Серпантин

Она забралась на переднее сидение потрепанного грязного внедорожника. Глеб поковырялся в багажнике и вскоре впрямь разложил на Викиных коленях полбуханки белого нарезного и с десяток кружочков непривычно голубоватой колбасы.

— Все натур-продукт, — похвастался Глеб. — Ешь давай. А это вот — мед, — он протянул пластиковую бутылку без этикетки с мутным содержимым. — С местной медоварни, прямиком из бочки, так сказать. Давай, тебе взбодриться надо и глюкозки побольше. Я дело говорю.

— Спасибо, — не нашлась чем возразить Вика. — Вы очень… Заботливый.

— На «ты» давай?

— Давай.

Вика разломила хлеб и прикуску начала есть соленую жесткую колбасу. Приторно сладкий мед с отзвуком хмеля согрел ее и успокоил раскаченные нервы. Узел в груди ослаб, обмякли пальцы, которые она несколько часов к ряду сдавливала в кулаки.

— Во-о-от, — довольно протянул Глеб. — Хоть зарумянилась, а то хоть в гроб клади.

— Простите, я вас разбудила, подняла среди ночи, вы еще и за меня вписались… Давайте я заплачу за осетра?

— Дурная что ли? — возмутился Глеб. — Да мы этих осетров наловили на год вперед, половина на фарш пойдет и морозилку. Я ж один, мне до лета этой благодати хватит, уж не обеднею с одной рыбины. А у тебя видно каждый рубль расписан.

— Я так не постоянно хожу, — попыталась оправдаться Вика, указывая на ватник. — Просто торопилась и схватила первое попавшееся.

— Ну ты знаешь, мне давно не попадались девушки с телогрейками в шкафу. Все больше как-то по шубам. Да и калоши уже два века как не в моде.

— Я за городом живу, — продолжила объяснять Вика. — Там на каблуках неудобно.

— Эх, понимаю. У меня тоже домик небольшой под Стрельной, так, десять соток, сарай, да баня. Зато все сам, век простоит — не закачается.

Вика кивала, но мысли ее уносились далеко, они блуждали по холодным безлюдным коридорам, они дежурили под дверью в реанимацию. Как она могла уйти? Как поверила, что он в порядке? Как вообще он мог быть в порядке, когда на ее глазах его выворачивало и колотило в лихорадке? Но она развернулась, хлопнула дверь, разграничивая их жизни. Вот здесь черта, ты остался за ней, дальше не ходи. И он не пошел. Он остался.

— Не до болтовни тебе, — заметил Глеб. — Может, домой отвезу?

— Это далеко.

— Ну бешеной собаке, как говорится. Я ж пару часов поспал, могу еще полночи пробегать.

— А как на работе?

— Так у меня отпуск еще три дня. Ну что, отвезти?

— Нет. Я лучше здесь побуду.

Глеб укоризненно покачал косматой головой.

— Говорю тебе, не пустят никого, кроме родственников. Хочешь, попрошу, чтобы мне позвонили, когда очухается?

Вика обернулась к нему, отряхнула крошки с ватника, оттерла липкий след с губ.

— Зачем вы мне помогаете?

— Ты как ребенок, — развел руками Глеб. — Худющая, глаза в пол-лица, а тоска в них не детская. И о наркоше каком-то печешься, как о нормальном человеке. Чего? — поймал он ее изумленный взгляд. — Я практику в тубдиспансере проходил, сто лет назад. Торчков за километр вижу. Зачем с ним связалась, неужели никого лучше не нашлось?

— Не нашлось, — эхом отозвалась Вика.

— Ой, молодо-зелено. Послушай взрослого дядьку — меня то бишь — не лезь в это. Спасти все равно не спасешь, а свою жизнь угрохаешь на такого вот дармоеда. Будь он трижды красавчик, а хосписе для спидозников они все на одно лицо.

— Вы не верите, что им можно помочь?

— Не-а, — он покачал головой. — Легче мою бабку интернетом пользоваться научить, чем нарика переделать. Да и зачем? От интернета бабке хоть польза, а от слизня этого какой прок?

Вика поморщилась, закрутила пробку на хрустящей бутылке и вернула Глебу. Собрала оставшийся кусок хлеба и колбасу, сложила на приборной панели.

— Отвезете меня на работу? — попросила Вика.

— Да здравствует здравый смысл! — обрадовался Глеб и добавил: — Извини за тавтологию.

Вика озвучила адрес. Тепло салона убаюкивало, по радио крутили хиты семидесятых, Глеб тихо подпевал, покачивая массивной головой. Вика наблюдала за ним и отчаянно мечтала, чтобы его уверенность передалась ей внутривенно, чтобы не нужно было обдумывать его слова, чтобы они стали частью личности и разрешили ей никогда больше не возвращаться туда, где противно пищали датчики и пахло смертью.

Офис уже открылся. Глеб остановился напротив входа и присвистнул:

— Тут трудишься? Выглядит недурно.

— Спасибо большое, — решительно попрощалась Вика. — Я больше вас не побеспокою.

— Да ты беспокой, не стесняйся. А если решишь все-таки меня послушать, заезжай в гости, я осетра-то тебе так и не отдал.

Вика выбралась на проезжую часть, спешно пересекла пешеходный переход на красный и прямо в ватнике и галошах вошла в офис. Охранник на вертушке сперва всполошился, но узнав Вику, невозмутимо кивнул. По пустынным коридорам, так непохожим и вместе с тем напоминающим больничные, Вика добралась до закрытого офиса, спешно спрятала верхнюю одежду в ящик стола и переобулась в офисные туфли, даром что, просиживая под Фединой дверью, не успела переодеться в пижаму.

Рукав блузки окаймляла цепочка бурых пятен — кровь с головы брата. Интересно, Макс жалел о том, что сделал? Или лишь о том, чем для него это обернулось?

Постепенно подтягивались коллеги, наполняя гулкую пустоту беспечностью, свободой, несущественными проблемами. Вика едва дождалась десяти часов, схватила трубку и набрала номер человека, которому хоть сколько-нибудь доверяла.

— Викуля, — приветствовал ее Антон потухшим тоном. — Срочно? А то у меня задач навалилось.

— Что-то случилось? — невинным голосом спросила Вика.

— Да не, в отпуск ухожу с понедельника, надо дела Максанычу сдать. А он еще и приболел некстати.

— Приболел?

— Ну да, не пришел сегодня. Наверное, на больняке.

«Они не знают, — пронеслось у Вики в голове. — Некому сообщить, жена не в курсе, а Макс без сознания. Черт!»

Вика в сердцах бросила трубку. Коллеги взглянули на неё с подозрением. Ещё больше их подозрения усилились, когда она стала судорожно искать в справочнике номер Андрея Евгеньевича.

Номер нашёлся вместе с кабинетом. Ближайшие два часа, судя по отметкам в расписании, оба были свободны. Вика вооружилась единственной ручкой и вызвала лифт.

Ей казалось, она пробила атмосферу, пока кабина на тросах неспешно ползла вверх. Голова закружилась, горло высохло, как пылью забитое, и саднило беспощадно. Она слабо представляла, что хочет сказать, но с молчанием не дотянула бы до утра.

В кабинете он был один — высоченный, с зализанными бриолином волосами, в рубашке в мелкую клетку и нелепой розовой бабочке. Пронзительные ледяные глаза — глаза хладнокровного убийцы — уставились на Вику в недоумении.

— Чем могу помочь? — спросил Максов начальник, по-женски выгнув бровь.

— Максим в больнице, — заявила Вика, без спроса присев в глубокое кожаное кресло. — У него сердечный приступ.

— Так, — деланная веселость слетела с мужественного лица, уступив сомнению. — А вы, собственно, у нас кто?

— Вика, — представилась она. — Из-за меня украли деньги. Точнее, из-за моего брата.

Андрей Евгеньевич окончательно растерялся и не мог этого скрыть. Он взял заточенный на убийство карандаш, пропустил его между пальцами, задумчиво разглядывая Викино бледное лицо.

— Очень интересно, — резюмировал он. — Ну расскажите что ли, откуда такая всезнайка взялась. А я пока попрошу принести вам кофе, ненароком еще в обморок тут свалитесь.

Второй раз за утро ей грозили потерей сознания, но Вика держалась. И сцепив пальцы и вычеркнув из рассказа все, что касалось их с Максом личных отношений, передала его начальнику в подробностях и оттенках. Худенькая брюнетка внесла исходящие паром кружки, одну поставила перед Викой. К кофе прилагались крохотные безе, и Вика некстати вспомнила, как Глеб настойчиво убеждал ее в необходимости глюкозы.

— Фантастика, — Андрей Евгеньевич покачал зализанной головой. — Черт, если б знать заранее.