Страница 35 из 40
И длилось столь же странное чувство отрешенности моего «я» от собственного тела… Я продолжал наблюдать за всем, что происходило, как бы со стороны и с удивительным спокойствием, хотя одно наблюдение должно было бы уже пробудить во мне тревогу. Вблизи императора расположился за столом совсем молодой генерал, писаный красавец в роскошном мундире. Даже Нантийоль со своими роковыми черными очами ему в подметки не годился. Генерал неотрывно пялился, приличнее не скажешь, на Полину Аристарховну, едва попадая куском себе в рот…
Полина Аристарховна в тот час тоже сидела сама на себя не похожа: разумеется, не ниже травы, но определенно тише воды, молчаливая, бледная, опустившая очи долу.
Император был наблюдателен не хуже меня.
– Ромбар, очнитесь! – вдруг насмешливо приказал он.
Красавчик содрогнулся:
– Да, сир!
– Вижу, вам приглянулась гостеприимная хозяйка, – открыл вовсе не тайное Бонапарт.
– Разве она не прекрасна, сир? – так заалел по-юношески щеками генерал Ромбар, будто до сих пор вел жизнь девственника.
– Рекомендую, мадемуазель, – запросто обратился Бонапарт к Полине Аристарховне. – Мой самый молодой генерал, Огюст Ромбар. Нравится?
Полина Аристарховна вспыхнула. Нет сомнения, у любой девицы при взгляде на сего херувима с эполетами спирало бы дыхание… Но…
– Мне… я… – пролепетала Полина Аристарховна и совсем запнулась.
– Ромбар, вы ведь, кажется, грезили найти себе в жены прекрасную дочь русского боярина, – с наслаждением зажигал корсиканский выскочка весьма опасный огонь. – Вот шанс. Не упускайте. Я готов стать вашим шафером.
– Сир! – сверкнул глазами Ромбар. – По вашему приказу я, не раздумывая, ринусь хоть в адское пламя! А в рай и подавно!
– Слыхали, мадемуазель? – разговорился Бонапарт, найдя себе короткое развлечение. – Ловите и вы свой шанс. Разве Ромбар не хорош собою? Чертовски хорош! Не слишком родовит, зато отважен, как неистовый Роланд, и богат великой будущностью. До маршала дорастет несомненно. А там, глядишь, и герцогом Крымским сделаю его… Ради вас. Решаетесь выйти за него?.. Ответа жду недолго.
Полина Аристарховна побледнела, как полотно, умоляюще посмотрела в нашу сторону: «вы же обещали спасать – так спасайте же меня!»
И вдруг душа моя вернулась в тело и будто вспыхнула в нём, как порох!
– Сир! Прошу простить меня… или казнить! – воскликнул я, вскочив с места. – Но мадемуазель Верховская уже обручена!
Собрание оцепенело, бряцанье вилок и ножей стихло вмиг. Кажется, послышалось мне то ли сдавленное волчье рычание, то ли шипение рядом со мною.
Бонапарт с любопытством глянул на меня:
– Да?! И с кем же?
– Со мною, сир! – выпалил я.
– Как? Уже?! – усмехнулся император, не удивленный, а, напротив, довольный столь неожиданным поворотом. – И за какие заслуги?
– Здесь перед вашим приездом, сир, удалось подавить бунт черни, почуявшей безнаказанность при отсутствии власти, – недалеко соврал я. – Хозяевам усадьбы грозила опасность, нам удалось ее преодолеть и навести здесь порядок… И так уж случилось, что мы, мадемуазель Верховская и я, – мы полюбили друг друга с первого взгляда.
Я заметил, как Полина Аристарховна становится пунцовой, а краем взора уловил, как Нантийоль весь зеленеет.
– Voilà! – легко повел вилкой Бонапарт. – Кто успел, тот и съел. Трофей по праву. И по чину. – И тут же обратился к Мюрату: – Шустры егеря, Иоахим.
– О да, сир! – с гордым видом подтвердил Мюрат… и подмигнул мне.
– Не отчаивайтесь, Ромбар. В этой маленькой битве капитан первым прорвался на флеши – прямо-таки по-отечески подбодрил Бонапарт окаменевшего красавца. – В Москве найдем вам невесту еще краше…
Обещанию императора не суждено было сбыться: русская пуля сразила Ромбара наповал в первый же час Бородинской баталии.
– А вы, капитан, – сверкнул Бонапарт глазным белком, – сядьте рядом с невестой… Освободите там местечко герою!
Почти в беспамятстве, боясь и посмотреть на Полину Аристарховну, двинулся я вдоль стола. Вдогонку мне донеслось рычащее «браво!» Нантийоля. Я сел рядом с хозяйкой усадьбы. Она тоже была не в силах взглянуть на меня.
– Медлить нечего, жизнь коротка! – снова махнул вилкою Бонапарт. – Именем Франции объявляю вас мужем и женою. Поцелуйтесь.
Мы с Полиной Аристарховной поднялись, будто марионетки. Я видел ее и не видел перед собою. В глазах моих было темно… Но медлить и вправду было нельзя! Я коснулся губами ее губ. Она ахнула, будто обожглась. А мое сердце едва не вылетело из груди, как раскаленное ядро из пушки… и едва не взорвалось.
И вдруг Полина Аристарховна сама вновь приблизилась ко мне и шепнула совсем неслышно:
– Вы спасли меня! – …поцеловала в губы и отстранилась.
И вдруг все стало ясно мне… И ясно, во всех мельчайших предметах, как на завершенном, но еще не просохшем полотне, увидал я стол и сидевших за ним французов. Вдруг все они показались мне карликами, пигмеями африканскими, забредшими в Россию и безнадежно потерявшимися в ее чащобах…
Но сколь переменчива, однако, душа человеческая! Стоит поставить прямо перед нею искушение радостью земною, и тотчас вся она туманится, быв как бриллиант чистой еще миг назад. Так, еще недавно обуреваемый великими замыслами, как бы половчее убить супостата, теперь был уж я погружен в тяжкие раздумья о том, женат я в самом деле или не женат.
По здравому рассуждению, никак нет! Под венец мы с Полиной Аристарховной не попали отнюдь, объявил меня якобы законным супругом несравненной барышни чужеземный нехристь и супостат, и даже не меня, а капитана Луи де Шоме, вызванного «на плац» прямо из могилы… Однако ж был сей супостат императором, с коим пока весь мир считался – так шептал мне лукавый. И вот сама красавица поцеловала меня искренне, от всей души, призналась, что спас ее… и неужто она откажется после того пойти со мною под венец, оставив «указ французского императора» себе на память удивительной семейной легендою?
Любезный читатель, ты, наверно, догадался, что к тому часу я уже был влюблен без памяти в Полину Аристарховну, хотя сам себе опасался в том признаться.
Масла в огонь подлил Евгений, когда ужин завершился, а завершился он внезапно. Бонапарт вдруг коротко всех поблагодарил, живо вскочил из-за стола и, предупредив, что «привал будет коротким», стремительно вышел. Мюрат тоже задержался на миг, будто лишь для того, чтобы еще раз мне подмигнуть и проронить «вперед, егерь, в атаку!». Прочих генералов и офицеров Великой Армии как корова слизала.
– От всей души поздравляю вас, – скрыв сарказм, сказал Евгений, подошед к нам, все еще сидевшим и боявшимся не только слово сказать, но и взглянуть в глаза друг другу. – Мадам де Шоме, позвольте ненадолго увести от вас вашего супруга.
На обращение «мадам де Шоме» Полина Аристарховна вся содрогнулась и побледнела, как полотно. Увидав ее переживания, я вправду испугался, не возненавидит ли она меня за все случившееся представление теперь, когда опасность быть отданной неприятельскому генералу счастливо миновала?
– Согласитесь, капитан, стоило воскресать из мертвых, – уж дав волю своему патентованному сарказму, прошептал Евгений, когда мы отошли.
– В том шутки не вижу, – сурово отвечал я.
– А я и не шучу отнюдь, – вмиг преобразившись, серьезно сказал Евгений. – Вы достойно защитили Полину… и вы ее несомненно достойны. Я вижу ваши чувства к ней.
– Вы лишь за тем отвлекли меня, чтобы похваляться прозорливостью? – не позволил я себе размякнуть от его слов.
– Отнюдь нет, – не обиделся Евгений. – Лишь выражаю надежду, что ради матримониальных забот вы оставите свои убийственные замыслы. Впрочем, сняв с себя личину де Шоме, вы в любое время вернете себе свободу.
– Будьте вы прокляты, Нантийоль! – не сдержался я, хотя и не чувствуя в сердце ненависти к нему.
– Я уже был проклят многими, – улыбнулся Евгений, явно заметив, что силы в моем проклятии не много. – Лишнее проклятие – не обуза. И напоминаю: из усадьбы я вас не упущу. Следить за вами, разумеется, не стану, но… не принуждайте меня к коварной жестокости, пощадите, по крайней мере, вашу молодую супругу.