Наставник

— Я нахожу это оскорбительным для Арчера, — возразила я. — Я не верю, что он причинит мне вред. — Переводя взгляд с Боулдера на Арчера, я спросила: — Ты бы стал?

— Нет, конечно, нет, — сказал он с искренностью в глазах.

— Тогда давай прогуляемся и поговорим, как ты предлагал.

Арчер и Боулдер обменялись долгим взглядом.

— Ты можешь прогуляться по дому, и все, — предупредил Боулдер не подлежащим обсуждению тоном.

— Ты не возражаешь, если я спрошу, как ты стал учителем? — спросила я Арчера, когда мы начали идти.

— Короткая версия заключается в том, что я люблю детей.

— А длинная версия? — спросила я с кривой улыбкой.

Заложив руки за спину, он продолжал смотреть прямо перед собой, когда говорил:

— Это сложно, и я даже не уверен, что смогу объяснить это сам, за исключением того, что, когда я рос, у меня не было хороших наставников, а потом появился один человек со страстью к преподаванию, который зажег огонь во мне и моих друзьях. Может быть, именно то, что я увидел, как сильно он изменил нашу жизнь, заставило меня захотеть сделать то же самое для следующего поколения.

— Это мило.

— А как насчет тебя?

— Ну, со мной все очень просто. Я не могу вспомнить время, когда я не хотела быть учителем. Моей любимой игрой в детстве была игра в школу, и я получаю кайф каждый раз, когда ученик преодолевает свои трудности.

— Да, это всегда полезно. — Рука Арчера скользнула к карманам. — Так как долго ты преподаешь?

— С тех пор, как мне исполнилось двадцать два, так что это будет четыре года.

— О, хорошо, я начал преподавать, когда мне было двадцать, и через три месяца мне будет двадцать девять.

Я рассмеялась.

— Это прозвучало так, как сказал бы один из моих учеников. Знаешь, однажды один мальчик сказал мне, что ему скоро исполнится четырнадцать. Оказалось, что до этого оставалось десять месяцев.

— Так что, по крайней мере, это одна общая черта наших учеников: они хотят повзрослеть как можно быстрее.

Уголки вокруг его голубых глаз смягчились в искренней улыбке.

— Скажи мне, как люди развлекаются здесь, в Северных Землях?

— Хм, я не знаю. — Он пожал плечами. — Полагаю, мы напиваемся в барах и смотрим много спортивных передач. Регби, футбол, хоккей и борьба — это большая четверка.

Я сморщила нос.

— Когда ты говоришь — борьба, ты имеешь в виду боевые искусства?

— Вроде того, но наши бойцы используют различные приемы из старой школы бокса, боевых искусств и грязных уличных боев. Это интереснее, когда у тебя не так много правил.

— Хм, не думаю, что слышала об этом магби и хоккее.

— Это регби, а не магби, и причина, по которой ты о них не слышала, вероятно, в том, что эти виды спорта всегда были только для мужчин. И, возможно, потому, что они были запрещены незадолго до начала Токсичной войны. Слишком много травм головы и парализованных игроков.

Я остановилась и уставилась на него.

— И все же вы занимаетесь таким жестоким спортом?

Арчер рассмеялся.

— Жестокие виды спорта — самые лучшие.

— Не думаю, что мне бы это понравилось, — сказала я с вежливой улыбкой и снова начала двигаться. — Что веселого в том, чтобы видеть, как кто-то страдает?

— Каждому свое, — сказал Арчер. — А какие самые популярные виды спорта на Родине?

Я задумалась.

— Думаю, что это были бы танцы, плавание, теннис и, возможно, бег, хотя бадминтон также очень популярен.

— Значит, никаких контактных видов спорта вообще?

— Нет, конечно, у нас также есть футбол для людей, которые любят быть немного грубыми.

— Отлично, тогда мы сможем пригласить детей поиграть в футбол.

— Полагаю, мы могли бы. — Я улыбнулась и наклонила голову. — Арчер, это может быть глупый вопрос, но если бы ты мог отправиться на Родину на один день, что бы ты сделал?

Уголки его рта приподнялись в мальчишеской усмешке.

— Это просто! Я бы поцеловал хорошенькую женщину.

Тепло распространилось по моему телу от того, как он смотрел на меня с тем, что я могла описать только как голод. Для человека, у которого не было опыта общения с мужчинами, ведущими себя сексуально агрессивно, я не была уверена, как реагировать. В своей жизни я встречала много мужчин, но ни один из них не флиртовал со мной. Даже те мужчины Севера, которых я встречала. Боулдер, Хан и Магни не проявляли ко мне никаких признаков влечения.

«Веди себя круто, расковано, а не будь зажатой девчонкой!» — сказала я себе и поискала забавный ответ, но тот, который выдал мой мозг, заставил мои пальцы на ногах подогнуться.

— Зачем ограничивать себя одной? Давай, представь! — даже я могла слышать, как бархатно звучал мой голос, как будто я флиртовала с ним в ответ; и по тому, как расширились его глаза и стала шире улыбка, Арчер не пропустил этого.

— Если бы у меня был только один день, я думаю, одной женщины было бы достаточно, если бы я мог целовать ее много раз, — пошутил он и указал на мою руку. — Извини, что меняю тему, но мне любопытен цвет твоей кожи. Просто я никогда не видел такой женщины, как ты.

— Как я? Темнокожую женщину?

— Да. Я встречал Кристину и Перл, но у них обеих белая кожа. Твой цвет как молочный шоколад. Разве это нормально на Родине?

— На Родине нет нормальных людей, — сказала я, радуясь, что мы перешли к более безопасной теме, чем поцелуи. — Ты должен понимать, что после Токсичной войны в мире осталось всего одна десятая миллиарда человек и соотношение один мужчина на каждые двадцать шесть женщин. Было невозможно продолжать традиционные партнерские отношения между мужчинами и женщинами, и новой нормой стало оплодотворение из банка спермы. — Я сделала паузу и посмотрела на него с серьезным выражением лица. — У нас нет стран и границ, как это было в старые времена, и мы никогда не стали бы дискриминировать по такому незначительному поводу, как раса. Вот почему доноры спермы анонимны, а все рожденные дети считаются драгоценными. Большинство из них смешанной расы, как и я.

— А как насчет твоей мамы — ты ведь знаешь свою маму, верно?

— Да, я ее знаю, — сказала я с легкой улыбкой. — Но она не похожа на афроамериканку, как я, так что я думаю, что это был мой отец, который передал эти гены, и именно его я должна поблагодарить за мою большую задницу.

Я рассмеялась, когда его взгляд опустился к этой части моего тела и быстро вернулся к моим глазам. Как бы подчеркивая, что он не разглядывал мой зад, Арчер сменил тему.

— Расскажи мне, каково это — расти на Родине.

— Ну, соотношение между мужчинами и женщинами значительно улучшилось. Сейчас у нас один мужчина на четырнадцать женщин, так что чаще всего мужчины присоединяются к семейным ячейкам — и это хорошо, потому что взросление с другими детьми и взрослыми дает чувство принадлежности к семье, понимаешь?

— Вау. — Арчер тихо присвистнул. — Один мужчина в отряде с четырнадцатью женщинами, это все равно что иметь свой собственный гарем.

Я рассмеялась.

— Я полагаю, но, вероятно, не так захватывающе, как ты думаешь, поскольку осталось не так много натурофилов.

— Что, черт возьми, такое натурофил? — он спросил.

— Люди, которым нравится секс с людьми.

Арчер резко остановился и буквально уставился на меня, поэтому я поспешила объяснить.

— Думаю, ты согласишься, что секс-боты — замечательное изобретение; гораздо более гигиеничное и простое.

— Ты хочешь сказать, что люди на Родине не занимаются сексом?

— О, нет, конечно, нет. Секс считается средством для снятия стресса и занимает первостепенное место из-за баланса, который он привносит в жизнь. Я не знаю никого, кто не занимался бы сексом, — заверила я его. — У нас просто нет этого с другими людьми.

— Почему, черт возьми, нет? — теперь Арчер выглядел почти сердитым. Очевидно, он не понял, поэтому я поспешила указать на очевидное. — Можешь ли ты представить, какое количество бактерий ты мог бы получить в рот, обмениваясь слюной с кем-то во время поцелуя? — я сморщила лицо. — И даже не говори мне о других местах, куда натурофилы готовы сунуть свой рот.