Страница 13 из 31
К четырнадцати годам мало что изменилось, разве что за лето я вытянулась на пятнадцать сантиметров и на уроках физкультуры при построении переместилась со второго места с конца на четвертое с начала. Да еще грудь, наконец, начала подавать признаки жизни, но чего стоили мои чуть заметные прыщики по сравнению с роскошными сиськами большинства девочек, которые гордо покоились в неказистых сатиновых бюстгалтерах. А ещё у всех девочек были настоящие «взрослые» пояса для чулок, а у меня для поддержания этого изделия – сшитый из байки детский лифчик с длинными резинками. Я прекрасно понимала, что на бюстгальтер мне претендовать бессмысленно, а вот попросить маму сшить мне пояс для чулок я всё-таки решилась. Мама выслушала молча и стала опять кроить лифчик из байки оранжевого цвета.
– Мама, я же тебя просила пояс сшить!
– На твоих бёдрах пояс держаться не будет.
– Ну, мама, ну, почему не будет!
– Да на чём тут держаться?
– Лифчик мне давит!
– На что он тебе давит?
На самом деле ни на что лифчик мне не давил, но я почему-то не могла прямо заявить маме, что я уже не ребёнок, что каждый раз в раздевалке мне стыдно пристегивать чулки к детскому лифчику, что девчонки на меня смотрят, и что, наконец, я хочу быть как все. Мне очень хотелось, чтобы мама догадалась сама. Не знаю, догадалась ли она или просто ей надоело со мной спорить, только она уступила и сшила мне мой первый «взрослый» пояс из той же оранжевой байки.
Мама вообще была очень неуступчивой в вопросах того, что, по её мнению, мне было к лицу, а что «ни в какие ворота». Поэтому, когда в моду вошли нижние юбки, Жанне она сшила без возражений, а мне заявила:
– Ну, куда тебе нижняя юбка? Тебя в ней не найдут!
– Как Жанке, так сшила, а как мне, так не хочешь!
– Жанночка старше, и ей юбка идёт.
– Мне тоже пойдёт! Ну, мама, ну, сшей!
После длительной осады мама всё-таки сдалась и юбку сшила, а потом признала, что, «в общем-то, и тебе неплохо, по крайней мере, в ней ты выглядишь не такой худобой». Когда до нас докатилась мини-мода, мне пришлось отвоёвывать каждый сантиметр, на который она соглашалась сделать юбку короче. В результате этих баталий между нами, наконец, был заключен мир, основой которого служила длина юбки, равная ширине мужского носового платка. Этот мир вполне можно было назвать её полной и безоговорочной капитуляцией. Когда же в моду стали входить «миди» и «макси», мама заявила, что мини мне идёт гораздо больше. Пришлось начать изнурительный процесс согласования нового стандарта длины. Несмотря на все эти дискуссии, маминой работой я всегда была довольна, потому что она могла воплотить в жизнь любую мою самую сложную задумку.
Если в вопросах моды мне ещё удавалось сломить мамино сопротивление, то в случаях наших споров и разногласий по другим вопросам убедить её было практически невозможно.
9. Хохлятское упрямство
Моя классификация видов упрямства далека от научной, но поскольку научной классификации мне обнаружить не удалось, воспользуюсь доморощенной.
Так вот: упрямство бывает детским (подростковым), тупым и хохлятским.
Первый вид является временным, так сказать, преходящим, и исчезает по мере взросления упрямца. Ломая хронологию повествования, забегу вперёд, и в качестве яркого примера детского упрямства расскажу случай, произошедший с моим трёхлетним сыном, Антоном. Первого мая мой муж принёс с работы шарик, надутый гелием. Шарик просто очаровал Антошку тем, что, будучи выпущенным из рук, поднимался к потолку и зависал там, не падая на пол. Вероятно, ещё небогатый жизненный опыт сына подсказывал ему, что этого не может быть. Антошка выбежал с шариком во двор, а я поспешила за ним, на ходу предупреждая:
– Только ты на улице шарик не отпускай, а то он в небо улетит.
Антон, конечно, решил проверить, и выпустил верёвочку из рук. Шарик взмыл в воздух.
– Мама, достань шарик!
– Как же я его достану, он уже высоко. Я же тебе говорила, что он в небо улетит.
Сын мой разревелся, и горько всхлипывая и заикаясь, произнёс:
– Отвин… отвинтите не-е-е-бо!
Все мои попытки успокоить сына ни к чему не привели. Плакать и требовать отвинтить небо он прекратил только тогда, когда у него иссякли последние силы, и он уснул, продолжая судорожно всхлипывать во сне.
Тупое упрямство, является продолжением детского, когда уже взрослый человек требует, чтобы ему отвинтили небо, и никак не может понять, что небо привинчено намертво.
Третий вид упрямства, хохлятский, коренным образом отличается как от детского, так и от тупого тем, что упрямец требует отвинтить небо, прекрасно зная, что этого сделать нельзя. Но самое главное отличие заключается в том, что даже когда "упрямцу по-киевски" уже не нужно, чтобы небо отвинтили, он всё равно будет настаивать на этой операции.
«Поспорили чоловик с жинкой (муж с женой), как правильно надо говорить: «стрижено» или «голено». Муж настаивает на «голено», жена – на «стрижено». Весь день спорили, разругались вдрызг. «Стрижено, нет голено, стрижено, нет голено…». Наконец, муж не выдержал, сгрёб жену в охапку и выбросил в реку. Жена тонет, уже с головой под воду ушла, и тут над водой появляется рука и двумя пальцами двигает, как будто это ножницы, которыми она стрижёт». (Украинская байка)
Упрямство мамы, умной и зрелой женщины, было, несомненно, хохлятским.
Никогда не забуду один случай, произошедший уже на нашей новой квартире в ведомственном доме, построенном на том самом пустыре, который мне снился засыпанным солью. Дом строил техникум, все будущие жильцы должны были отработать определённое количество часов на стройке в качестве чернорабочих. Несмотря на всеобщий энтузиазм будущих жильцов и их ударный труд, дом строился пять лет, и был сдан в эксплуатацию в 1961 году.
Настал торжественный момент вселения. Мы получили двухкомнатную малогабаритку на последнем, четвёртом, этаже. Пятнадцатиметровую гостиную заняли родители, а девятиметровую спальню отвели нам с Жанкой и бабушке. В спальню поместились всего две кровати и мамина ножная швейная машинка, купленная её отцом ещё в двадцатых годах. Как и в старой квартире, нам с Жанкой пришлось спать вместе, но мы всё равно были счастливы – квартира со всеми удобствами! Так вот, мама заметила, что окно спальни плохо прокрашено, и велела отцу исправить недостаток. На следующий день папа принёс кисти и краску и собрался устранять недоделки. Окно было двойным, таким как сейчас стеклопакеты делают. Свинчено оно было намертво большими грубыми шурупами. Папа решил окно не развинчивать, тем более что внутри оно было прокрашено вполне прилично. Решить-то решил, но как всегда, не рискнул приступить к работе без получения официального одобрения.
– Катерина, иди сюда!
– Ну, что ещё?
– Я думаю покрасить только снаружи.
– Как это только снаружи?!
Я вижу, что папа уже слегка заводится, но старается отвечать спокойно:
– Потому что внутри нормально покрашено.
– Да какой, нормально! Крась и внутри и снаружи.
Папа в сердцах бросает кисть на швейную машинку. Мне, как всегда, папу жалко, я на его стороне:
– Мама, ты, наверное, не поняла. Папа имел в виду не красить внутри между створками. Там и так хорошо прокрашено!
Вижу, что мама поняла свою ошибку – она, действительно, подумала, что он хочет покрасить окно только со стороны улицы. Казалось бы – согласись, что не так поняла, и инцидент будет исчерпан. Но не тут-то было! Чтобы мама признала свою неправоту! Да ни за что!
– Всё я прекрасно поняла! Пусть красит везде!
Я чувствую, что сейчас взорвусь:
– Мама, ну, зачем внутри красить! Ты же сама видишь, что неправа! – кричу я, негодуя и заливаясь слезами.
– Мне будет неприятно, если он внутри не покрасит! – изрекает мама.
Ну, это уж слишком.
– Ты просто упрямая хохлушка! – воплю я и выбегаю из комнаты.