Если ты простишь

Оказалось, что пришла одна только дочь. Вадим, доведя её до двери квартиры, позвонил в звонок и сразу ушёл, не дождавшись, пока я открою.

Показательно…

— Ну, мама, рассказывай! — произнесла Аришка с улыбкой, заходя в прихожую. Сбросила с ног осенние сапоги ярко-оранжевого цвета и почти убила меня следующей фразой, которую сказала пусть и улыбаясь, но вполне серьёзно — так, как это часто делал Вадим: — Где тебя носило целых две недели? Это же не было командировкой, да?

Кажется, мы с Вадимом недооценили Аришку…

15

Вадим

Жена одного исторического персонажа как-то сказала, что чувствует настроение мужа по тому, из чего соткана тишина в его комнате.

Нечто подобное стало происходить со мной и дочкой в прошедшие две недели, пока её мать гонялась за призраком счастья. Я и раньше неплохо улавливал настроения Арины, но в последние дни этот навык как будто бы вышел на новый уровень. Скорее всего, я просто начал ещё больше прислушиваться к ноткам в её голосе и присматриваться к движениям тела и мимики, дабы определить, что она понимает о поступке своей мамы. Мне нужно было решить, как действовать дальше, чтобы уменьшить урон, который мы с Лидой неизбежно нанесём Арине нашим разводом. К тому же я всегда старался избегать лжи в любом виде и в любой дозировке в отношениях с дочкой. Поэтому, если бы я заметил, что она в курсе побега матери, я бы объяснил Арине всё, чтобы она не считала меня обманщиком. В том числе рассказал бы, почему не признался сразу.

Но всё же я склонялся к мысли, что Арина лишь догадывается, что ни в какую командировку её мать не ездила. Но что в таком случае было у дочери в голове? О чём она думала?

И вот, как только мы оказались с ней вдвоём в машине, я почувствовал едва уловимую недосказанность, вопрос, который как неприкаянный висел в воздухе, вместо того чтобы быть произнесённым Ариной. Вопрос про маму. Будь дочь постарше и погрубее, он бы мог звучать примерно так: «Что за херня между вами происходит и где мать шлялась две недели?» Но Арина молчала.

Мы быстро доехали до гипермаркета и неожиданно обнаружили, что часть парковки закрыта для каких-то ремонтных работ, а оставшаяся часть, несмотря на ранний час, почти вся заполнена машинами. Ариша сказала, что быстрее сама найдёт рабочую тетрадь и оплатит её на кассе, чем я буду искать, где поставить машину, и встречу её на выходе. Вызов был принят. Я приостановился возле главного входа, у дочки в глазах загорелся соревновательный огонёк, и она умчалась навстречу победе, а я продолжил поиски парковочного места.

Интересно, что ещё год назад у меня не получилось бы вот так выпустить Арину одну в магазин. Сепарация ребёнка оказалась для меня непростым испытанием, несмотря на то, что дочка редко сама подкидывала поводы для переживаний. Никаких неадекватных выходок я от неё уже давно не жду. Точнее, жду, но когда начнётся пубертат. А пока можно расслабиться.

Однако тот факт, что Арина давно была разумной девочкой и не совершала диких поступков, проблему с «отпусканием» ребёнка не решал никак. Мне понадобилось специально поработать над собой, чтобы шаг за шагом дать больше свободы дочке и поменьше душить её своей заботой. Даже не хочу представлять, что будет, когда она повзрослеет, впервые приведёт ко мне какого-нибудь чёрта и скажет: «Папа, знакомься, это мой парень. Я переезжаю жить к нему». Бр-р-р... Впрочем, если Арина после развода выберет Лиду, то следующий этап сепарации наступит совсем скоро. Нет, конечно же, я никуда не денусь из жизни дочери, но многое изменится.

Я заметил в соседнем ряду выезжающий «гелик» и, отогнав размышления и воспоминания, быстро поехал занимать парковочное место. Если у нас с Ариной равные шансы на победу, я не поддаюсь ей никогда. Во-первых, люблю соревнования и люблю выигрывать, а во-вторых (и, на самом деле, в-главных), я хочу, чтобы дочка умела добиваться поставленных целей. А вечные поддавки этому плохо способствуют. Хотя, надо сказать, соревновательный дух у неё и так есть. Удивительным образом оказалось, что Арина во многом больше похожа на меня, чем на родную мать.

Например, склонность дочки анализировать информацию, искать логические ошибки, да и в целом раскладывать всё по полочкам, будь то учебники или возникающие в голове вопросы и ответы. Порой это очень удивляет. Не читал ничего на подобную тему, но это как будто бы какая-то приёмная генетика.

Да, я не биологический отец Арины. Но она единственный мой ребёнок, других у меня не было и не будет.

В детстве я болел лейкемией, от которой, кстати говоря, спустя несколько лет после моего рождения умер и мой отец. Мне повезло больше. Мама с бабушкой приложили неимоверные усилия, убили кучу нервов и времени и вместе с врачами победили мою болезнь, точнее, добились ремиссии, которая длилась уже более тридцати лет. Но цена была огромной. Мы продали наш любимый дом, вместе со всеми ценными вещами, семейными реликвиями, в том числе мамиными и бабушкиными картинами, которые они всю жизнь отказывались продавать. Дом, где выросла моя мама и где рос я до момента, когда нам понадобились деньги на лечение.

Помимо материальных трат, я заплатил ещё и здоровьем, в частности возможностью иметь детей. Узнал я об этом самым худшим из возможных способов. Задолго до Лиды у меня была жена. Мы познакомились на выставке Николая Рериха в Третьяковской галерее. Через год расписались, а ещё через полгода жена забеременела. УЗИ на раннем сроке выявило серьёзные отклонения в развитии плода…

Жене пришлось сделать аборт.

Пережить эту трагедию вместе нам не удалось: мы развелись. А через некоторое время я получил дополнительное доказательство к предположениям врачей о причинах отклонений у ребёнка. Моя бывшая жена повторно вышла замуж и вскоре родила здорового малыша.

Вот тогда я и решил, что никакой человеческий фактор, нелепая случайность, пьяная выходка, хоть всё это и не похоже на моё обычное поведение, но тем не менее — ничего из вышеперечисленного не должно привести к тому, чтобы ещё один ребёнок умер в результате аборта или родился инвалидом. Я сделал вазэктомию. Это не было актом отчаяния. Нет, я был уверен, что всё равно рано или поздно обрету семью.

В дальнейшем у меня были отношения с разными женщинами, и с одной из них мы даже завели разговор про искусственное оплодотворение донорской спермой, но та женщина не была готова на такой шаг, считая, что мужчины не способны любить неродных по крови детей. Убедить её у меня, к сожалению, не получилось. У другой моей партнёрши тоже были проблемы со здоровьем, и, когда она узнала про мои «особенности», решила, что двое людей с бесплодием в одной семье — это перебор, и мы расстались. Третью панически напугал мой рассказ про лейкемию в детстве, и, хотя передать свою наследственность я больше никому не мог, ей оказалось достаточно и этого.

В общем, всякое бывало. И всё безуспешно.

Думаю, это была бы очень грустная история, если бы сейчас я не шёл по парковке встречать свою любимую Аришку. Она — награда за трагедию и боль, которые свалились на меня в прошлом. Она — результат того самого пути, который называют неисповедимым. И спасибо Богу за него.

Выяснилось, что я проиграл — Арина добралась до выхода раньше, чем я успел припарковаться и дойти до него. Так что теперь, сжимая в руках рабочую тетрадь, дочь сияла победной улыбкой.

Добравшись до школы, мы обменялись поцелуйчиками в носы: вначале я Аришку, потом она меня, — наш обычный ритуал на прощание.

— Я подъеду впритык по времени, так что будь готова, хорошо?

— Да, пап, — сказала Ариша, захлопнула дверь машины и, махнув рукой на прощание, побежала к подруге, которая ждала её у входа в здание.

А я, провожая дочку взглядом, невольно повторил уже вслух то, что недавно звучало в моей голове: «Спасибо Богу...»

16

Вадим

После расставания с Ариной настало время уделить внимание другому моему «ребёнку» — в этот раз на профессиональном поприще. Студию архитектуры и дизайна, организованную мной много лет назад, я назвал «Баухаус» — в честь немецкой школы, оказавшей огромное влияние на развитие архитектуры в двадцатом веке.