Ты меня не помнишь

Я окидываю взглядом палату, словно я могу что-то забыть. Нервничаю, а потом подхожу к каталке и аккуратно на нее забираюсь. Алекс придерживает меня за талию, поправляет задравшуюся рубашку с таким видом, словно я хрустальная.

— Все, я справлюсь, Алекс.

— Все будет хорошо, Саш, я с тобой — Алекс наклоняется ко мне и целует в щеку.

Он говорит что-то еще, я киваю. Он прав, я нервничаю, и мне страшно. Очень. Именно страшно, хотя я готовилась, и знаю всю процедуру от и до. Вчера врач рассказал мне, как все будет проходить и уверял, что операция стандартная, отработанная. Хочу поблагодарить Алекса и подпитаться его уверенностью, но не успеваю.

— Вы тоже переодевайтесь — слышу голос медсестры.

Кручу головой, не понимая с кем она разговаривает, кто еще должен переодеться. Искать долго не приходится, в палете только я и Алекс и именно он сейчас облачается в халат и шапочку.

— Алекс, ты что делаешь?

— Собираюсь идти с тобой.

Ответ короткий и понятный, но я взрываюсь. Он снова все решил, снова не спросил, не поговорил со мной! Обиды наслаиваются одна на другую. Сначала разговор с отцом, теперь его присутствие на родах. Что дальше?

— Алекс, я против того, чтобы ты присутствовал в операционной.

— Почему, Саша, я хочу видеть, как появиться на свет наш сын, хочу быть с тобой.

— Ты опять забываешь главное, Алекс.

Он сводит брови и выпрямляет спину. Взгляд не предвещает ничего хорошего. Алекс молчит и ждет, когда я договорю.

— Ты забыл узнать, чего хочу я.

На лице Межницкого не дрогнул ни один мускул. О чем он сейчас думает, даже предположить не могу. Теперь жду я, наблюдая, как он переминается с ноги на ногу, как пытается убрать руки в карманы брюк и это жест выдает его. Нервничает. Наблюдаю как ладони скользят по гладкой ткани одноразового халата. Первый раз, второй, и снова неудача. Алекс пытается делать вид, что расправляет заломы на ткани, а потом скрещивает руки на груди. Грозный бизнесмен Межницкий в голубом халате и одноразовой шапочке собирается отстаивать свои права? Все это выглядит так забавно, что если бы не обстановка, я бы рассмеялась.

— Чего хочешь ты, Саша?

Так просто? Не верю ушам! Межницкий готов выслушать?

— Я хочу, чтобы ты подождал меня — начинаю и сразу же исправляюсь — НАС здесь, в палате.

— Нет.

Ухмыляюсь, ну а что я хотела, коротко и ясно. Почему-то становится обидно, и я отворачиваюсь, упирая взгляд в голубой костюм медсестры, ставшей невольной свидетельницей этой сцены. Плакать хочется очень, но я держусь. Вздыхаю, прикусываю нижнюю губу так, чтобы было больно.

— Так, будущие родители — строгий голос медсестры заставляет даже Алекса прислушаться — даю вам пять минут на переговоры.

Мы киваем, впервые вместе и без возражений слушая кого-то. Да, тяжело нам придется, ни я ни Алекс уступать не привыкли.

— Саша, я очень хочу быть с тобой там — мнется он и я впервые не слышу властных ноток в его голосе.

— Зачем, в этом нет ничего из того, что ты видел по телевизору — пытаюсь возражать я, но Алекс стоит на своем.

— Знаю, я готовился, и хочу быть с вами, хочу увидеть момент рождения сына и... — он замолкает.

— И? — настораживаюсь я.

— Я переживаю за тебя, Саш, очень. С того дня, как узнал про беременность и диагнозы — он замолкает, собирается с мыслями и продолжает — я не прощу себе, если что-то пойдет не так.

— Все будет хорошо, Алекс.

— Просто позволь, Саш, я не отпущу тебя одну, никуда.

— Почему, что ты придумал? — я повышаю голос.

— Я люблю тебя, Саша! — почти выкрикивает он, запрокидывает голову назад, а руки беспомощно повисают вдоль тела — если что-то с тобой случится, я не прощу себе, слышишь?

Последние слова он говорит тихо, словно у него не осталось сил, кажется он истратил все на четыре главных слова. Мои глаза в очередной раз полны слез, сердце радостно отстукивает, повторы: «любит, любит, любит».

— Я тоже тебя люблю, Алекс Межницкий. Я тоже — но не произношу ни слова.

Не время.

— Ну что, договорились — голос медсестры прерывает наши с Алексом гляделки.

— Да — отвечаю я — пусть идет в качестве поддержки.

Говорю, а сама глаз не свожу с Межницкого, хочу увидеть его реакцию, все, до малейшего движения. Он улыбается, даже как-то мягче становится, словно кто-то отпустил вечно взведенную пружину у него внутри и выпустил свободу. Подходит, берет меня за руку и одними губами говорит мне: «Спасибо».

Глава 56

Все, что происходит дальше, для меня словно сон. Установка катетеров, анестезия, пиликанье приборов. Мне даже кажется все это не со мной происходит, а еще, похоже на какой-то сериал популярный, где я играю главную роль.

Может, это так эпидуральная анестезия действует? Пробую дернуть ногой — не получается. Странно, голова вроде работает, а то, что ниже — нет. Алекс стоит в изголовье и сжимает мою ладонь в своей. Его рука такая теплая, даже горячая и впиваюсь в нее своими ледяными пальцами. Мелькает мысль, что все-таки я правильно поступила, когда разрешила ему пойти со мной. Одной было бы неуютно. Врачи чем-то заняты, прикрываясь от меня ширмой, анестезиолог внимательно наблюдает за приборами. Я лежу, ничего не чувствую, лишь мозг отсчитывает минуты до самого важного момента в моей жизни.

На секунду прикрываю глаза. Усталость наваливается, словно я работала две смены, а не отлеживалась в больнице все это время. Успокаиваю себя, что вот сейчас, минутки три так полежу, отдохну и вернусь. Липкая дремота накрывает меня. Все, что я чувствую — это горячая рука Алекса, только сжать ее у меня никак не получается. Холодные пальцы совсем не слушаются. Холодно, мне очень холодно.

Последнее, что слышу — это голоса врачей, что надо ускориться, и что-то о падении давления. Суета, разговоры и названия лекарств звучат уже слишком далеко, и я не различаю слов, лишь звуки.

Шевелю рукой.

Получается, но что-то начинает беспокоить, что-то не так.

Холодно!

Волнуюсь, и одновременно с волнением над моей головой раздается противное пиканье, ускоряющееся с каждой секундой.

Делаю глубокий вдох, и морщусь, потому что прибор заходится на все лады и начинает раздражать.

Надо что-то делать.

Мысль пошевелиться возникает в голове спонтанно. Я пробую согнуть ногу. Сначала левую, потом правую. Получается какое-то рваное дергание, и каждая попытка отдается резкой болью внизу живота.

— Сынок! — Я распахиваю глаза — где он?

Пытаюсь крикнуть, но во рту пересохло и получается слишком тихо. Прибор продолжает надрываться, а я терпеливо жду, когда его вопли услышат и придут ко мне.

Ждать долго не приходится. Взволнованная медсестра появляется в палате в ту же секунду. По ее лицу понимаю, что все хорошо и сейчас мне все расскажут.

— Проснулись? — Это хорошо. Как себя чувствуете, Александра?

— Пить хочу, а так, вроде ничего.

— Сейчас подойдет ваш врач — начинает она, но я перебиваю.

— С сыном все хорошо?

— Ах да, конечно — улыбается она — сынок в порядке, он сейчас под присмотром врачей и папы. Я сейчас его позову, а то главврач уже распорядился выписать успокоительное.

Она убегает, а до меня медленно доходит смысл слов. На душе становится тепло. Он нервничал, наверняка достал своей настойчивостью и занудством все руководство клиники.

— Саша — громкий бас Межницкого прогоняет остатки сна.

Он врывается в палату словно ураган. Взъерошенный, с красными глазами и развевающимся за ним белым халатом.

— Са-а-шка! — падает на край кровати, хватает мою руку и прижимает ее сначала к губам, потом к своей щеке и снова к губам — я так испугался, так переживал! Никогда так больше не делай.

— Не буду, обещаю. Как сын? — решаю уточнить у врача, чем я могла напугать.

— Лучше всех. Врачи сказали настоящий богатырь, три девятьсот пятьдесят и пятьдесят три сантиметра — гордо произносит он.