Барс

Песня становилась громче. Она накатывала неконтролируемыми импульсами, заставляя тело то и дело содрогаться в необъяснимых приступах паники. Келуни крадучись вышагивала вокруг камней, трав и светлых тропинок между ними. Она нагибалась к полу, будто бы старалась оказаться ближе к ритуальному рисунку.

Проводница закрыла глаза, и в ту же секунду остановилась. Вместе с ней затихла и песнь, прежде лившаяся беспрерывно. Келуни замерла. Она прислушивалась к чему-то, однако Волика не могла уловить источник встревожившего проводницу звука. Можно было услышать лишь ветер, разгуливавший за окном на рассвете нового дня.

Повисшая тишина продолжалась какое-то время. Что удивительно, даже Ворина, до этого змеёй изворачивавшаяся в судорожных припадках, успокоилась и почти перестала дышать.

Келуни сорвалась с места. Она не глядя вынула короткий острый меч из кожаных ножен, после раскрыла глаза, и, сдержанно выдохнув, скользнула остриём оружия по бледной руке Ворины. Разлилась кровь. Тёмная струйка побежала по белёсой коже девушки.

Волика ахнула в ужасе – да как она посмела! Как она посмела нанести вред её сестре, кто она такая, чтобы вонзать меч в больного человека… даже Барсы, и у тех была честь – у диких, неразумных монстров, убивавших спящих людей по ночам. Но они не трогали больных, не трогали детей, а проводница! Волика готова была броситься на неё – да, возможно, поступок был бы и необдуманным, но эту жестокую женщину нужно было срочно отвести подальше! – если бы не одно маленькое обстоятельство.

Ворина резко распахнула глаза, громко закашлявшись. Келуни выдохнула вместе с ней.

Очнувшаяся девушка в ужасе оглядывалась по сторонам. Растрёпанные чёрные волосы клоками ложились на взмокшую от жара одежду, руки продолжали колотиться в судорогах, а глаза… глаза были наполнены страхом. А ещё непониманием.

Проводница демонстративно убрала подальше короткий меч, зафиксировав его на кожаном поясе. Женщина осторожно протянула руку к подопечной:

– Извини за пролитую кровь, дорогая. У меня не было иного выбора, мои маленькие друзья желали познакомиться с тобой поближе.

Ворина в ступоре смотрела на Келуни, не в силах проронить и слова. На девушке не было лица; широко распахнутыми глазами она смотрела на деревянные стены, на кровать, на сестру с тётей и будто бы не узнавала их.

– О, Ворина! – голос Вонолы дрогнул, но она выдохнула с огромным облегчением. Племянница вернулась в сознание, и, кажется, рана на руке не особо волновала Пернатую.

Волика не могла смотреть на сестру без горести и сожаления, а ещё обиды на саму себя. Стоило остановить эту проводницу, не дать совершить обряд. Как наивно они ей доверились, ума не больше, чем у разгуливающих по лесу олених! Пернатая надеялась, что рана скоро заживёт, а сестра станет прежней. И всё будет, как раньше, они навсегда забудут о роковой ночи.

– Скажи, можешь ли ты говорить? – Келуни вновь приблизилась к Ворине. Пернатая боязливо куталась в плед, только бы скрыться от проницательного взора проводницы. – Мне нужна хотя бы пара твоих слов.

– Д-да… кажется, могу, – голос Ворины дрожал, и слова она произносила с большим трудом, однако девушка будто бы поняла, что хочет узнать от неё проводница.

– Хорошо. Тогда подскажи мне, кто так сильно напугал тебя во сне? Я провела обряд, так что ты должна была запомнить.

Ворина недолго думала: пугающие образы не вышли из её головы даже с пробуждением. Девушка прижимала одеяло к кровоточащей ране на руке.

– Это были птицы. По-настоящему уродливые птицы. У части из них был лишь один глаз или их и вовсе не было, крылья изломаны и вывернуты. А ещё их крик… – Ворина резко вздрогнула, издав что-то наподобие тихого возгласа боли или страха. Волика больше не могла терпеть – она кинулась к сестре, заключила её в объятия, прижимая к груди. Девушка тут же почувствовала стук её колотившегося от страха сердца, а после выпалила, злобно глядя на проводницу:

– Хватит пугать мою сестру! Ей страшно, она устала и измучена, как вы этого не видите? Не понимаете? Или не хотите понимать!

– Волика, ты переходишь грань, – голос Вонолы посерьёзнел. Тётя всерьёз намеревалась оттащить непокорную племянницу от младшей, однако её остановила Келуни коротким взмахом руки.

– Не утруждайте себя, – мягко произнесла она, усмехнувшись, – это ничего не изменит. Девчушка истинная Пернатая, она не доверяет чужаку, защищает своих близких. Это, бесспорно, поступок, достойный похвалы.

– И всё же… – Вонола попыталась возразить, но была прервана всё тем же жестом Келуни и её многозначительным взглядом.

– И всё же, – продолжила проводница за Пернатую, вновь обращаясь к Ворине, – что такого необычного было в крике тех птиц?

Волика покрепче прижала к себе сестру, приготовившись успокоить её в случае новой волны неприятных мыслей о прошедшем кошмаре. Но этого не произошло. Ворине стала заметно спокойнее в объятиях сестры, в ней появилась капля уверенности. Пернатая уставилась на проводницу, а после, судорожно вздохнув, ответила на вопрос:

– Они говорили. Не кричали, не пели, как обычные птицы, а говорили со мной – как люди, как любой Пернатый из нашего племени! Но ведь эти существа – лишь птицы…

– Они не просто птицы, ты верно говоришь. Когда-то они были Пернатыми. – Проводница глухо усмехнулась. – Я всё-таки оказалась права.

Келуни направилась к месту проведения уже свершённого ритуала, подняла плащ и вновь накинула его на себя. Складчатая ткань вновь сокрыла проводницу от любопытных глаз, оставив видимыми лицо и сухие тёмные волосы.

– Правы в чём?.. – Вонола с мольбой в глазах воззрилась на проводницу. Та, похоже, не собиралась уходить.

Келуни молчала какую-то томительно долгую минуту, будто задумалась над чем-то своим. А после она, наконец, обратилась к одной только Ворине:

– В моей догадке. Птицы, являвшиеся во сне – это грешные Пернатые. У девчушки необычайный дар, ведь она способна понимать их слова, говорить с ними и даже призывать к себе на помощь. – Келуни развернулась спиной к сёстрам и добавила, по-прежнему улыбаясь: – Ворина – новая проводница.

***

Бледно-розовое солнце робко выплывало из-за островерхих пиков Воробьиного Клюва, только-только набирая силу на заре нового дня. Небо светлело на востоке, в то время как его противоположный край всё ещё был укрыт мраком уходившей ночи – тихой, спокойной и безмятежной, какой она редко бывала в горах.

Природа находилась в состоянии дрёмы, куталась в полупрозрачную тень гордо возвышавшихся скал. Речная деревня уже не спала – это Волика подметила сразу, в безмолвном одиночестве стоя на мосту и наблюдая за скитавшимися на рассвете соплеменниками, коих было немного. Собственно, это оставалось чуть ли не единственной отрадой её опустевшему сердцу. После злополучного вердикта проводницы их жизнь изменилась до неузнаваемости.

Прошло одно полнолуние, но окончательно оправиться Волика так и не смогла.

В тот же день после выяснения правды о таинственных кошмарах Ворина была публично провозглашена ученицей Келуни. Конечно, вся деревня возрадовалась и заликовала – Волика помнила это, словно всё произошло вчера. Даже все отряды Крылатых явились, чтобы поздравить новоиспечённую проводницу с получением долгожданного дара.

Завидовала ли Волика сестре? Конечно нет! Разве что совсем чуть-чуть.

Теперь у Ворины была магия, а вместе с ней и уважение племени, чёткий жизненный путь… он означал для неё так многое. Ворина больше не была для Пернатых робкой, застенчивой девчушкой, дочерью сошедшего с ума Воробья. Нет, она стала для них проводницей – связующим звеном с пугающим миром мёртвых. Какой почёт!

Волика взглянула в бушующий чёрный поток и не разглядела собственного отражения. Не виднелись ни голубые глаза, ни каштановые волосы. Лишь вечно встревоженная горная река.

– Однажды и у меня будет дар, – сквозь зубы процедила Пернатая, не сводя взора с бурлящей воды, – и тогда я смогу быть полезной для племени. Может, меня даже начнут уважать.