Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 17



– Это уже в прошлом.… Сейчас вполне легальный бизнес. Мы люди порядочные. Семейные. У нас с Жанной две дочери. В это время они спят. Болезнь передаётся только по мужской линии…

Не дождавшись Адама, Ева вышла на свежую ночную улицу. От бренди немного кружилась голова. Она немного прогулялась туда-сюда, пытаясь рассмотреть окружающую действительность, но в тусклом свете фонарей это оказалось делом довольно сложным. Решив оставить экскурсию по городу на более светлое время суток, Ева подошла к двери антикварного магазина и дёрнула призывно болтающийся колокольчик. Немного подождала, и так как не получила никакого ответа, то сама толкнула дверь. Дверь радостно распахнулась, Ева робко перешагнула порог. И прошла по широкому тёмному коридору на свет в конце оного, вошла в большой зал и оторопела.

Среди заваленной всякой всячиной комнатушки с кресла-качалки на Еву смотрел меланхоличный… бармен. Только уже без хозяйственного фартука, а в большом махровом халате. У ног его дремал огромный чёрный пёс, и вид Фред имел такой, словно он давным-давно сидит здесь, а Еву видит вообще в первый раз.

– Э… – Ева не нашлась сразу, что и сказать, – А как же…

Бармен привычно кивнул головой.

– Нет, я не он. Я его брат. Мы – близнецы. Он не сказал вам?

Ева, удовлетворённая ответом, кивнула. Сначала отрицательно, потом положительно.

– О том, что близнецы – нет, не сказал.

Альфред улыбнулся:

– Наш городок небольшой, все друг друга знают. И про нас с Фредом, естественно, тоже. Это фундаментальный порядок вещей: Фред – в таверне, я – в лавке. И никогда никак иначе.

Пёс дремавший у ног хозяина, поднял голову, принюхался к воздуху и тихо, но вполне угрожающе заворчал.

– Сфер, спокойно! – произнёс Альфред.

Пёс вернул большую умную голову обратно на лапы.

Ева переспросила:

– Как, как его зовут?

Альфред встал с кресла, и до этого расслабленные движения антиквара в один момент стали суетливыми и тревожными.

– Агасфер. А, кстати, как зовут вас?

– Да, извините, я – Ева, – отрапортовала она.

– Что ж, Ева. Вы хотите что-то купить? Себе или на подарок?

Ева оглянулась вокруг. Чего здесь только не было! Старинные лампы и статуэтки, шкатулки и плетеные коврики, подсвечники и глиняная посуда, дорогие на вид украшения и дешевые фарфоровые котята…

Этот карнавал безвкусицы и стиля сначала привёл Еву в некоторый шок. Но странно: во всём этом бардаке она видела определённый шарм.

– Наверное, на подарок, – растерялась Ева.

Может, и в самом деле присмотреть для Лёли что-нибудь интересное?

– Извините, – произнесла она. – Не будет с моей стороны слишком грубо спросить о вашей ссоре с Фредом? Он мне говорил…

– Ну, эту историю вам любой житель нашего города расскажет, – добродушно хмыкнул Альфред.

Он нисколько не обиделся.

– Это наша местная легенда. Так что, можно сказать, моя дорогая, вы видите перед собой настоящий миф. Два неразлучных брата-близнеца полюбили одну девушку. Она выбрала более удачливого. Отвергнутый возлюбленный не смог простить ни брата, ни девушку. На долгие годы он перестал общаться с ними. Вот, собственно, и вся история…

Ева осторожно спросила:



– А как сильно вы поссорились?

Альфред ответил весело и с удовольствием:

– В общем, насколько я помню, до драки. Мне рассказывали, что Фред на свадьбе красовался с огромным бланшем под глазом.

И тут Альфред, словно прислушавшись к чему-то, вдруг загадочно произнёс:

– Я думаю, у меня есть для вас кое-что.

Он нырнул под прилавок, раздались какие-то шуршания, звуки падающих предметов, что-то со звоном покатилось к Евиным ногам. Она подняла небольшой прозрачный шарик, из него в упор, не мигая, смотрел пытливый глаз – мутно зелёный, похоже, что женский, обрамлённый густыми ресницами. Ева в недоумении уставилась на него. Глаз подмигнул ей из шарика.

Глава третья. Появляется тот, о ком Лёля хотела забыть

Алёна Фёдоровна, прозванная Аркадием инопланетянкой за нестандартность мировоззрения, была женщиной возраста не совсем определённого. Скорее всего, она так часто выкручивалась, когда спрашивали, сколько же ей на самом деле лет, что уже сама запуталась.

Поэтому все намёки на данное обстоятельство она относила в категорию пошлых и неуместных. Женщины делятся на особ с изюминкой и пресных, – так считала Алёна Фёдоровна, себя причисляя к женщинам, безусловно, интересным. И к шуткам про возраст отношения никакого не имеющим.

Разговоры в подобной плоскости с поклонником Сергеем Петровичем (а Алёна Фёдоровна очень любила это слово – «поклонник») пресекались на корню. Если Сергей Петрович намеревался пошутить или рассказать какую-нибудь историю, по его мнению, занятную и не лишённую юмора, он делал красноречивую, практически театральную паузу, прищёлкивал пальцами, ухал филином и произносил нечто вроде:

– А вот, Алёна Фёдоровна, анекдот прямо из жизни. Меня сегодня водитель троллейбуса спросила: «Молодой человек, у вас пенсионное удостоверение?»

Сергей Петрович ухал, щуря глаза, а Алёна Фёдоровна демонстративно закрывала уши руками и строго подчёркивала слова:

– Сергей Петрович, никогда больше, слышите, ни-ког-да, не говорите при мне это неприличное слово.

– Алёна Фёдоровна, какое? – искренне недоумевал незамысловатый Сергей Петрович.

– Которое начинается на «п» и заканчивается на «я», – строго сообщала ему женщина с изюминкой.

На лице Сергея Петровича отражалась сначала задумчивость, следом – недоумение, мелькала скабрёзность. Потом он внезапно догадывался.

– Но почему слово «пенсия»…

Алёна Фёдоровна строго перебивала его:

– Я же просила, не говорить при мне это страшное слово.

– Но почему это вас так пугает? – продолжал недоумевать Сергей Петрович. – Мне просто было смешно. Это же юмор, понимаете…

– Нет, нет и нет, – отрезала Алёна Фёдоровна. – Такой юмор я вообще отказываюсь понимать.

Алёна Фёдоровна жила в квартире через стенку с Лёлиной. В свободное время она блуждала из угла в угол по жилищу одинокой женщины, которая претендует на свою исключительность, как она это понимает. И мечтала. Алёна Фёдоровна бесконечно поправляла салфеточки, рюшечки, абажурчики, котят в рамочках, готическую вазу в виде черепа, маску какого-то африканского вождя… Стоп! Впрочем, именно так – на ажурной салфеточке стояла ваза в виде черепа, а рядом с портретом чудесного котёнка с бантиком и в рамочке красовалась маска какого-то африканского вождя.

В Алёне Фёдоровне боролись две стихии – светлая и тёмная, лёд и пламень, вьюга и зной. Хотелось то африканских первобытных страстей, то холодной прелести, присущей настоящей леди. Терзаемая стихиями и противоречиями, Алёна Фёдоровна иногда пускалась во все тяжкие. А именно – занималась то чёрной, то белой магией. И совсем немножко баловалась астрологией и изучала мистерии острова Бали. По статьям в журналах, естественно.

Мечтала Алёна Фёдоровна когда-нибудь побывать на этом острове и привезти оттуда Маску Рангды. С выпученными, наводящими ужас глазами, длинными клыками и высунутым красным языком, охваченным символическим огнём. Она увидела такую маску в какой-то телепередаче и подумала, что вот тут, на стене в волнистые серые обои, она будет очень хорошо смотреться.

Так ходила Алёна Фёдоровна по своей небольшой квартирке и мечтала, мечтала… В общем, это великий секрет, но Алёна Фёдоровна вот уже несколько месяцев, как была… Да, в том самом страшном состоянии, которое начинается на «п» и заканчивается на «я». И у Алёны Фёдоровны в этом состоянии образовалась прорва свободного времени, которая заполнялась почему-то не милыми домашними делами, а какими-то смутными тревогами и непонятными ожиданиями. Что-то томило, подсасывало под ложечкой, туманно беспокоило.

Алёна Фёдоровна, закрыв входную дверь на нижний замок, верхний, щеколду и цепочку, присела в кресло и сосредоточенно занялась помятой запиской. На столе, выбиваясь из общего порядка, уже с полудня лежали свечи, принесённые на прошлой неделе из церкви, и фотография Сергея Петровича.