Страница 10 из 44
1827 год стал и звездным, и последним в жизни Джорджа Каннинга. Весной премьер-министра лорда Ливерпула разбил паралич. Победу в схватке претендентов на его наследство легко одержал Каннинг — его слава находилась в зените. Разобиженные «старые тори» во главе с «железным герцогом», не желавшие служить у «якобинца», подали в отставку. Но в палате общин у Каннинга сохранилось прочное большинство, и реплика короля: «Мистер Каннинг может управлять Великобританией, сколько ему заблагорассудится» — была недалека от истины. Судьбе, однако, заблагорассудилось иначе, — 8 августа того же 1827 года премьер-министр скончался. Единственным отличительным качеством его преемника, лорда Годерича, являлась посредственность, а главным желанием в Восточном вопросе было — не ссориться с Портой.
Между тем, пока в Лондоне придумывали, как бы выбраться из запутанного положения с наименьшим ущербом для османов, события на Средиземном море шли иным путем. Британской эскадрой здесь командовал вице-адмирал Э. Кодрингтон, старый морской волк, прошедший вместе с X. Нельсоном огонь и славу Трафальгара. Минуло 22 года после этого сражения — и ни одного крупного морского боя. Он и его коллега, французский контр-адмирал де-Риньи жаждали славы и лавров, и поэтому истолковали полученную от правительств инструкцию о недопущении переброски турецко-египетских войск в Грецию как боевой приказ. Англо-французские корабли осадили порт Наварин. К ним на всех парусах спешила русская эскадра под флагом контр-адмирала Л. М. Гейдена.
Э. Кодрингтон и А. Г. де-Риньи посетили Ибрагима-пашу — известить его о полученном приказе не выпускать египетских судов из бухты. Ибрагим принял их с почетом. Сам он возлежал на софе. Адмиралов усадили в ногах, вручили им усыпанные драгоценными камнями трубки с длиннейшими мундштуками. В ответ на демарш моряков с требованием прекратить истребление греков паша ответил — что он — всего лишь смиренный слуга султана. Переговоры кончились ничем. Корабли турок и египтян попытались выбраться из гавани, но были отогнаны огнем. Раздраженный Ибрагим в ответ пожег близлежавшие селения. Попытка установить с ним контакт вторично не удалась, — паша «отбыл» в неизвестном направлении.
Тем временем к Наварину подошли русские суда. Собрался могучий военно-морской кулак, невиданный со времен Трафальгарской битвы[2]. Продолжать крейсирование было опасно в виду частых осенних бурь. Адмиралы решили войти в бухту, чтобы побудите турок и египтян прекратить опустошения.
8(20) октября союзная эскадра кильваторным строем вступила в гавань. Посланный на берег парламентер-англичанин был убит, французский корабль обстрелян береговой батареей. И тогда разгорелась битва.
Союзный флот действовал отважно. Турецко-египетская эскадра была уничтожена целиком. Сохранившиеся на плаву суда турки затопили на следующий день. Флагманское судно эскадры Гейдена, «Азов», под командованием капитана 1-го ранга М. П. Лазарева, сожгло и потопило неприятельский линейный корабль, 3 фрегата и корвет. Оно первым в истории русского флота заслужило право поднимать на корме георгиевский флаг. Боевое крещение прошли будущие защитники Севастополя, тогда лейтенант П. С. Нахимов, мичманы В. А. Корнилов и В. И. Истомин.
В Лондоне весть о морской баталии встретили более чем кисло — она грозила спутать «миротворческие» усилия британской дипломатии. Король Георг IV не мог отказать победителю, адмиралу Кодрингтону, в награде. Но слова, им произнесенные (а может быть, только приписываемые ему, — в истории ведь так бывает): «Я посылаю ему ленту, хотя он заслужил веревку», — лучше долгих рассуждений характеризуют настроения, царившие в английских «верхах».
Дипломатическая игра была проиграна: подписав с Россией протокол в 1827 г., приняв участие в Наваринской битве, англичане не могли совершить головокружительный прыжок в стан врагов России. С началом в апреле 1828 г. русско-турецкой войны Великобритания объявила нейтралитет.
Итоги военных действий известны: 30 мая (11 июня) 1829 г. генерал И. И. Дибич разгромил при Кулевче основные турецкие силы. На Кавказе корпус генерала И. Ф. Паскевича овладел Эрзерумом — при сем присутствовал Пушкин, оставивший нам свое «Путешествие в Арзрум». 8(20) августа крепость Адрианополь сдалась без сопротивления. Казачьи разъезды показались в окрестностях Стамбула. В столице воцарилась паника. Свидетель (кстати, британский) так описывал обстановку: «Всяк норовил удрать подальше от широких равнин Адрианополя». «Возглас: спасайся, кто может! — больше всего подходил к создавшимся условиям».
2(14) сентября мир, нареченный Адрианопольским, и ставший вехой в истории балканских народов, был подписан. В нем уточнялись и значительно расширялись автономные права Молдавии и Валахии. Срывались османские крепости на их землях; все турки, до последнего человека, подлежали переселению на правый берег Дуная; ликвидировалась система натуральных повинностей в пользу Порты, служившая предметом самых вопиющих злоупотреблений, она заменялась раз и навсегда зафиксированной денежной данью; возрождались национальные вооруженные силы; предусматривалось проведение реформ. Султан обязался издать фирман о предоставлении автономии Сербии. Турция признала Лондонскую конвенцию от 6 июля 1827 г. относительно условий мирного урегулирования с Грецией; тем самым, после почти 400-летнего перерыва, возрождалась эллинская государственность.
Графы Пален и Орлов, подписавшие договор, не забыли интересы победителей. К России переходил берег Черного моря от устья Кубани до форта св. Николая и некоторые острова в гирлах Дуная. Порта обязалась обеспечить свободу судоходства в Проливах, ибо чинимые до той поры османскими властями придирки превращали проход через Босфор и Дарданеллы для русских купцов в хождение по мукам.
Победа русского войска положила конец попыткам саботировать признание Греческого государства. 7 мая 1832 г. представители России, Англии и Франции подписали конвенцию о Греции, провозглашавшую независимость нового государства. Границы определялись на севере по линии Волос-Арта — шире, чем предполагала ранее британская дипломатия, но значительно уже исторически сложившихся греческих земель. И представители самодержавия, и делегат «свободной Британии» были единодушны в том, что в Элладе следует ввести монархический строй. На шею грекам был посажен 17-летний баварский принц Оттон, который, повзрослев и возмужав, обернулся правителем с абсолютистскими наклонностями, за что был прогнан «верноподданными» в 1862 г. То, что все касавшиеся Эллады вопросы было бы уместнее решать в Афинах, Навплии или Миссолунги, заседавшим в Лондоне «покровителям» в голову как-то не пришло. И все же, — независимая Греция, признанная всеми державами, включая Османскую империю, появилась на свет…
На небосклоне внешней политики
появляется Джон Пальмерстон
Безвременье в Форин оффис — в смысле отсутствия крупной личности, — продолжалось до ноября 1830 г., когда порог дома на Даунинг-стрит, 11, переступил Генри Джон Пальмерстон.
Ничто поначалу не предвещало восхождения звезды; опыта у Генри Джона не было никакого, несмотря на солидный — 48-летний возраст. Премьер-министр, граф Чарлз Грей сам проявлял интерес к зарубежным делам и полагал, что назначает простого исполнителя своих предначертаний. Он сильно ошибался.
Родился Пальмерстон в знатной англо-ирландской семье, и до конца жизни являлся ирландским пэром без права заседать в палате лордов. Получил хорошее домашнее образование, говорил по-французски и по-итальянски, знал древнегреческий и латынь. Шестнадцати лет родители послали его в Эдинбургский университет. Жил и столовался он в доме профессора Д. Стюарта, за что отец платил 400 фунтов стерлингов в год (примерно четыре годичных профессорских содержания той поры). В 1803 г. Пальмерстон перебрался в Кэмбридж, где, по собственным словам, сумел забыть многое из того, чему выучился в Эдинбурге. Судя по письмам матери и ее заботам о квартире, мебели и ящиках вина, — портвейна, мадеры и белого, — юный Джон не усердствовал в учебе, что не помешало ему получить диплом.