Возвращение в долину

— Вы следили за тем, чтобы Хелена принимала свои лекарства?

— Это было сложно, но я старалась.

— А она их принимала?

— Да, — пискнула девушка, теряя последние крупицы самообладания. Врач посмотрел на нее поверх очков и тяжело вздохнул. — Почему вы устраиваете мне экзамен? Это же вы ее лечите?

— Потому что когда Хелена Делвал умрет, мне предстоит писать отчет и анализировать эффективность схемы лечения. Вот я и хочу узнать, не пыталась ли ее единственная дочь поскорее получить наследство.

— Да как вы…? — она аж поперхнулась воздухом. Но врач оставался абсолютно невозмутим. В его глазах плескалась безбрежная усталость.

— Поработаете с мое, еще и не такое увидите, — хмыкнул он, и его тонкие губы растеклись в полуулыбке, как будто реакция Эвы позабавила его. — Впрочем, это не мое дело. Анализы у вашей матери мы взяли, результаты будут через пару дней.

— А у нее есть эта пара дней? — вспыхнула Эва.

— Пара — точно есть. Может, даже месяц или больше, все покажут анализы, — хмыкнул врач, устало потирая переносицу. — Но я вам уже сейчас могу сказать, что особо надеяться на чудо не стоит. Понимаете, о чем я?

Эва поджала губы и кивнула.

— Я дам вам рецепт на обезболивающее. Очень. Сильное. Давайте Хелене одну таблетку в день и следите, чтобы она не смешивала лекарства с алкоголем.

— Вы даже не будете пытаться ее лечить? — возмутилась Эва. Врач посмотрел на нее с усталым снисхождением.

— Поработайте с мое, мисс Делвал, и дурацких вопросов у вас не останется.

— Но вы обязаны ее лечить, — наседала она, но врач уже двинулся дальше по коридору, оставляя позади мрачную палату с обвитой трубками Хеленой Делвал. Эва бросила быстрый взгляд на этот пищащий и чуть светящийся кокон и бросилась вслед за врачом. Внутри вспыхнула ярость, жажда справедливости, желание все сделать правильно.

— Моя задача — лечить, задача пациента — лечиться. Пока обе стороны играют по правилам, все идет хорошо, но если кто-то отказывается принимать лекарства и придерживаться диеты… — он покачал головой. — Вашей матери была назначена химиотерапия. Она посетила один сеанс и больше не появлялась. На остальные процедуры она не соизволила даже записаться. А вы знаете, сколько таких больных под нашим наблюдением?

— Ладно-ладно, — раздраженно замахала руками Эва, готовая на все, лишь бы избежать лекции о нехватке ресурсов и финансирования. — Что нам делать теперь?

— Ждать результатов анализов. Снимать симптомы. Оберегайте мать от стрессов. И будьте рядом на случай, если будут еще такие ухудшения. И вот рецепт, — он быстро и размашисто оставил пару строк на форменном бланке. — Попросите, чтобы вам поставили печать, и идите в аптеку.

И как только клочок тонкой бумаги оказался в руках Эвы, развернулся и ушел. Эва даже не успела прочитать его имя на отблескивавшем бейджике. Из другого конца коридора на нее смотрела Иви и придержиющий ее за плечи Чарли. В их глазах плескался страх вперемешку с надеждой. Даже с такого расстояния Эва могла увидеть, как сильно они хотят получить хорошие новости. Но все, на что была способна Эва, — это лишь неопределенно пожать плечами. Иви прижала ладонь ко рту и громко всхлипнула.

Они решили дождаться пробуждения Хелены. Медсестра в регистратуре на это лишь закатила глаза и, указав на аппарат, где за пару центов можно было получить худший кофе в жизни, сказала: «Чувствуйте себя как дома». Эва попыталась отправить Чарли домой, спать, но тот не соглашался. В ответ он предлагал женщинам устроиться на заднем сидении его машины, а когда те отказались, сам сходил на парковку и вернулся с пледом. Медсестра посмотрела на них недовольно, но с пониманием. Словно ей в должностной инструкции прописали сохранять кислую мину и закатывать глаза в ответ на любую просьбу.

«А может, это то, что происходит, когда вынужден постоянно сталкиваться с чужой болью», — подумала Эва, приваливаясь к плечу Чарли. Боль бывает разной, но если ты берешь на себя труд помочь, избавить человека от этой боли, будь то перелом, утрата или просто недовольство достаточно прямыми линиями, эта боль обрушивается на тебя со всей своей зверской мощью. Она жжет, царапает, рвет на куски, и, хоть она и не твоя, отпустить ее просто так не получается. Ты делаешь ее своей. Возможно, это случилось с Хеленой. Она так часто брала на себя чужие проблемы, обиды, страхи.

От этой мысли Эва поднялась и направилась к палате, где лежала Хелена. Съедаемая болью, но еще живая. Сердце забилось быстрее, Эва чувствовала жгучее желание заглянуть матери в глаза. Сказать, что понимает, что будет рядом, что поможет…

На пороге ее встретил неподвижный взгляд ледяных глаз. Хелена лежала, сцепив тонкие руки, напоминавшие птичьи лапки, на животе. Голову женщина повернула на бок, так что могла тут же пронзить взглядом каждого, кто зайдет. Вот и Эва замерла, словно ее оглушили. В темноте прозвучало тихое:

— Мам…

Тонкие бледные губы чуть дрогнули. Хелена опустила веки и подняла снова, точно вспоминая, что такое моргать.

— Если он попытается отправить меня на химию, я ему эти трубки в задницу затолкаю, — предупредила она. Эва нервно всхлипнула и улыбнулась. Что бы с ней ни происходило, Хелена была в своем репертуаре.

— Я ему скажу, — кивнула девушка, садясь рядом с койкой, так, чтобы Хелена могла видеть ее лицо в желтоватом свете фонаря, пробивающимся через окно. — Хочешь, я зажгу свет?

— Нет, — нахмурилась Хелена и, сцепив руки еще крепче, бросила пристальный взгляд на дочь. — Сколько сейчас?

— Времени?

— Ну, не миллиметров ртутного столба же, а?

— Около часа ночи. Двадцатое июля, если тебе это интересно.

Хелена хмыкнула и покивала, гоняя мысли из одного полушария мозга в другое.

— Маловато времени осталось.

— Не говори так.

— До фестиваля, — протянула женщина. — Мы ничего не успеваем. Иви ведь приперлась сюда вместе со мной, да?

— Она волновалась за тебя.

— Ну, конечно, — цокнула языком Хелена. Эва хотела было упрекнуть ее, но запнулась. Взгляд зацепился за судорожно сжимающие покрывало руки. Каждое движение приносило Хелене боль, а она сопротивлялась. Не подавала виду. Не просила помощи. Зато сама цеплялась за любую возможность помочь другим.

Эва протянула руку и сжала в ладони холодные пальцы.

— Я помогу вам с Иви. И Чарли поможет. Только не напрягайся слишком сильно, хорошо?

— То-то же, — хмыкнула Хелена. — Стоило оказаться на смертном одре, все сразу поняли, что старой ведьме нужна помощь.

— Ты не старая, — улыбнулась Эва. Хелена закатила глаза и помассировала виски.

— Я надеюсь, этот чудо-доктор все-таки сподобится на что-нибудь рецептурное. А не то опять придется у иммигрантов траву покупать.

— Опять⁈ — опешила Эва. И Хелена впервые за долгое время рассмеялась.

11. Справедливость

«Если тебе выпала эта карта — готовься. Все тайное становится явным, а каждый получает по заслугам. Справедливость слепа и беспощадно, но не торопись винить ее в жестокости. Она просто воздает тебе должное»

Заметки из дневника Хелены

Долго удерживать Хелену в больнице не получилось даже самой прожженной опытом медсестре. Старая ведьма могла уболтать любого. В результате ей удалось достигнуть соглашения со своими надзирателями в белых халатах. Они не трогали ее лишний раз, периодически меняли капельницы и кололи обезболивающее, а она не пела матерные частушки. Все это было скреплено обещанием выпустить женщину из больничной палаты в ту же секунду, когда придут результаты анализов.

«Мы же все прекрасно понимаем, что ничего хорошего там мы не увидим», — улыбалась она, и врачи усмехались ей в ответ. По уровню цинизма и черного юмора Хелена Делвал идеально вписалась в коллектив. Так, что когда ее забирали даже пожилая медсестра из регистратуры пустила скупую слезу, понимая, что вряд ли увидит эту немолодую женщину, изъеденную болезнью до состояния ветхой старухи, еще раз.

Эва и Иви по очереди навещали ее, приносили еду. Под действием обезболивающих Хелена даже могла поесть, но предписанная диетой еда на вкус ощущалась как опилки и зола. Ей хотелось хрустящего бекона, крепкого кофе, такого, чтобы зубы сводило, а сердце заходилось бешеным галопом. Хотелось булочек с заварным кремом, хоть она никогда их не любила. Но от осознания, что теперь и до конца дней ее рацион будет состоять из каши, курицы и овощей на пару, она то и дело открывала в себе новые гастрономические желания. В последний раз такое было, когда она ходила беременная Эвой. Тогда она тоже могла проснуться посреди ночи, а все тело сводило от бешеного желания съесть арбуз, вымазанный манговым сорбетом. Или финики в шоколаде с начинкой из грецкого ореха. Или пахлаву. И сендвич с тунцом в кисло-сладком соусе.