Страница 89 из 94
- Болндель плохо обыскал меня, - подал я голос, когда вороны скрылись из виду.
Оруженосец короля обомлел и раскрыл рот, а рыцарь Джон схватился было за рукоятку меча, но успел сообразить, что будет выглядеть глупо, выставив свое оружие против тоненького лезвия длиною в ладонь.
- Если бы я лгал вам, то вы оба были бы уже покойниками, - сказал я им и с размаху швырнул свой кинжал в озеро.
Они следили за его коротким полетом с тем же завороженным видом, что недавно - за небесными вестниками.
- Можете выбросить туда же и мой арбалет, - посоветовал я им. - Он больше не понадобится.
- Он уже там, - в смущении признался рыцарь Джон.
Видя его растерянность, я решил окончательно прояснить его разум:
- Отныне вы свободны, мессир. Присяга исполнена. Вы можете возвращаться в Англию... и рассказать о местонахождении вашего короля. Поход окончен.
Рыцарь Джон долго смотрел на меня, потом перевел взгляд в пустые пасмурные небеса.
Мне показалось, что он простоял так не менее половины часа.
Наконец он опустил взгляд на воду, и на его лице появилась грустная улыбка.
- Не сердись, Дауд, на мои слова... - тихо проговорил он,- но если бы султан скончался раньше... немногим раньше... кое-кто из нас, наверно, избежал бы смерти... Вильям тоже мог остаться в живых...
На это я мог сказать только, что пути Господни неисповедимы.
- Это правда! - изрек Джон Фитц-Рауф.
И я на миг похолодел, ибо мне почудилось эхо последних слов великого султана.
Мы молчали весь день, хотя и продолжали держаться вместе. Блондель с опаской поглядывал то на рыцаря Джона то на меня, а самого рыцаря Джона, казалось, продолжали тяготить какие-то неразрешимые сомнения.
Когда мы отогрелись в одной из таверн, взгляд его вдруг просветлел.
- Блондель, ты поедешь в Англию! - приказал он оруженосцу короля. - Завтра же!
- А вы, мессир? - ошеломленно пролепетал тот.
Джон Фитц-Рауф посмотрел на меня, словно мы состояли с ним в неком тайном заговоре.
- А мне еще надо завершить свою службу султану, - сказал он, улыбаясь. - Ведь султан хотел иметь войско, состоящее из одних эмиров... Ведь так, Дауд?
- Да, великий султан хотел иметь такое войско, - подтвердил я, недоумевая не меньше Блонделя.
- Значит, у него будет такое войско, - заявил Джон Фитц-Рауф. - Не слишком многочисленное... Не слишком долговечное... Но уж что есть, то есть.
Кусок застрял у меня в горле. Мы с Блонделем ошеломленно уставились на нашего мессира. А он хитро прищурился и спросил:
- Так что, Дауд, не найдется у тебя пары лишних золотых монет для войска эмиров?
В полдень последнего дня месяца сафара английского рыцаря Джона Фитц-Рауфа было не узнать.
В глубинах христианских земель Священной Империи, посреди лесной поляны, покрытой инеем, возвышался на коне настоящий эмир, готовый ринуться в сражение. Да, рыцарь Джон в тот час ничем не отличался от грозного сарацина. На голове у него сидел великолепный белый тюрбан, увенчанный маленьким шишаком, и конец тюрбана был обернут вокруг лица англичанина. На нем были просторные белые одеяния с широкими рукавами и штанинами. Добротная кольчуга с круглым зеркальцем защищала его торс. Ноги были обуты в кожаные сапоги с загнутыми носами. С левой стороны, на алой перевязи, висела кривая сабля. Она висела так, как носят ее турки, то есть концом вверх. На левой руке рыцаря Джона красовался небольшой круглый щит, на котором было вычеканено арабской вязью имя султана, а в правой руке было зажато копье с желтым, султанским хвостом, притороченным к основанию острия.
Кое-что мы добыли в ближайшем городке, на улице оружейников, а шишак заказали у одного кузнеца. Одеяния нам всего час скроил и сшил один бойкий портняжка.
Можно было подумать, что англичанин собрался на веселый уличный праздник, для которого все одеваются необыкновенным образом и выставляют себя чудными иноземцами, демонами и чудовищами. Такой праздник мне довелось видеть во Флоренции. Эту выходку рыцаря Джона и вправду можно было считать веселой забавой, если бы смерть не казалась ее неминуемой развязкой.
Я не пытался отговаривать Джона Фитц-Рауфа от его безумного замысла. Что он решил, то решил. На то было его право. Отговаривать означало открыто усомниться в его рассудке или, напротив, отважном безрассудстве. Ничего, кроме гнева, нельзя было ожидать в ответ. Блондель тоже вовремя понял, что стоит за странным замыслом рыцаря Джона и не осмелился задеть его честь.
Блонделю было позволено ненадолго задержаться. Рыцарь Джон отослал его в разведку, чтобы он немедля сообщил нам о том, когда процессия выступит из замка. По нашим сведениям, именно в этот день короля Ричарда должны были перевезти под грозным конвоем в другую, куда более неприступную цитадель германского императора.
Пока мы стояли в ожидании на поляне, пошел редкий снег. "Эмир", забредший в далекие чужие края, поднял голову и долго смотрел в серые небеса.
- В детстве я думал, что это - пух ангелов, - с грустью сказал он; потом он немного помолчал и, доверительно посмотрев на меня, сказал: - Судьба есть судьба... Хоть ты и нехристь, Дауд, а больше мне попросить некого. Вот я и прошу тебя: когда вернешься в святой город Иерусалим, то зайди в часовню Гроба Господня и помолись за меня... за всех нас. Ты ведь помнишь, как нас всех звали?
- Помню, - кивнул я, чувствуя, как тугой комок вновь подкатывает к моему горлу, и я, "нехристь" и ассасин, ничего не мог с этим поделать.
- Выходит, все мы просили тебя помолиться, - как бы невзначай вспомнил рыцарь Джон. - Значит, тебе деваться некуда. Пути Господни воистину неисповедимы... Ты только не смущайся, если не считаешь нашего Господа Иисуса Христа Сыном Божьим. Для тебя Он - пророк... и то немало... Тогда зайди в часовню и скажи просто: "Иисус Христос, упокой души усопших и убиенных рабов Твоих... таких-то и таких-то..." Ведь мы - рабы Его... так и знай. И добавь еще: "...и прости им все согрешения, вольные и невольные, и даруй им Царствие Небесное".
- Так и скажу, - искренне пообещал я.
- Вот и достаточно. Благодарю тебя, Дауд! - сказал рыцарь Джон и снова поднял глаза в небеса.
Его конь вдруг стал беспокойно топтаться, и рыцарь Джон передернул плечами.
- Что они там мешкают! - сердито пробурчал он. - Так сарацину и замерзнуть недолго.
И тут я решился-таки задать ему вопрос, который уже давно не давал мне покоя.
- Мессир, раз уж мне суждено помолиться за вас у гробницы... - осторожно обратился я к нему, - позвольте же мне узнать... В тот день, когда великий султан предложил вам службу, вы пошли к гробнице... чтобы помолиться и попросить позволение на эту службу у Иисуса Христа, Которого вы считаете своим Богом. Могу ли я узнать, какой вы получили ответ? Что вы услышали?.. Ведь когда вы покинули часовню, вас более не тяготили сомнения. Значит, вы что-то услышали.
Джон Фитц-Рауф посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом, и в глубине его взгляда мне почудился пристальный взор самого Ангела Смерти Асраила. Мертвящий холодок скользнул змейкой по моему сердцу.
- Я ничего не услышал, - признался рыцарь Джон. - И ничего не почувствовал. Ничего... А то, что я тогда решил... Иного быть не могло. Вот и все.
- Идут! Идут! - вдруг донесся из-за кустов звонкий голос Блонделя.
Он выскочил на поляну, вспотевший и запыхавшийся.
Рыцарь Джон Фитц-Рауф немедля тронул коня, а мы, пешие, побежали следом за ним.
Мы выбрали очень хорошую позицию. Дорога полого поднималась от замка к лесу, и неторопливая кавалькада, рекой вытекавшая из ворот замка, была видна нам сверху, как на ладони. Впереди колыхалась целая роща германских знамен, окружавшая германского императора Генриха. Он был в круглой меховой шапке с золотой окантовкой. Укрытый меховым плащом с большими золотыми застежками, он ехал на рослом белом коне с широкой, тянувшейся подобно шлейфу пурпурной попоной. Рядом с ним, по правую руку, с важным видом истукана двигался австрийский герцог Леопольд. А позади них, в мощном кольце тяжелых латников, был едва виден пленный король Ричард. Он не выглядел понурым, сдавшимся на милость победителя воином. Напротив, он сохранял истинно королевское достоинство и был одет не менее богато, чем сам император.