Versipellis

— Что могу сказать, — прокашлявшись, начал министр юстиции, — Мы разделяем ваше беспокойство, Леонард. Ситуация может выйти из под контроля…

— Может?! Издеваетесь? Она уже вышла, — повысив тон, ответил Себула.

— Это ведь была ваша инициатива, чтобы оборотни работали в структурах адаптации и контроля, — смотря на него с хитрой улыбкой, парировал председатель правительства. — Построение новой социальной иерархии, очеловечивание покорных и подавление воли остальных. Видимость принципа гуманности через специальные центры и льготы высшим ступеням. Особые программы для поколений, родившихся в среде людей. Какие ещё тезисы вы тогда приводили? А теперь оказывается, что в лодке, везущей нас всех в светлое будущее, есть течь? Вы очень непоследовательны, министр "Новой политики".

Леонард Себула подавил в себе новый всплеск ярости, теперь уже — на самого председателя. Его лицо раскраснелось, бровь непроизвольно задергалась, а телефон в кармане все это время вибрировал от звонков и сообщений начальника охраны. Но он не реагировал, бегал взглядам по лицам коллег. Кто-то смущённо опускал глаза, кто-то задумчиво смотрел на него, а председатель властеливо поднял подбородок, ожидая ответа. Через три долгих молчаливых минуты, зазвучал звонок с гимном. Министр обороны сразу принял его, а когда окончил разговор, резко поднялся, упёршись ладонями в стол.

— Леонард, скажите, на милость, вы не прихерели?

Тот растерялся, сглотнул в горле ком. Под взглядом коллеги, генерала армии он весь сжался и, впервые за долгие годы на посту, почувствовал, что кто-то может ему противостоять в политическом поле так открыто.

— Почему целая рота моих солдат сейчас тупит в лесу, ища вашего беглеца? Почему они звонят мне и спрашивают, как работать с вашей службой контроля? — каждая его новая фраза становилась всё громче и громче. Бас отражался от стен зала и заполнял собой всё пространство. — Почему вы, министр по делам разумных тварей, решили, что можете командовать военными?!

— Это старый долг, — замямлил Себула. — Командир должен был мне и я…

— Его долг — перед родиной и мной, в качестве её представителя и непосредственного его начальника, — процедил сквозь зубы министр обороны. — Достаточно вы поигрались, Леонард. Я долго думал, но это — последняя капля. Сегодня же на столе у председателя будет лежать мое прошение о вашей отставке.

В лесу за городом…

Когда я очнулся, было уже за полночь. Вендиго в паре с бетой из стаи Одена стоял в карауле, под моим боком спала Миранда, чуть поодаль — другие оборотни. Потянувшись и размяв лапы, я подошёл к брату. Тот угрюмо окинул меня взглядом и первым начал разговор:

— Не стыдно, Алекс? — я замешкался, не найдя, что ответить. — Заставил мать покинуть дом, нарушил уклад жизни чужой семьи.

— Она ради тебя тоже рисковала всем, — попытался я перевести стрелки.

— Так это я. А ты был её надеждой: прилежный, ответственный, сам дошел до четвертой ступени, учил детей. И в один миг поступил так, как поступил бы я.

— Ты бы его убил.

— И было бы меньше проблем, — огрызнулся Вендиго. Он помолчал и спросил. — Зачем, брат? Ради чего?

— Я хотел их спасти, — тихо пробормотал я.

— Спас?

Ответить я не успел. Второй караульный дернулся, навострил уши и зарычал. Ночное небо вдалеке прорезало фиолетовое свечение.

— Буди всех, — крикнул Вендиго и бросился к матери.

Аметистовые установки требуют больше всего затрат: они громоздки, нуждаются в постоянной подпитке, их поле воздействия, растет очень медленно. И стоят на вооружении они только у федеральной службы контроля и нескольких военных частей. Всё это рассказал на бегу Оден, когда гнал волков в сторону холмов. Его образ в моем сознании обрастал новыми деталями: вожак не только смог вновь собрать стаю, найти пути скрытного ухода каждого члена семьи из города, но ещё и изучил человеческие методы подавления нашего вида. Он неоднократно ссылался на некого нелегала, что все эти годы жил среди людей, не выдавая себя и не состоя в программе адаптации. Я лишь в очередной раз удивился тому, как мало знаю о своем же новом мире.

Мы направлялись к пещерным тропам, которые бы позволили уйти от преследования на многие километры. Голые, без единого деревца, холмы отзывались во мне чувством нарастающей тревоги — мы были на виду и, если люди специально уводили нас в эту сторону, то не пройдет и получаса, как вертолеты будут кружить над нами. Понимал это не я один. Хорс постоянно закидывал голову, вглядываясь в небо. Но, подумал я, возможно он взывал к Луне — светилу и главному божеству, силе которого нет равных. Бег начинал утомлять. Однообразные пейзажи слились в единое бесконечное полотно, в котором, казалось, не было и намека на подземелье. Обернувшись назад, я увидел на горизонте стену лилового света, что неумолимо наползала на лес. Я вспомнил тюрьму, пытку, которую применил на мне агент. Прекрасный волшебный цветок, что расцвел где-то в области затылка, манящей мелодией отравлял мои мысли, путал намерения и побуждал тянуться к собственной смерти. Я зажмуриться, сгоняя морок воспоминаний, и прибавил скорости.

В доме министра "Новой политики", ранее...

Виктория слышала приближающиеся шаги. Тот, кто проник в дом, осторожно осматривал этаж. Рубиновые нити силы, окутывающие дверь, одним лишь своим видом точно указывали на то, кто находится в комнате. Но девушка не знала, не решила для себя, защищают ли они её от врага или отрезают от спасителя. Она сидела на кровати, обхватив колени, и просто ждала, что будет с ней дальше.

— Ви… Виктория? — послышался приглушённый зов. Она вздрогнула, но не решилась ответить. — Это я. Арес… Ты там?

Он говорил сбивчиво, неуверенно. А на глазах девушки выступили слёзы. Она уже и забыла, вычеркнула из памяти лицо того волка, которому принадлежал этот голос, который клялся ей под луной в любви, который защищал её и шептал о планах на будущее. Чувства, казалось, растаяли в годах, полных боли, как физической, так и душевной. Её мир рухнул, когда она проснулась в этом доме, а теперь забрезжил миражом там, за дверью.

— Я, — отозвалась наконец она.

— Ты одна? Кроме этих амулетов есть что-то, что может тебе навредить? — воодушевленно проговорил Арес.

— Одна…

На второй вопрос она ответа не знала.

Волк, недолго поразмыслив, бросил в магическую сеть камушек авантюрина. Тот растворил в себе силу рубинов, разорвав часть их связей — внизу двери образовался небольшой проход. Но ни волчье тело, ни человеческое не дали альфе возможности им воспользоваться. Он мялся, терял время и все больше злился на себя из-за этого. А когда вновь позвал девушку, она заговорила так быстро, что он даже не сразу осознал сказанное:

— На окнах нет защиты, я смогла её снять. Поднимись с внешней стороны и разбей его, — а отдышавшись, добавила. — Я жду.

Арес не стал больше осторожничать. Оставшись в промежуточном воплощении, волк забрался по фасаду дома к нужному окну, балансируя на карнизе, всмотрелся в мелькающий за ним, женский силуэт. Девушка с огненно-рыжими волосами носилась по комнате, собирая какие-то свои вещи. Казалось, что она нарочно избегает возможности взглянуть на него. Арес не видел, как по щекам её ручьями катились слезы, а лицо перекосило от бури, захлеснувших её, эмоций. Он зацепился рукой за декоративный выступ и с силой ударил арматурой в стекло. Лёгкая, почти что невесомая паутина трещин разошлась по нему. Новый удар — и первый "слой" посыпался осколками. Третий — и белая точка в центре увеличилась. Оборотень постарался её продавить, но успеха это не дало. Когда спустя несколько попыток весь стеклопакет был покрыт геометрическими линиями и за ним больше не было видно пространства внутри, альфа навалился на него всем телом, отпустил руку и, под крики Виктории, выпал на россыпь стекла в комнату. Он встал и отряхнул серую шерсть, а девушка уже прильнула к нему, её руки забегали по широкому торсу, колени задрожали, а лицо уткнулось в грудь, пряча в ней новые слезы. Сердце Ареса билось в бешенном темпе, воздух застрял в лёгких. Он прижал возлюбленную к себе, точно в трансе, прикрыл глаза. Они стояли у окна. Только двое. Вместе. Она подняла на него взгляд. Её кожа раскраснелась, а на шее проступили пятна, но он этого не замечал. Он тонул в небесно-голубых глазах, забывая обо всем том ужасе, который он пережил за долгий день.