Если ты простишь

— Ни слова больше, — перебил меня муж, делая шаг назад, от стола. И я, неожиданно ощутив уязвимость в его голосе, скользнула следом, встала с дивана и шагнула вперёд, к Вадиму. — Лида, не надо меня…

Он хотел сказать «трогать». Я знаю.

Но я решила, что не стану слушаться.

Потому что это был мой шанс. Сейчас, когда Вадим расслаблен из-за алкоголя и сигар, сейчас, когда он удивлён моим поступком и ответом Аришки, сейчас… когда я так хочу его обнять, боже мой!..

И я сделала это — обняла его, обвив руками шею, прижалась, ощущая, как ноздри наполняет знакомый и до безумия приятный аромат его посиделок с друзьями, и прошептала, потянувшись за поцелуем, которого желала в этот момент сильнее всего на свете:

— Вадим, пожалуйста, поверь мне один-единственный раз… Прости и поверь… И, клянусь, я никогда в жизни больше не предам тебя… Пожалуйста! Один только раз!

Его тело не отзывалось — и осознание этого факта почти убивало меня. Я хорошо помнила, каким бывает Вадим, когда возбуждается в ответ на мои прикосновения, — и вот сейчас всё было иначе.

Он словно застыл, как мраморная статуя. Ледяная колонна, которой безразлично, что к ней прижимается любящая и горячая женщина.

— Лида, отпусти меня. Не нужно.

— Вадим… — Я всё ещё не хотела признавать, что у меня ничего не получилось.

Как же так? Ведь Вадим всегда хотел меня. Теперь я настолько ему отвратительна?..

— Не нужно, — повторил он с такой усталостью, что у меня в буквальном смысле опустились руки. Я перестала обнимать его, но далеко не отошла, продолжая стоять рядом. Всё на что-то надеялась. — Лида, Аришка — ребёнок. И ты её мама. А я — взрослый мужик, которого ты кинула, написав дурацкое сообщение в мессенджер, и улетела со своим саксофонистом. Ты мне неприятна. Мне мерзко даже думать о том, чем ты с ним занималась эти две недели.

Я нервно передёрнула плечами. Очень хотелось сказать, что мне и самой мерзко, но… это сделало бы только хуже.

— Аришка молодец, я не спорю. Она сможет со временем отпустить эту ситуацию, особенно когда окончательно поймёт, что дело не в нас, а в тебе. Это тебе все эти одиннадцать лет всё время чего-то не хватало. Я чувствовал.

Мне нечего было сказать в своё оправдание — Вадим был прав.

Я действительно воспринимала наш с ним брак как тюрьму, в которую сама себя посадила. И все его попытки исправить моё отношение рассыпались прахом — потому что я убедила себя в том, что являюсь всего лишь вещью Вадима. И не видела ничего вокруг.

Бывают розовые очки — а у меня, кажется, были чёрные.

— Вадим… — прошептала я, непроизвольно начав плакать, но он покачал головой и вновь отошёл в сторону.

— Не нужно, Лида. Я не смогу тебя простить. Давай просто разведёмся. И… раз Аришка теперь в курсе… это можно сделать гораздо быстрее.

Сказав это, Вадим стремительно вышел с кухни.

А я осталась стоять, ощущая себя так, будто он пронзил моё тело острым мечом. И теперь мне ничего не оставалось, как просто упасть на колени и по-тихому умереть.

24

Вадим

Будильник разбудил меня на час позже обычного.

Новый диван оказался чудовищным. Я думал, привыкну, но нет. Скорее всего, если бы я не занимался спортом, каждое утро просыпался бы в таком состоянии, будто меня всю ночь били палками.

Вообще могу выразить искреннюю благодарность за тело, которым мне посчастливилось обладать. Несмотря на испытания в прошлом, сейчас жизнь словно выплачивала компенсацию за предоставленные неудобства.

Мне сорок пять, но мой организм до сих пор почти безупречен, как швейцарские часы.

У меня никогда не было головных болей, депрессии, не прихватывало спину, не болели колени, и даже, прости господи, член ни разу не давал осечки и действовал всегда строго по уставу. Более того: я до сих пор не совсем понимаю, что имеют в виду люди, когда говорят, что у них похмелье. Как это ощущается? На словах понимаю, на практике — нет.

Мои друзья-ровесники таким похвастаться не могут. Как-то раз после Третьей Пятницы мы не разъехались, а остались на ночёвку у Виктора. Утром всех дружно затошнило. Сашка ещё тогда пошутил, что это интоксикация, но не от алкоголя, а от моего отвратительно бодрого вида.

Умываясь перед зеркалом, обратил внимание, что даже мешков под глазами нет. Чудеса, да и только.

Выйдя из ванной, я быстро надел утеплённый спортивный костюм и вышел на пробежку в пустынный утренний город выходного дня.

Суббота обещала быть солнечной — небо было ясным, и намёки на рассветное зарево уже виднелись между домами вдалеке. Но температура воздуха тем не менее была ноябрьской, за ночь опустившись почти до нуля. Существенно облысевшие деревья вовсю готовились к зиме, а утренние лужи покрылись хрупким слоем льда.

Так уж получилось, что во время пробежки я много думал про Лиду, точнее, про наш вчерашний разговор. В основном просто прокручивал в голове, что говорила она, что отвечал я. И в очередной раз понял: внутри ничего не изменилось. Моя решимость не пошатнулась. Разве что… Возможно, мне даже стало немного легче, потому что своим объяснением с Аришей Лида ускорила процесс нашего окончательного расставания. Теперь всё закончится быстрее, чем я думал. Ну и хорошо.

И да — конечно же, я был бесконечно счастлив, что Арина сразу, не задумавшись, выбрала меня.

Остальное не настолько важно.

В парке не встретил ни одного человека. Пробежав три круга, довольный и потный направился к дому. Время до сих пор было раннее, поэтому я надеялся, что успею посидеть в тишине, почитать книгу или пройтись по планам на день, пока все спят.

Последние сто метров, оставшиеся до подъезда, пробежал с ускорением и, тяжело дыша, зашёл внутрь. Лифт ждать не пришлось. Радуясь, что поеду один, потому что в таком неприглядном виде не хотелось бы никому показываться, я зашёл в кабинку, но тут в закрывающиеся двери заскочила девушка лет двадцати. Я поздоровался, она кивнула в ответ и беззвучно пошевелила губами. Судя по усталому виду и кругам под глазами, работала где-то в ночную смену.

Получилась какая-то неожиданная, я бы даже сказал, непрошеная интимность.

Я, вспотевший и тяжело дышащий, словно сексом только что занимался, еду в маленьком лифте с молоденькой девушкой, оба не смотрим друг другу в глаза, будто любовники, пожалевшие о содеянном.

Но всё это было лишь в моей голове. Спутница, скорее всего, думала только об одном — быстрее бы лечь спать.

Попрощавшись, я вышел на своём этаже и уже собирался идти дальше к квартире, как вдруг услышал в ответ странное и неожиданное:

— Чао-какао!

Я обернулся. Двери лифта уже почти закрылись, но я успел увидеть, как девушка мне ещё и подмигнула.

А может, показалось?

Наверное, у меня просто давно не было секса. Хотя, если честно, я этого даже не заметил. На стрессе от Лидиного предательства у меня случился ментальный целибат. Даже мыслей о сексе не возникало. Но после того, как Лида вернулась и мы всё обсудили, демоны похоти вновь заняли прежние места.

То ли ещё будет…

Зайдя в квартиру, я разулся и снял потную футболку, покосившись на отражение в огромном зеркале, что висело у нас в коридоре.

Да, я стал чаще оценивать себя со стороны. Будто бы начал готовиться к новому этапу в жизни и оценивал свои шансы.

К слову сказать, я никогда не был нарциссом, несмотря на то, что поводов было хоть отбавляй.

Последние одиннадцать лет я не отвечал никаким женщинам взаимностью, оставаясь радикально верным Лиде, но мне тем не менее льстило, что и седина в висках, и некоторые морщины, навсегда поселившиеся на моём лице, совсем не влияют на мою привлекательность для противоположного пола. Более того, диапазон женщин, которым я интересен, с годами лишь расширился. Я нравился не только ровесницам, но и молодым девушкам. Порой даже очень молодым, вон как наша новая уборщица Оля.

Да, это было приятно, хотя, пока я был с Лидой, и не являлось для меня по-настоящему важным. Я всегда считал, что нет никакого благородства в верности своей женщине при отсутствии интереса со стороны других женщин.