Ясперсом в работе «Истоки истории и ее цель» (1948), выглядит актуальным средством опознания современной эпохи. Не наложить буквально кальку наблюдений философа на окружающую реальность, но говорить о ней его языком — просится. «Ось» для нас не столько историческая модель, с которой тягаемся срифмоваться, сколько точная метафора происходящего. Мотивы осевого брожения и осевой шанс выбродить нового человека — спасительную и тревожную ясность такой задачи вносит в наши рубежные блуждания Карл Ясперс.

Мы живем в эпоху скрытого разброда, смысловой безопорности. Мы ритуально проживаем опыт великой исторической катастрофы. В уменьшенном, можно сказать, сценическом масштабе. Но — не играем. Потому что — пусть размахом нам не равняться на гибель доосевой архаики, на преломление мифов в мировые религии, на первый прорыв мысли за пределы видимости, к представлению об абсолютном — решающее, смыслообразующее для эпохи крушение прочности мира случилось. «Расколдованность» и есть катастрофа обрушения старых «мифов» — в нашем случае идей и вер, наработанных за века европейского триумфа, — как гарантов смысла, содержательности, вдохновенности нашей жизни.

Но время «оси» — это не только разброд. Обретенная, по Ясперсу, в осевую эпоху способность к рефлексии, оценке, экспертизе знания послужила не только развенчанию. Это было крушение ради создания кардинально нового. Для Ясперса — прежде всего нового человека. И в этом тоже — преемственность ритуала осевого брожения. Главным итогом прошедшего века, как это чувствовал из его середины сам Ясперс, стал вопрос о сохранении существа человечности. Человеческого образа не в биологическом — духовном смысле.

На наших глазах созревают брожение и упование нашей оси времени, наше взыскание новых путей спасения и нового откровения о человеке. Современные писатели, обращаясь к теме благословенного пророчества, пытаются выяснить: на что теперь уповать? И — уловить, по чьей вине мы обманулись в прежних своих надеждах — кумирах, пророках, вождях, учителях и учениях.

Пророческий сюжет и есть размышление о способе обретения действенной правды как опоры жизни человека.

В метафорическом смысле любые годы ценностного разброда нам современны. Излет советской эпохи в повести Владимира Маканина «Предтеча», и октябрьская революция в романе Михаила Левитина «Поганец Бах», и одна из древнейших революций — дискредитация жреческой веры в романе Дмитрия Орехова «Будда из Бенареса» близки нам так же, как дни скорого будущего в романах Павла Крусанова «Американская дырка» и Павла Мейлахса «Пророк».

Пророческий сюжет писатели развивают как вопрос о двух насущных возможностях: подлинного духовного откровения в осиротевшую верой эпоху (линия сверхчеловека — учителя, пророка, вождя) и просветления души обыкновенной, непосвященной, не наделенной даром, сверхсилами и дерзновением (линия частного человека — ученика, последователя, паствы, толпы). Лидерству соответствуют и противостоят частность, интимность нужд простого человека, одержимости — непосвященность, немощь ученика. Поэтому пророческий сюжет часто располагает двумя равноправными героями. У Павла Крусанова, Михаила Левитина и Дмитрия Орехова в романах двойная динамика: две истории духа, два пути, направленных не то навстречу, не то наперекор друг другу. Кто тут истинно герой, кто — поносимый антагонист?

100

Почти без гостинцев // http://www.ruthenia.ru/nemzer/jurnaly18_12.html.