Спецзона для бывших

– На суде вы признали вину?

– Да ничего не признал. Хотя и следствие, и суд очень старались доказать нашу вину. Сначала у нас были одни следователи, потом другие. Все московские следователи отказались вести наше дело, поняв, что это политический заказ. Тогда набрали следователей с периферии, пообещали всем московскую прописку. А потом их всех «кинули»…

– Откуда вы знаете?

– Знаю. Дошла информация.

– Что на суде вам конкретно вменяли в вину?

– Якобы мы занимались вымогательством. Задерживали коммерсантов, возбуждали уголовное дело, а потом за деньги отпускали. Хотя в действительности по нашему делу не проходило ни одного коммерсанта.

– Тогда на чем же строились обвинения?

– Потерпевшими в нашем деле были уголовники. Один из них оказался наемным убийцей. Он был в федеральном розыске. Нам из УВД Татарстана прислали на него ориентировку. Сообщили, где он может скрываться. Два дня мы его караулили. Задержали. При нем были восемь тысяч долларов и оружие. Отправили его в ИВС. Утром его забрали опера и увезли в Питер по каким-то своим делам. Потом его осудили на двадцать лет зоны. А затем начался торг. К нему то и дело приезжали прокурорские и предлагали: дашь нужные показания – мы тебе сократим срок. В итоге через три года отсидки он вдруг «вспомнил», что МУР у него вымогал за освобождение пятьдесят тысяч долларов. Другим потерпевшим по нашему делу был чеченский боевик, который приехал в Москву лечиться. Нам поступила информация на него. Мы выехали и задержали его. Нашли у него пистолет, поддельный паспорт и поддельный техталон. А потом нам вменили в вину незаконное задержание. Якобы мы подкинули ему пистолет. И якобы незаконно применили наручники. Хотя ясно было, что он скрывался. Все следствие по нашему «делу» было фальсификацией от начала до конца. Следователи не знали, что с нами делать. Поэтому следствие и длилось так долго – больше четырех лет.

Тяжело вздохнув, мой собеседник выдает наболевшее:

– Я до сих пор не знаю, зачем нас посадили. Кому мы мешали? Впрочем, догадываюсь…

– Какой вам срок дали?

– Четырнадцать лет строгого режима. Это очень много. Одним из так называемых подельников по моему делу проходил мой коллега, у которого произошла страшная драма. Накануне ареста он отдыхал где-то за городом, катался на лыжах и сломал себе позвоночник. Его арестовали и тоже привезли в Лефортово, где он пролежал на койке четыре с половиной года. На суд его приносили на носилках. В итоге осудили на тринадцать лет. У меня тоже произошла трагедия. Через два месяца после того, как меня арестовали, погиб мой сын. На него набросились на улице хулиганы, жестоко избили. И я сам потом читал в одной из московских газет: мол, сами «оборотни в погонах» убили сына Чатова с той целью, чтобы он не смог дать в суде показания против отца. Ну не подонки ли могли все это придумать?

Перебив сам себя, Сергей Васильевич вдруг спрашивает:

– Вы пьете воду?

Заметив мой недоуменный взгляд, он поясняет:

– Извините, волнуюсь, мне надо выпить воды.

Судорожно пьет. Понемногу успокаивается и продолжает свою исповедь:

– Изоляция от общества накладывает свой отпечаток. Замкнутое пространство. Узкий круг общения. Нет средств для расширения своего лексикона. Через три года пребывания в Лефортово я вдруг понял, что разучился… говорить! Ко мне приходил адвокат, а у меня язык не поворачивался – в прямом смысле – отвечать на его вопросы. Я спросил адвоката: как мне быть? Он посоветовал нанять репетитора.

– Где, в тюрьме?

– А где же еще.

– Наняли?

– Да, нанял.

– И его пропускали?

– Он приходил под видом адвоката.

Спрашиваю Чатова, чему может научить зона. Отвечает не задумываясь:

– Зона ничему не научит, если сам не захочешь учиться.

В будущее он смотрит с оптимизмом:

– Я выучил в колонии английский язык. Научился работать на персональном компьютере.

О прошлом говорит безапелляционно:

– В отношении меня был вынесен преступный приговор преступной группой под видом суда. Я не считаю виновным ни себя, ни своих товарищей. Нам хотели доказать сто тридцать эпизодов преступных действий, но вменили (а не доказали) только четыре преступления.

Капитал и власть. – «Честь и родина». – Эдичка Лимонов и другие. – Забавы губернатора. – Чужая жертва. – РУБОП, ФСБ и бандиты-охранники. – Следователь, который исчез. – «Они смеялись в лицо…». – Каждый сам за себя. – В четырех стенах. – Малоизученный зэк.

– Я работал в Красноярске природоохранным прокурором. В круг моих обязанностей входила вся природоохранная деятельность Красноярского края. Исполнял обязанности на протяжении пяти лет, а до этого был начальником следственной части краевой прокуратуры, заместителем прокурора центрального района. То есть я – профессиональный прокурорский работник. Отработавший в прокуратуре с 1972 года. В свое время закончил дневной юридический факультет Томского университета имени Куйбышева. По распределению попал в прокуратуру Красноярского края. Прошел все ступени прокурорской лестницы.

– За что вы попали в колонию?

– Видите ли, сейчас общество переживает как бы разлом. Происходит передел собственности. Идет тихая революция – без войны, без гражданских коллизий, потрясений. На момент моего ареста шёл уже третий передел собственности. Это когда путем организации банкротств уже поделили промышленность и сельское хозяйство. Оставались только недра, то есть то, за что я отвечал. Источники, полезные ископаемые – ресурсы, одним словом. То есть приватизация переходила на эти объекты. К власти в то время пришла партия «Честь и родина» – во главе с господином Лебедем – которая попыталась приватизировать Красноярский край. В полном объёме, в угоду интересам определённых промышленных групп. Правильнее сказать, к власти пришли лица, за которыми стояли определённые промышленно-финансовые группировки. Которые пытались эту власть приватизировать. Ну а я человек еще старой школы, со старыми понятиями, для меня государство превыше всего. В своей работе я не перестроился, считал, что государственные интересы должны превалировать над интересами частных лиц. Но оказалось, это далеко не так. Другие думали иначе. И я вошёл в противоречие с интересами лиц, которые приватизировали власть. Это партия «Честь и родина», где есть своя структура, включая контрразведку, которая занимается и устранением людей. В борьбе за власть. Так было в Приднестровье у господина Лебедя, где исчезали люди. Так было в Москве… Так же вот избивали Эдичку Лимонова – автора книги в отношении председателя совета директоров КрАЗа Быкова. За публикацию этой книги. По воле я знал Быкова – меня арестовали раньше, чем его – и я имел возможность общаться с ним как на воле, так и в системе СИЗО. Он тоже стал жертвой междоусобных, межклановых разборок. Вытеснение людей ведь происходило разными способами. Все так или иначе пострадали от этого. И пострадали в результате административного ресурса Лебедя. Поскольку прокуратура использовалась для устранения этих людей. Не только прокуратура, но и соответствующие органы… то есть структуры, которые готовы были угодить, не считаясь ни с чем. Я-то знаю, за что я сижу, в принципе… Есть объекты, недра, которые нельзя приватизировать. Но их пытались приватизировать, и в конце концов приватизировали – пока я находился в тюрьме… В Красноярском крае в последние годы вообще происходило много любопытного. Однажды мне пришлось возбудить дело в отношении факта отстрела лосей. Потом оказалось, что в охоте участвовал губернатор края. Это было в Енисейском районе, в Емельяновском районе…

– В Красноярском крае охота на лосей запрещена?

– Ну не знаю, может быть, где-то и разрешено стрелять лосей с вертолета, то у нас – нет. Мы не только возбудили дело, но и вели расследование.

– Чем закончилось дело?

– У меня краевая прокуратура это дело изъяла.