Страница 6 из 7
— Стой, — притормозил меня он, — у тебя перец остался? Рассыпь его побольше поперек нашей дорожки следов.
И я вытащил из кармана разноцветный пакет со жгущим перцем (пеппер, а не паприка он называется) вытряхнул остатки на красноватую землю, вот хорошо, и незаметно будет, красное на красном, и мы с напарником опять взяли руки в ноги и очень быстрым шагом начали удаляться в чащу, состоящую из пальм, лиан и аспарагусов…
Глава 5
Нинка как картинка
Нинка как картинка, 82 год, Нижнереченск
А не позвонила мне Нина ни вечером, ни утром, так что я остался в полном неведении относительно ее намерений и поступков. А на следующий день настала пора забирать маму из санатория — я, дабы не ударить в грязь лицом, нанял такси на полдня. Просто места знал, где это можно было сделать за недорого, вот и арендовал Волгу ГАЗ-24 вместе с водилой, шустрым заводским пареньком по имени Антоша. Выехали мы пораньше, чтобы успеть все дела сделать.
— Как машина-то? — завел я диалог на интересную мне тему, — часто ломается?
— Постоянно, — буркнул он, не желая, видимо, молоть языком зря.
Так что никакого диалога у нас не вышло, но я не расстроился, а вместо этого начал изучать проносящиеся за окном виды среднерусской природы. Из нашего Заводского района в сторону, где раскинулся мамин санаторий, была, собственно, одна дорога, через Петряевку и Доскино, ударение на первом слоге (было и второе Доскино, но оно совсем в другой стороне лежало). Нет, можно было вырулить и на столбовой Московский тракт, но это лишний крюк в добрый десяток километров. Так что лежала наша дальняя дорога в казенный дом через Доскино.
Это была узловая железнодорожная станция с кучей путей и тупиков, где сортировались грузы, следующие из столицы на восток и юго-восток. Она мне с детских лет знакома была, эта станция, у нас тут родственники по матери жили, так что меня периодически к ним сплавляли на выходные и праздники. Особенно врезались в душу кривые, как разбойники из Али-Бабы, сосны, росшие вдоль путей… так-то они обычно вымахивают на сотню метров вверх абсолютно в прямом виде, если в густом лесу. А на открытой местности вот так изгибаются во все тяжкие… и возле этих сосен, я, значит, и играл с друзьями в прятки, лапту, двенадцать палочек и калим-бамбу. По вагонам, которые в отстойниках отстаивались, мы тоже лазили, но уж замки не вскрывали и пломбы не трогали, тут с этим строго было.
Жили в этом Доскино бедненько, но весело, почти все жители работали в двух местах, на станции Доскино либо в совхозе с таким же названием. Совхоз на растениеводстве специализировался, картошка-капуста-морковка, огурцы в теплицах, поэтому ясно, что зимой холодной там особенной работы не было, народ поэтому пил горькую и пел песни…
Но ладно, хватит о грустном — миновали мы как станцию, так и совхоз с одноименным названием, постояли на переезде стандартные десять минут и уже катим по полям, по лесам, огибая Кировск, большой город-спутник нашего Нижнереченска, столицу химической промышленности. О, а это знаменитый кировский трамвай, который ходит через весь город, потом через всю кировскую промзону и разворачивается на полянке в лесу, протяженностью километров в 20 у него маршрут, не меньше. Был… а 21 веке никому это не стало нужно, трамваи с рельсами порезали и сдали на лом, остались одни кривые шпалы кое-где…
А после Кировска пошли сплошные сосновые леса вдоль берега реки, вот тут, недалеко от станции Желнино и притаился искомый мной санаторий-профилакторий имени товарища Микояна.
— Сюда что ли? — нарушил, наконец, молчание Антон, указывая на кривую стрелочку с кривыми же зелеными буквами «Санаторий» сразу после железнодорожной платформы Желнино.
— Ну а куда же, — подтвердил я.
— Я туда не поеду, — хмуро отрезал он, — там ямы по полметра и грязи полно, сядешь по самую ступицу.
— Ну припаркуйся тут где-нибудь, — предложил ему я, — а я мать приведу через полчаса примерно.
Через сотню метров прогулки по гудящему сосновому бору моему взору открылись ворота в санаторий… мать я нашел быстро, она уже с вещами сидела на лавочке возле административного корпуса.
— Здравствуй, сынок,- сказала она мне, — вот хорошо, что ты приехал, а то я сижу тут думаю, как мне домой добираться…
— Щас доберемся с комфортом, — пообещал ей я, — ты лучше про себя расскажи, как дела-то?
— Нормальные дела, — встала она со скамейки, а я подхватил сумку, — и вообще мне здесь понравилось — врачи вежливые, процедур много, питание отличное.
— В следующем году опять съездишь, — пообещал ей я, — а в том пакете что? — указал я на то, что она в руке держала.
— Аааа, — посмотрела она на него, — грибы тут. Все равно большую часть дня нечего делать было, вот я и ходила по соседним лесам, кое-что набрала.
— Пожарим с картошкой, — сообщил я, когда мы уже шли к выходу из санатория, — что за грибы-то?
— Белые и маслята…
— Мои любимые, — сообщил я, когда мы обходили очередную яму с водой.
— Да что ты все про грибы, да про грибы, — не выдержала она, — про себя лучше бы рассказал, а то, как уехал в Москву, ни слуху, ни духу.
— Да все путем, мама, — сказал я, — перевели меня в одну московскую контору, там теперь числюсь, зарплата побольше, перспективы получше…
— А жилье? — тут же выловила краеугольный камень советского быта она, — общежитие что ли дали?
— Бери выше, мама, целую квартиру выделили, аж в две комнаты… садись вот, — открыл я ей заднюю дверь Волги.
— Ух ты, — обрадовалась она, — сто лет на Волгах не ездила.
Потом она поздоровалась с водителем и мы тронулись в обратный путь.
— А в личной жизни у тебя что? — продолжила допытываться она, когда мы миновали станцию Желнино, — там какая-то Нина у тебя появилась вроде…
— Пока ничего определенного, — отвечал я, — как что-нибудь определится, ты об этом первой узнаешь.
— Там квартира-то наша как, в порядке? — уточнила она, когда мы вырулили на трассу.
— А что ей сделается, — ответил я, — стоит на месте. Так у тебя точно здоровье наладилось?
— Точнее не бывает, — усмехнулась она, — главврач санатория написал в карте, что началась активная ремиссия.
— Ну-ну, — буркнул я, вспоминая значение этого слова, — если началась, то это хорошо. А еще что там у вас в санатории полезного было?
— Ой, — махнула она рукой, — много всего — концерты почти каждый день, из области артисты приезжали. А вечером танцы.
— Неужели ходила? — не смог не задать такой вопросик я.
— Ну да, не удержалась, вспомнила молодость, — улыбнулась она, — почти что, как в своем Ковеле… только музыка новая и незнакомая.
— Ну-ну, — улыбнулся я, — в сорок лет жизнь только начинается, как говорила эта…
— Вера Алентова в «Москве слезам не верит», — поддержала она меня.
А мы тем временем миновали кировскую промзону и выбрались к станции, она же совхоз Доскино.
— К родственникам твоим заехать можно, — наугад предложил я, махнув в сторону частных домиков по Второй совхозной улице, — они же живые еще?
— В другой раз как-нибудь, — осадила она меня, — родственники никуда не денутся. Давай сразу уже домой — там я тебе еще одну интересную новость расскажу.
Я с любопытством посмотрел на нее, но понял, что при посторонних она мне ничего такого не скажет. Прибыли мы к своему подъезду буквально через 15 минут, все же дорожный трафик в начале 80-х это не совсем то же самое, что в нулевые годы.
Я, конечно, слегка так убрался в нашей квартире, но чисто косметически — если докопаться, то огрехи можно было найти, но без придирок тут все более-менее прилично было. Отставил мамины вещи в сторонку, проводил ее на кухню, где уже был накрыт мало-мальски приличный стол, и разлил красное грузинское вино по стаканам.
— Ну давай, мама, за то, чтоб болезни обходили наш дом десятой дорогой, — сказал я.