"Империя Здоровья"

- Ник, ты не мог отдать ему кровь. Если бы отдал, ты бы стал частью магического действия. Твой закон запрещает делать это... Я думаю, Гулу понял. Не вини себя. Я полагаю, что Гулу не остался в обиде. В его мире нет места обиде. Все произошло так, как должно было произойти. Ты был прав... Он просто подчинился...

- "Подчинился"?! - опешил аспирант. - Что ты такое говоришь?

- Почему бы и нет. Или ты считаешь, что древнее, темное язычество имеет равный голос с христианством?.. Он просто ушел. Настала его пора уйти. Может, быть я не права...

Теперь аспирант не чувствовал ни облегчения, ни тяжести.

- Будем считать... - начал он, но опять не договорил, хотя оставалось только короткое слово "так".

- Будем считать: он подписал с тобой договор о том, что не будет работать на "ИМПЕРИЮ" и выполнил его по-своему... Я думаю, ты и Гулу - вы два самых больших специалиста по исследованиям крови... поскольку он принял тебя, как большого гулу-гулу, а не как христианского миссионера. Это был просто договор специалистов. Вот и все. Каяться в чем-то или нет - это уже наши проблемы. Гулу они не должны были заботить. И к тому же я полагаю, что телефон - прибор не слишком пригодный для исповеди и раскаяния...

"И чего я, идиот, разболтался! - каялся аспирант, пока ехал к Аннабель и думал о невидимых людях из контрразведки, которые могли услышать их разговор. - Хоть бы она мне язык прищемила! Тоже - хорош агент ЦРУ, нечего сказать!.. Надо же, Гулу умер..."

- Ничего страшного. Тебе надо было выговориться, - спокойно сказала потом Аннабель, прижимаясь горячим виском к его голому плечу. - Ведь ты еще не ходил на исповедь. Тебе надо было снять комплекс вины. Вот ты и исповедался перед теми людьми, которые имеют право тебя наказать. Ты - правильный христианин.

"Очень советское покаяние! - мрачно усмехнулся про себя аспирант. - Нечего сказать, "христианин"!"

- Ты все сделал правильно, - добавила Аннабель, устроившись на подушке рядом с ним еще уютнее. - Пусть послушают. Мы сделали свое дело. Союзные войска одержали победу. Стоило отпраздновать ее салютом.

- Странная... слишком легкая победа, - нашел аспирант еще один сильный повод для сомнений.

- Просто мы нанесли удар в самом неожиданном для них месте, - сказала Аннабель и сладко зевнула. - Мы, как Ганнибал, незаметно перешли через Альпы. Если бы он наступал не огромной армией... со слонами... а маленьким, невидимым отрядом коммандос, Римская Империя, наверно, не заметила бы его, и он смог бы внезапно захватить Рим... Гулу жалко, но теперь я понимаю, что это судьба.

"Нечего сказать, стратегия!" - с непобежденной в себе тревогой усмехался Ганнибал еще и на следующий вечер, когда глядел в окуляры микроскопа.

Вечер был ясным, небо над институтом глубоко и вольно синело, а на березках в институтском дворе уже хотели распускаться почки.

Солнце закатывалось за бетонную ограду института, и, когда Ганнибал выключил под предметным столиком микроскопа крохотный фонарик подсветки, оказалось, что ночь уже, в сущности, наступила.

Ганнибал посмотрел в темное окно и спохватился: шторы надо было задернуть в самом начале конспиративной научной деятельности.

Он поднялся было со стула, но снаружи, со двора, донесся какой-то шум.

Тогда аспирант замер и, собравшись с мыслями, решил выждать. Для конспирации он поднял телефонную трубку, но буквально в тот же миг раздался дробный стук, и та же твердая десница, что стучала в дверь, дернула за ручку. Аспирант снова замер и невольно обрадовался тому, что телефонного гудка из трубки оказалось совсем не слышно.

- Есть кто? - за пределами видимого мира спросил охранник. - Ломоносов, ты еще здесь?

"Пошел ты..." - сказал про себя заклинание аспирант и услышал удаляющиеся шаги, зато потом не услышал телефонного гудка, даже когда приложил трубку к самому уху.

Телефон не работал.

"Надо попробовать из другой комнаты..." - подумал аспирант.

Это дело грозило явным нарушением конспирации, но Ганнибал был прилежным сыном и не мог не позвонить домой, когда полагалось.

Несмотря на свои сомнения в победе Ганнибала над Империей, аспирант невольно надеялся, что все уже позади, что он исследует теперь последние образцы и подготовит просто так, для заработка, уже бесполезный отчет, что "ИМПЕРИЯ ЗДОРОВЬЯ" и вправду осталась ни с чем и что больше никакого колдовства не будет... Да, теперь он невольно надеялся, что от него больше не потребуется придумывать "неординарное".

Поэтому, когда "неординарное" стало происходить помимо него, за дверью и за окном, он поначалу - тоже невольно - постарался не придавать ему значения.

А за окном что-то стало посверкивать и потрескивать.

Но аспирант даже не подумал подойти к нему и на всякий случай глянуть наружу.

Потом за дверью послышался гулкий топот ног, загрохотал вблизи - и прокатился по коридору мимо лаборатории. Сквозь топот даже послышалась команда: "Быстрей, быстрей, мужики!" - но аспирант только вспомнил про бежавших от огня антилоп и подумал, что, как только все куда-нибудь убегут и исчезнут, так надо будет сразу сделать вылазку в соседнюю комнату и оттуда позвонить домой.

Да, это были две минуты в жизни аспиранта, когда он решительно отказывался воспринимать какое-либо развитие событий. Возможно, он просто устал от обилия впечатлений и их удельной плотности.

Как он подумал, так и сделал. Когда за дверью все окончательно стихло, он приоткрыл ее и вышел в коридор, который до сих пор ярко освещали фирменные плафоны "ИМПЕРИИ".

Он открыл соседнюю дверь ключом, который вручил ему накануне лично товарищ полковник ("ординарный" ключ теперь висел для конспирации на вахте в проходной), вошел, потом... потом аспирант просто взял и включил свет и двинулся к телефону, который стоял на подоконнике.

Так он наконец, подняв телефонную трубку, невольно глянул наружу.

Сначала он увидел то, что посверкивало на заднем плане. Там просто-напросто разгорались два трейлера, стоявшие в плотном ряду дальнобойных грузовиков. Огонь попыхивал вверх из узких щелей между машинами. Вокруг трейлеров суетились черные люди, похожие на очень крупных муравьев, и направляли на языки пламени то криво, то прямо белые дуги пены.

На переднем плане, под самым окном, почти под самым козырьком корпуса, одиноко стоял трейлер, которому не угрожала никакая опасность.

Прижав совершенно немую трубку к уху, аспирант со смутным недоумением смотрел на этот трейлер, пока не услышал далекий оклик.

Потом, впоследствии, он мог сказать, что оклик донесся не из трубки, а откуда-то... почти отовсюду.

Услышав его, аспирант вдруг увидел, что происходило в мире невидимом, за его спиной. Невидимое отразилось на самом переднем плане - на оконном стекле.

Ударная сила врага стремительно и беззвучно приближалась к нему, взлетела над ним.

Аспирант увернулся...

Был короткий, ореховый хруст телефона, принявшего удар.

Аспирант пхнул ногой в пятнистую маскировочную массу. Она дохнула грозно - но стала отваливаться назад, сметая со стола черной милицейской дубинкой всякие пузырьки и штативы с пробирками. Досталось и дорогому прибору, присланному "ИМПЕРИЕЙ".

Пятнистая масса оказалась тем самым невысоким и лысоватым охранником, который - было время - справлял свой день рожденья.

"Слишком легкая победа!" - мелькнула мысль у аспиранта.

Он схватил со стола большую колбу с дистиллированной водой и хотел было превратить сосуд в уже привычное оружие - страшный цветок с прозрачным оскалом.

Охранник, опять грозно дохнув, поднялся на ноги.

- Соляная кислота! - прошипел аспирант. - Всю рожу сожгу тебе, козел!

Черная милицейская палка повисла концом вниз.

- Ломоносов! - морщась и щурясь, сказал охранник с улыбочкой. - А я думал, бандит забрался!.. Тут же нельзя... Ты видел, что на улице творится?