Страница 32 из 55
Христианская демократия фактически представляла значительную часть политического спектра стран капиталистической части континента: от социал-реформизма до правого консерватизма. Социально-экономические позиции левых католиков, например, по многим пунктам совпадали с социал-реформистскими, а на крайне правом фланге христианской демократии можно было встретить сторонников авторитарно-корпоративистских порядков. В политическом курсе христианской демократии в самых разнообразных сочетаниях сливались либеральные и консервативные тенденции. В этом находил отражение широкий и многообразный социальный базис конфессиональных партий, организаций, движений. Именно способность мобилизовывать и удерживать обширную массовую базу побуждала господствующий класс делать ставку на политический клерикализм. Сами христианские демократы представляли свои партии как межклассовые, стремясь увести массы из-под влияния левых сил. В какой-то степени это им удалось.
Внутри христианско-демократического лагеря происходили сложные процессы, сопровождавшиеся драматическими коллизиями; не всегда удавалось «подогнать» друг к другу составлявшие его разнородные элементы. Равнодействующая противоборствующих течений склонялась то влево, то вправо от центра, то к христианско-социальному, то к консервативному полюсу. Атмосфера «холодной войны», антикоммунистическая истерия, естественно, способствовали последнему варианту. Интеграция в рамках христианской демократии стала для консерваторов ряда западноевропейских стран формой приспособления к послевоенной реальности. Но это произошло за счет ослабления, хотя и временного, правого консерватизма, поскольку консерватизм христианско-демократической чеканки несет в себе реформистский заряд той или иной мощности.
В Италии процесс интеграции христианской демократии и консерватизма привел к тому, что консерватизм оказался как бы «размытым», утратив и без того не очень четкие контуры, зато ХДП (христианско-демократическая партия) изрядно пропиталась консервативным духом. Известный итальянский политолог Д. Галли писал о «двух душах» ХДП. С одной стороны, «Ватикан, иерархия и консервативная буржуазия, с другой — народная база». В целом же ХДП, по мнению Галли, «первая в истории Италии массовая консервативная партия, которая оказалась способной осуществить конвергенцию двух компонентов: народно-католического и умеренно-буржуазного»{227}. Демохристианская правая во главе с С. Ячини и С. Реджио Д’Ачи делала упор на консервативные позиции, заботясь прежде всего о стабильности социальных отношений; левые во главе с Д. Гропки и П. Маль-вестити на первый план ставили реформы. Осторожная, компромиссная линия лидера ХДП и премьер-министра послевоенной Италии Де Гаспери, как пишет Галли, была нацелена на то, чтобы «сблизить позицию итальянской христианской демократии с позициями европейских консерваторов»{228}.
Фактически курс Де Гаспери находился в русле реформистского консерватизма. Излагая свою политическую философию, он не мог обойти молчанием имена де Местра и де Бональда, чьи представления являются частью христианской концепции политической жизни, но близки ему были не они, а мыслители, на которых в равной мере претендуют и консерваторы и либералы: Монталамбер и особенно Токвиль{229}.
Реформистский импульс ХДП выдохся довольно скоро, инициатива искренних сторонников серьезного социально-экономического и политического обновления была парализована. Этому способствовало соглашение между Де Гаспери и главой могущественного объединения итальянских промышленников Конфиндустрии А. Костой.
В Западной Германии приспособление консерватизма к послевоенному миру также проходило через посредство христианской демократии. Под ее знаменами консерваторы не просто укрылись, но и осуществили определенную переоценку ценностей. Влиятельные прежде консервативные экстремисты утратили былые позиции. Перестал существовать такой оплот традиционалистского и экстремистского консерватизма, как восточнопрусское юнкерство. Западногерманская буржуазия стала осваивать англосаксонские политические нормы и идеологические постулаты. Как пишет леволиберальный западногерманский историк Г.-Ю. Пуле, в ФРГ сложился новый консенсус, консервативный по сути, частично импортного происхождения. В его основу были положены экономическая доктрина «социального рыночного хозяйства» и парламентаризм. С большим запозданием распространился и «либеральный консерватизм»{230}. Возник живой интерес к Берку; кружок имени Берка проводит в Зальцбурге специальные семинары. В ФРГ активно откликнулись и на книги Р. Керка.
В ФРГ в еще большей степени, чем в Италии, центром притяжения всех консерваторов стала христианская демократия. Этому способствовало и пятипроцентное конституционное сито, перекрывшее путь в бундестаг мелким партиям. Поэтому многочисленные партии и группы, чаще всего правоэкстремистского толка, в конечном счете были переварены в котле Христианско-демократического и Христианско-социального союзов (ХДС/ХСС). Тем более что в недрах этого партийного блока было покончено с делением по религиозному признаку. Послевоенная христианская демократия объединила в своих рядах католиков и евангелистов.
По своему составу это широкое объединение просто не могло быть чисто консервативным. На левом крыле ХДС группировались сторонники социальных реформ либерального типа, но они лишь придавали партии более привлекательный в глазах трудящихся глянец, не оказывая глубокого воздействия на партийную политику, которая оставалась в принципе консервативной.
Важным фактором, укрепившим консервативный характер политического курса христианских демократов во главе с их лидером и первым федеральным канцлером К. Аденауэром, была «холодная война». Участвуя в ней, ФРГ не без успеха претендовала на роль европейского бастиона Запада против большевизма. Недаром Аденауэр, наряду с Черчиллем и Де Гаспери, неоднократно удостаивался похвал за «консервативный интернационализм». «Антикоммунистический консервативный интернационализм Черчилля, Аденауэра и Де Гаспери после второй мировой войны, — писал П. Вирек, — параллелен консервативному интернационализму Меттерниха, Кэстльри и Талейрана после 1815 г.»{231}
Не прошло и года после образования ФРГ, как применительно к правлению Аденауэра (1949–1963) появился термин «реставрация». Несмотря на новое начало политической жизни, у кормила правления стали политические деятели в возрасте за шестьдесят лет, над которыми довлел опыт прошлого. В администрации и судебных органах оставалось множество старых чиновников, бундесвер был укомплектован офицерами вермахта; самое же главное — сохранился костяк финансовой олигархии. Сам Аденауэр выглядел этаким «отцом-спасителем» вроде Гинденбурга. Линия преемственности с консерватизмом прошлого не была прервана ни в политике, ни в идеологии. Поэтому реформистский консерватизм в ФРГ был отягощен грузом правоконсервативных традиций и пережитков.
В целом, пишет советский исследователь С. Л. Сокольский, «на базе общего стремления к реставрации капиталистических порядков в ХДС после войны оформилось широкое согласие консерваторов и либералов по ключевым социально-экономическим вопросам. В основе этого консервативно-либерального консенсуса… лежала взятая ХДС на вооружение экономическая доктрина неолиберализма»{232}.
Доктрине неолиберализма, на которую опирался правящий блок, придало престиж так называемое экономическое чудо; благодаря ему ФРГ стала ведущей индустриальной западноевропейской державой. Экономические успехи ФРГ позволили выделять средства на социально-политические мероприятия; их эффект усугублялся тем, что, протягивая трудящимся пряник, западногерманская буржуазия использовала и кнут. Прежде всего правительство запретило компартию и многие другие прогрессивные и демократические организации. Социально-политический курс проводился искусно: порой буржуазия шла на превентивные уступки, упреждая некоторые требования трудящихся, и тем самым создавала себе репутацию ответственного социального партнера.