Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 31

– Между нами тогда ничего не произошло. Условия не позволили – комната всего одна, и в ней народу как сельдей в бочке. А на следующий день он уже уехал. Мужем и женой мы стали позже. Андрей Васильевич где-то через полгода умудрился на целую неделю в Алма-Ату приехать.

Вот такими словами: «стали мужем и женой» мама назвала свой первый опыт интимной близости, хотя юридически мужем и женой они стали только после моего рождения. Расписаться им пришлось потому, что меня отказались регистрировать на фамилию отца. Он этому очень удивился, ведь старшую дочь Жанну, которая родилась в украинском селе, спокойно записали Неверовой.

– Так там деревня, а здесь город, – с гордостью за столицу республики в голосе пояснила работница загса.

– А почему вы не хотели расписываться? – спросила я маму.

– Да не то что не хотели, мы как-то об этом не думали.

– Получается – мы с Жанкой незаконнорожденные!

– Ну да, – засмеялась мама, – байстрюки.

Мне стало смешно, потому что вспомнилось, как бабушка однажды, рассердившись на меня за упрямое нежелание кушать, сказала незнакомое для меня слово «байстрючка», смысл которого я тогда не поняла, но по тону догадалась, что это очень оскорбительное ругательство.

Папа мой Андрей Васильевич Неверов родился в 1916 году в маленьком городке в поволжских степях. Подумать только! На свет появился в Российской Империи, жизнь прожил в Советском Союзе, а умирать будет в Российской Федерации (здравствовать долго желаю им обоим).

Деда своего, Неверова Василия Терентьевича, я не знала. Был он, по словам отца, мелким собственником: держал кожевенную мастерскую. Почему собственником? Если без политической окраски, то я бы его просто кожевником назвала, ремесленником, значит. Пил он как сапожник (профессия-то смежная) и в пьяном угаре детей колотил нещадно. Однажды Андрюша принес из школы двойку, так отец его как футбольный мяч по комнате пинал, пока не устал. В 14 лет ушел Андрей из дома и, по его словам, только благодаря этому, единственный из семерых детей получил высшее образование. Остальные шестеро остались малограмотными, но, что отрадно, никто алкоголиком не стал. Может быть, Василий Терентьевич не генетически был к алкоголю предрасположен, а просто предавался русской национальной забаве по традиции.

Итак, после ФЗУ и трех лет работы на заводе Андрей поступил в Астраханский пединститут на филологический факультет. Хотел литературу изучать, стихи писал. Но партии нужны были историки, и его перевели на истфак. Учительствовал в Астрахани, где его война и застала. Участвовал в Сталинградской битве. Кстати, командовал расчетом самоходной ракетной артиллерийской установки, получившей в народе ласковое имя «Катюша». Медаль «За оборону Сталинграда» считает своей главной наградой, хотя был награжден и «Орденом Боевого красного знамени» и другими медалями. Там, под Сталинградом, могла оборваться история моей жизни, даже не начавшись.

Около окопа, в котором Андрей Васильевич артобстрел пережидал, разорвался снаряд, и его засыпало толстым слоем земли. После артобстрела хватились лейтенанта Неверова – среди живых нет, среди раненных и убитых тоже не обнаружили. Кто-то вспомнил, где видел его в последний раз, там и стали копать. Когда откопали, подумали, что всё – труп. Без сознания он был, контуженный, да еще не меньше часа под землей пролежал. После этого случая Андрей Васильевич решил: «Буду жить 120 лет».

Вот, написала я о том, что в тот страшный день жизнь моего отца висела на волоске, и у меня аж дыхание перехватило! Ведь если бы лейтенанта Неверова тогда не откопали, то и меня бы на этом свете не было! Конечно, моё «несуществование» для человечества трагедией бы не стало. Впрочем, надо полагать, что для Вселенной не было бы трагедией даже отсутствие жизни на Земле, да и отсутствие Земли она бы не заметила. Вот и получается, что каждый из нас – явление уникальное и, одновременно, совершенно необязательное.

Ну, раз уж я есть – продолжу.

Старшая сестра моя родилась на Украине в 1946 году. Красивое французское имя Жанна получила благодаря неграмотной бабушке Варваре Петровне, которой в то время вслух читали книгу про Жанну Д’Арк. Родилась 4 февраля, а в метрике записано 10-го. Совсем недавно я узнала – почему.

Мама вернулась на родину в начале 1945 года, а Андрей Васильевич к тому времени служил уже не на фронте. Его по здоровью в тыл перевели, в учебную часть. Там ему весной дали недельный отпуск, он, конечно, прямиком к любимой. Приехал как раз 9 мая, один день побыл, и назад. А Катерина через положенный срок поняла, что беременна. Новость Андрея Васильевича и обрадовала, и насторожила. Любовь, конечно, клятвы, да только за четыре года виделись то всего ничего. Мало ли вокруг такой красавицы мужиков вьется. Так что, когда Жанночка родилась, принялся молодой папа вычислять да высчитывать, и получилось у него, что дочь на неделю раньше положенного срока на свет появилась. Да еще не увидел он в ней ничего неверовского, ну ни граммочки. У акушерки даже интересовался, может ли девочка раньше срока родиться.





Иллюстрация 2: Вылитый папа.

– Может. Может и раньше, может и позже.

Вроде бы успокоился, но в метрику, все-таки, внес «положенную» дату – 10 февраля. Похоже, что где-то на задворках его сознания это сомнение продолжало гнездиться, потому что через много лет папа как-то сказал:

– Теперь я вижу, что Жанна моя дочка, у нее такой же кривой мизинец на левой руке, как и у меня.

Когда отец демобилизовался, они решили из разорённой деревни, где для него и работы то никакой не было, уехать в город. Но куда? Подумывали во Львов перебраться. Андрей Васильевич даже поехал туда на разведку, но когда на его глазах средь бела дня бандеровцы убили женщину-военнослужащую, он сразу отказался от этого плана. Катерина же заявила:

– Я поеду только туда, где есть оперный театр.

Она вообще была женщина с характером: сказала – отрезала.

Андрей Васильевич насчет оперного театра возражать не стал, а только поинтересовался:

– Куда, например?

– А хоть в Алма-Ату!

Все правильно, все сходится: в Алма-Ате оперный театр есть – раз; город за годы эвакуации стал для Катерины родным – два; опять же тепло там и фруктов навалом – три. Есть возражения? Нет возражений. Принято единогласно. Продав хатку за 13 тысяч, семья двинулась на восток начинать новую жизнь. Сначала скитались по квартирам, а потом где-то через год один знакомый устроил Катерину бухгалтером в домоуправление, где ей и предоставили ведомственную жилплощадь – ту самую комнатку в бараке, на пороге которой 19 января 1948 года Андрей Васильевич известил недоверчивую тёщу о рождении долгожданного сына.

3. Благословенное дворовое детство

Вот так получилось, что благодаря оперному театру, который на моей памяти родители посетили, может быть, раза три или четыре, я оказалась казахстанской аборигенкой. О чём ничуть не жалею. Алма-Ата – чудесный город. Вы, конечно, можете сказать: «Каждый кулик свое болото хвалит». Может быть я и кулик, но Алма-Ата совсем не болото.

Город вплотную примыкает к горам, вернее, он с трех сторон ими окружён; снег на вершинах не тает даже тогда, когда сорокаградусная жара превращает асфальт на улицах в пластилин, а землю в камень. Спасает город обилие растительности. В мае, начале июня, когда свежая, еще не пожухшая от жары зелень деревьев скрывает дома, город смотрится изумрудом в платиновой оправе величественных отрогов Заилийского Ала-Тау.

Это сейчас на склоне лет я так высокопарно воспеваю свою малую родину, мысленно глядя на нее издалека. Тогда же в раннем детстве родина ограничивалась уютным двором, образованным тремя одинаковыми деревянными бараками, выстроенными буквой «П». Внутреннее пространство между домами занимали беседки с летними кухнями, обрамлённые крохотными садиками. Между домами и садиками оставалось небольшое пространство, на котором взрослые собирались, чтобы посудачить, а детям эта площадка служила для игр. Играли также за нашим домом, то есть уже на улице Джамбула, под старыми раскидистыми дубами, а ещё на пустыре, примыкающем к основанию буквы "П".