Страница 121 из 136
Наши средства массовой информации свободно оперируют термином «Австро-Венгерская империя». На самом деле с ним надо обращаться чрезвычайно аккуратно, ибо существовали Австрийская империя и Венгерское королевство, которые вместе составляли не империю, а двуединую монархию. Их территории четко подразделялись, и ни один ее вершок не находился в совместном владении, на это имелся даже конституционный запрет. Сразу возник вопрос: к кому же присоединять Боснию и Герцеговину, так и оставшийся нерешенным. Провинции некогда в Средние века входили в Мадьярское королевство, туда бы им и вернуться. Но… для самой Венгрии расширение за счет двух славянских провинций ничего хорошего не сулило. По переписи 1910 года в ней проживало 48 % мадьяр, 26 % славян, 14 % румын и 10 % немцев. К титульной нации принадлежало не большинство, но все-таки солидное меньшинство жителей. С наплывом массы славянского населения в Боснию и Герцеговину это меньшинство превращалось в скромное к ущербу для роли венгров как титульной нации. Официальный Будапешт поэтому отрицательно отнесся к самой идее подобного расширения. Так же реагировал он на другой возможный вариант решения вопроса – вхождение Боснии и Герцеговины в состав Австрии, ибо это грозило перекосом баланса сил и интересов в двуединой монархии в пользу Вены[803].
Существовал и третий вариант, предусматривавший преобразование дуалистической монархии в триалистическую с превращением славянских земель в ее третий компонент. Сторонником подобного преобразования являлся наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд. Но тут возражения раздавались и из Вены, и из Будапешта, ибо сие означало утрату немцами и венграми особого привилегированного положения в стране. Выбраться из тупика не удалось, все осталось по-старому, Босния и Герцеговина оказались в «висячем» положении, некий остроумец привлек для сравнения со сложившимся положением образ плывущего в воздухе гроба Мухаммеда[804]. «Провисели» провинции вплоть до распада державы Габсбургов в 1918 году и образования государства сербов, хорватов и словенцев. Поэтому Е. К. Вяземская пришла к выводу, что в плане внутриполитическом затея графа А. Эренталя потерпела полный крах.
Не менее важно и другое. Грубо осуществленная аннексия была воспринята в России как пощечина. Влияние прогермански настроенных политических кругов в стране пошатнулось, тяга к Антанте возросла, что ввиду приближения Первой мировой войны означало для Берлина и Вены существенную потерю. Они приобрели яростного врага в лице Сербии. Так что, взвешивая все про и контра для Австро-Венгрии от аннексии, контра в них преобладало.
В ряду факторов, свидетельствовавших, что немецкий Второй рейх, подкрепленный Австро-Венгрией, замахивается на господство в Европе, аннексия Боснии и Герцеговины заняла свое место. Капитулянтов-мюнхенцев на континенте тогда не существовало. В дни июльского кризиса 1914 года министр иностранных дел С. Д. Сазонов говорил в Государственной думе: отступать, смириться – значит признать, что «воля Австрии и стоящей за ней Германии является законом для Европы». Франция после разгрома 1870 года более двадцати лет жила в страхе перед новым нашествием тевтонов, и лишь союз с Россией позволил ей распрямиться. Британцы сознавали, что при доминации Пруссо-Германии на континенте Англия очутится отнюдь не в блестящей изоляции. По словам помощника главы Форин-офис Эйра Кроу, стремление Германии к «политической диктатуре» могло привести к тому, что она и Австро-Венгрия «раздавят Францию и унизят Россию», и тогда от лелеемого баланса сил на континенте не останется и следа[805]. Можно сказать поэтому, что аннексия Боснии и Герцеговины внесла определенную лепту в стремление членов Антанты сплотить свои ряды.
* * *
Османская империя слабела и разваливалась на глазах. Болгария утвердила свою независимость, произошла утрата Боснии и Герцеговины. В 1911 года Италия начала войну с Турцией, увенчавшуюся для последней потерей Киренаики. Остров Крит отпал. Страна погрязла в неоплатных долгах, в 1914 году 80 % бюджетных средств ушло на их погашение. Разве что ленивый мог упустить шанс и не воспользоваться случаем для нанесения Высокой порте новых ударов. Образование Балканского союза стало событием естественным и неизбежным. Все было вновь: не подданные собирались восставать против тиранического правления, а независимые христианские государства готовились освобождать еще находившиеся под турецким господством славянские и греческие земли с намерением присоединить их к себе. Никаких подстрекательств со сторон «великих» не происходило. Россия восстанавливала силы, подорванные войной и революцией. Австро-Венгрия только что проглотила Боснию и Герцеговину. В Вене раздавались неслыханные прежде заявления. Начальник генерального штаба монархии Ф. Конрад фон Хетцендорф заверял: «Мне не нужно от Сербии ни одного сливового дерева, ни одной овцы». Яблоком раздора между Францией и Германией служили Эльзас и Лотарингия, а не балканские угодья. Что касается Великобритании, то немцы не расстались еще с надеждой оторвать ее от новых друзей.
Общественность России, как всегда, горой стояла за дело славян, на парадах и по сей день звучит великолепный, торжественно-триумфальный марш «Прощание славянки», тогда сочиненный. С. Д. Сазонов полагал: «Пятьсот тысяч штыков для охраны Балкан, – это навсегда преградило бы дорогу германскому проникновению и австрийскому вторжению»[806]. Ведомство на Певческом мосту хотело бы превратить Балканский союз в своего рода щит, оберегающий его членов от подчинения австро-германскому военному блоку. Переговоры делегаций Болгарии и Сербии о заключении союза велись при активном участии российской дипломатии целых полгода, с октября 1911 года по март следующего. Казалось, наконец удалось достигнуть согласия, при том что распределение некоторых земель передавалось на арбитраж Николая II. В случае австро-венгерского нападения на Сербию болгарская сторона обещала двинуть в помощь союзнице 200-тысячную армию. В мае к договору присоединилась Греция. Черногория удовлетворилась устной договоренностью с союзниками. Правительство Румынии, входившей в военный блок Центральных держав, хотело бы приобрести за нейтралитет земли в Задунавье, но согласия на то не получило.
Военные действия развязала Черногория 12 октября, 18-го числа к ней присоединились остальные. Славянское и греческое воинство численно значительно превосходило противника (603 тысячи человек против 412 тысяч) и сражалось с воодушевлением. Болгары на центральном направлении заняли Адрианополь (Эдирне), ключевой пункт на пути к Стамбулу, и были остановлены в 40 верстах от столицы. Вместе с греками они овладели Салониками – портом на Эгейском море. Греки также успешно сражались в Эпире, заняв город Янину. Сербские войска вошли в Скопье и Монастир и вместе с черногорцами прорвались через албанские земли к Адриатическому морю. Они осадили крепость Шкодру (Скутари), но взять ее не смогли. Успехи союзников были столь велики, что породили тревогу в столицах держав. Австро-Венгрия противилась утверждению сербов на Адриатическом море. В Петербурге опасались занятия болгарами Константинополя, что могло привести к решению вопроса о режиме Проливов не в духе царских пожеланий. Туркам удалось остановить продвижение болгарской армии, и опасения отпали. Заключенный в мае 1913 года с ведома и при участии держав Лондонский мирный договор ознаменовал триумф Балканского союза. Турция утратила почти все свои владения в Европе за исключением Стамбула и узкой полосы земли по западному берегу Босфора[807], Мраморного моря и Дарданелл. Рухнула власть Высокой Порты в Македонии. В ноябре 1912 года, после успешного восстания, Европа признала образование независимого Албанского княжества.
Еще в январе 1913 года державы потребовали у Турции дать согласие на вхождение Адрианополя в состав Болгарии[808]. Добиться этого не удалось.
Увы, торжество Балканского союза длилась недолго, наступили раздоры, все остались недовольны урегулированием, все претендовали на большие территориальные приращения. Сербии не удалось закрепиться на Адриатическом побережье, Греция сочла полученную в Македонии долю слишком скромной. Болгарские лидеры, гордые достигнутыми на главном, стамбульском направлении результатами, жаждали новых успехов и связанных с ними плодов. Правительству И. Гешова, считавшемуся умеренным, пришлось уйти в отставку, премьером стал решительный С. Данев. В самый день подписания Лондонского договора некоторые газеты вышли с призывами: «Война кончилась. Да здравствует война!» В роли искусительницы выступала австро-немецкая дипломатия, сулившая добычу за счет Сербии, Греции и Черногории. Поступали предложения и со стороны России, но не того масштаба: давать санкцию на попирание интересов своих друзей и сторонников и тем более на расправу над ними Петербург не мог. В Белграде же и Афинах полагали, что и без того согласились на чрезмерные уступки софийским правителям. Сербия и Греция предусмотрительно пошли на заключение тайного соглашения, своего рода пакта о взаимопомощи, обязавшись давать отпор излишествам в болгарских притязаниях.