Страница 5 из 17
Часа через полтора-два полнейшей тишины и хождений по комнате, Адам наконец-то произнёс:
– Жанна ничего не скрывает, на первый взгляд. Жизнь её проста и открыта. Лекарств никаких она не принимает. Но это явно – галлюцинации. Вот только как?
Ева ничего ему не ответила, и он продолжал беседовать сам с собой:
– Белладонна или мандрагора? Белладонна вызывает сонную одурь, а не чёткие галлюцинации. Ещё может быть белый болиголов, крапчатая кувшинка или серый морозник. Но эти тоже не подходят: они просто дают ощущение соприкосновения с воздухом. А морозник, например, вызывает потерю способности видеть собственные руки… реальные видения.… Нет, это явно мандрагора!
– Ты думаешь? – спросила его Ева, просто, чтобы поддержать разговор.
Адам кивнул:
– Если это так, то остаются два вопроса: кто и зачем? Начнём с первого: кто у нас балуется экзотическим садоводством? При игре в «холодно-горячо» это уже очень «горячо».
Ева слушала его бормотание, ещё пытаясь вникать и понимать, но уже поплыли в голове слова и мысли вольным стилем, уютные волны благодушия подхватили её и понесли куда-то, куда-то, куда-то…
Она заснула.
И спала, спала, спала, свернувшись клубочком в мягком кресле, сквозь сон почувствовала, что кто-то (явно хозяин дома, кто же ещё?) накрыл её пледом, но она только вздохнула сладко и продолжала спать на этом мягком кресле. Жадно, словно высыпалась за всю свою жизнь.
А когда открыла глаза, уже было далеко за полночь.
– Хочешь сходить в одно интересное место? – спросил Адам, заметив, что Ева проснулась. – Мне самому так давно хотелось выйти…
Конечно, она тоже хотела.
Ева и Адам подошли к необычному двухэтажному дому. Казалось, он весь слеплен из разных наборов конструкторов. Одна часть была грубовато коричневой, сложенной из крупных камней, другая – стильной в черно-белой глянцевой отделке. Третья – уютно резная, дышащая живым деревом, а четвертая напоминала небольшой готический замок. Даже венчалась остроконечной башенкой.
Минуя массивную коричневую дверь с загогулистой вывеской «Антиквариат», замкнутую на огромный навесной замок, Ева и Адам подошли к части с башенкой, на которой гордо красовалась надпись «Таверна». Влекущая и загадочная.
Ева ещё раз окинула взглядом двухэтажное сооружение:
– Адам, а ты вообще, кто? Ну, в смысле, чем ты занимаешься?
– Как ты слышала, я – замечательный садовод, – Адам просто лучился гордостью.
Ева посмотрела на него укоризненно.
– Нет, ну, а если я садовод широкого профиля? – он явно не хотел говорить серьёзно и начал выкручиваться.
– Насколько широкого?
Адам засмеялся и развёл руки:
– Вот отсюда и досюда. Пошли уже.
И толкнул тугую, скрипучую дверь. В унисон со скрипом раздался хрустальный звон колокольчика.
На Адама и Еву сразу же обрушились звуки и образы энергичной цветомузыки. Что казалось довольно странным, так как в зале никого не было. Кому гремел и сверкал этот праздник жизни огромным музыкальным автоматом и небольшими круглыми стробоскопами по углам?
За танцполом разворачивалась такая же безлюдная обеденная зона, заставленная тяжёлыми столами, упирающаяся в стойку из хорошего полированного дерева. На каждом столе в гнутых подсвечниках горело по свече, несмотря на то, что в зал прорывались разноцветные круги цветомузыки, которые сводили на нет весь свечной интим. Несколько оглушённая Ева не сразу заметила тихого, задумчивого человека, прикорнувшего стойке бара. Голова его лежала на одной руке, указательным пальцем другой он выводил извилистые фигуры на чистой, отполированной до блеска поверхности столешницы.
За спиной меланхоличного бармена висели явно фамильные портреты, очевидно, родственников и предков владельца таверны. На всех портретах были изображены люди в торжественных позах. Предки и родственники на портретах внешне очень напоминали гномов.
– Попробуешь сливовицу? – спросил Адам Еву, а бармен лениво приподнял голову.
Внезапно в его глазах загорелся огонёк. Он радостно вскинулся навстречу гостям:
– Адам! Неужели? Почту за честь…
– Ты же слышала о знаменитом бренди, который готовит муж Жанны, из слив моего сада?
– Это муж Жанны? – шепнула Ева, но бармен услышал.
– К счастью, да, – он неожиданно довольно улыбнулся, – я настаиваю сливы бочке с орехами и бузиной. Но это фамильный секрет.
Он подмигнул Еве:
– Если скажешь кому – умрёшь.
Ева не успела подумать: шутит ли он, или стоит испугаться, как Адам ехидно сощурился:
– У Фреда, кроме этого, есть ещё масса достоинств. В частности, умение выращивать экзотические растения в теплице на заднем дворе дома.
И посмотрел на него со значением.
– Это теплица Альфреда, – тут же заподозрил неладное бармен, а по совместительству муж Жанны. – Ты же это прекрасно знаешь. И что он опять натворил со своим урожаем? Все жители города видели один и тот же сон прошлой ночью?
Он достал два небольших бокальчика-тюльпана.
– Вам с сыром или орехами?
– С лимоном, – кивнул Адам. – Как ты думаешь, твой брат будет не против, если я зайду посмотреть на его оранжерейные эксперименты?
– Точно сказать не могу, но он никогда особо не скрывал свои опыты. Иди, пожалуйста. Мне-то что?
С этими словами Фред разлил из фигурной красивой бутылки янтарь по бокалам, придвинул блюдечко со свеженарезанным лимоном. И отвернулся, чем-то шебурша в холодильнике.
Адам шепнул Еве:
– Пей, а я скоро вернусь.
И молниеносно исчез.
Пока Ева тянула прохладную, сладковато-фруктовую сливовицу, Фред опять уселся на место и принялся выписывать указательным пальцем фигуры по столешнице.
– Вкусно, – честно призналась она.
Фред ничего не ответил.
– У вашего брата большая теплица? – спросила девушка.
– Вроде, большая. Вообще-то, много лет назад мы поссорились. С тех пор я не вторгаюсь на его территорию, а он игнорирует меня.
– Поссорились? На всю жизнь?
– Брат много лет назад влюбился в мою жену. Справедливости ради стоит отметить, что тогда, когда она ещё не была моей женой…
– Ой, извините, – Ева очень огорчилась. – Я не хотела быть бестактной.
– Да ничего, уже столько лет прошло… В детстве мы казались практически неразлучными. Даже слышали мысли друг друга. Пока не встретили Жанну. Тогда мы начали скрывать свои намерения. Когда Жанна выбрала меня, Альфред сильно разозлился, мы подрались, и с тех пор практически не видимся. Хотя живём в этом доме. Мы на одной стороне, он на другой. К нему я не захожу и ничего ни о его антиквариате, ни о его растениях не ведаю. Так что простите, помочь вам ничем не могу. А, знаете, что? Пройдите в антикварную лавку. Мой брат Альфред как раз открывает её. Может, он вам все сам и расскажет…
Ева удивилась:
– Ваш брат открывает лавку ночью?
– Это у нас наследственная болезнь, – терпеливо начал объяснять Фред. – Мы намертво засыпаем с первыми лучами солнца, а как только сгущаются сумерки, просыпаемся – и всё. Глаз не сомкнём до рассвета. Поэтому из века в век и выбираем такие профессии, где работать нужно только ночью. Дед наш был кладбищенским сторожем. Он разбогател при невыясненных обстоятельствах.
Фред с любовью и гордостью ткнул рукой в портрет на стене, изображающий невысокого человека, похожего на бородатого гнома. Дед Фреда торжественно опирался на черенок лопаты. Ева еле сдержалась, чтобы не рассмеяться: настолько его смешной облик не соответствовал напыщенному виду. Фред продолжал, указывая на другого гнома, чуть повыше первого с лопатой и уже без столь окладистой бороды:
– Отец сумел открыть лавку антиквариата. То, что он работал ночью, помогло ему продержаться на плаву в лихие годы. Воры со всего города знали: лавка не заперта даже в самое глухое время суток, поэтому сдавали в полцены ценные древности. Дело, конечно, тёмное, но при нашей полной неспособности бодрствовать днём волей-неволей сталкиваешься с криминалом.
Тут девушка поняла, что пришла пора насторожиться, а Фред, посмотрев на собравшуюся испугаться Еву, быстро добавил: