"Империя Здоровья"

Едва Ганнибал вспомнил о самом Гулу, как колдун появился перед прорезями маски. Держа щит перед собой, старик двигался вперед, к огню возмездия.

- Ник, я не знаю, где эти двое! Они, наверно, где-то здесь!

"Им же хуже", - злорадно подумал аспирант.

Он вскочил на ноги, и кинулся было вслед за колдуном, вспомнил про неважное, но необходимое, и, вернувшись на секунду к хижине, сунул ноги в кроссовки. Теперь подземный дух нугу, конечно, годился для самой роскошной рекламы самой незаменимой в мире обуви.

Пока дух нугу участвовал в рекламной паузе, сам колдун каким-то чудесным образом уже успел преодолеть горящий лабиринт.

- Ты видела, как он прошел?

- Ник, это невероятно!

- Все ясно! - взбодрился Ганнибал от того, что придется действовать по своему собственному плану. Он представил себе, как трескуче, в мгновение ока, вспыхивает на нем соломенный наряд духа, разбежался, подпрыгнул в кроссовках и перемахнул через ограду в безопасном месте.

Гулу двигался прямо в направлении дерева, на котором располагался наблюдательный пункт Аннабель.

Заметив это, Ганнибал успокоился за судьбу шпионки, и, ведомый своим врачебным долгом, пару раз обошел жуткое огненное пятно. Тем, кого он в нем пересчитал, требовалась помощь разве только могильщика. Черные остовы джипов были похожи на черепа драконов, у которых напоследок дымились ноздри. И аспирант вспомнил про коллекцию Джеремайи... Да, ему очень хотелось как-то отвлечься от вида обгоревших трупов.

- Ник, я прошу тебя! - отчаянно взмолилась из далекой тьмы Аннабель. - Что ты там застрял?! Он идет сюда. Я не знаю, что делать! Мне спускаться?

- Подожди, - сказал Ганнибал.

- Ник, ты горишь!

Ганнибал и сам чувствовал, что весь в жару. Тут он кинулся на землю, перекатился туда, перекатился сюда, но, казалось ему, что жар становится все сильнее. И вся плетеная солома трещала на нем, будто пылая.

- Ник, что ты делаешь?! Тебе плохо?! Все уже погасло.

Оказывается, просто-напросто затлела соломенная бахрома ритуального костюма, когда аспирант приблизился к краю бензинового аутодафе. Опомнившись, Ганнибал вскочил на ноги и закашлялся, потому что весь дым полез внутрь.

- Разденься ты, наконец!

- Рано! Рано, говорю тебе! - огрызнулся аспирант, потому что, как бы ни кашлял и каким бы пугалом ни казался со стороны, а особенно сверху, но чувствовал он себя уверенно только в образе местного страшилы.

Уверенно - настолько, чтобы, слегка дымясь, решительно двинуться вслед за старым колдуном в сумрачную чащу, где, наверно, еще таились не добитые молнией и не дожженные горючим враги.

- Ник, куда ты?! Помоги мне спуститься!

- Рано!

- Он знает, что я здесь! Он прошел и махнул рукой!

Ганнибал посмотрел в свои прорези на темные деревья, еще различимые в отблесках затухавших огней, - и растерялся, забыв, на каком из них он оставил своего впередсмотрящего.

- Ты где, Ани?

- Прямо над тобой! Вынь приемник из уха!

- Не могу.

- Черт возьми! Да сними ты этот идиотский колпак!

- Кто здесь этнопсихолог?

Какая-то бомба просвистела мимо и стукнулась об землю - еще одна кроссовка, белая, пухленькая, хорошо созревшая на верхних ветках кроссовочного баобаба.

Ганнибал поднял руки и подхватил вторую, тяжеленькую.

- Спасибо! - раздалось два голоса Аннабель.

И наконец Ганнибал увидел ее всю, хотя, впрочем, увидел одни только очертания, как когда-то осенним московским вечером, на автобусной остановке.

- Тебя и поцеловать некуда! - сердито пробормотала Аннабель, поднимая с земли карабин. - Чудовище! Франкенштейн!

- Где Гулу? - спросил аспирант, пропустив комплименты мимо ушей.

- Там! - указала Аннабель. - Там... сейчас увидим...

Старый Гулу стоял среди кустов над убитым леопардом.

Когда чужаки подошли, он произнес какое-то слово, и тут же вспыхнул острый луч шпионского фонарика.

Ганнибал вздрогнул.

- Он просил света, - поспешила сказать Аннабель.

Пятнистый красавец лежал, вытянувшись словно в прыжке. У него на боку чернела рана.

- Тегулу, - невольно произнес Ганнибал, и комок застрял у него в горле.

Он удивился самому себе, но этим даже усугубил свои чувства: в глазах защипало, и все стало плохо видно. Казалось, убили старого боевого товарища.

Гулу опустился на колени и приподнял голову леопарда. Зеленые глаза зверя были мутны, смотрели, не видя.

Аннабель стереофонически всхлипнула.

Гулу поднялся и таким же мутным взглядом посмотрел на русского аспиранта и американскую шпионку...

Оба расступились.

Еще в течение минуты колдун смотрел в черноту леса, а потом вытянул вперед руку.

Тьма обернулась на миг ослепительной белизной - и мир, вновь ставший почти невидимым, был сотрясен разрядом грома.

- Боже! - стереофонически вскрикнула Аннабель.

"Что, козлы?! - хищно оскалился в своих мыслях аспирант. - Получили по рогам?"

Он почувствовал прикосновение к себе и вздрогнул - своей рукой, низвергавшей молнии, к нему очень учтиво прикоснулся старый колдун.

Долго, не мигая, старик смотрел аспиранту в глаза - и взгляд колдуна напоминал Ганнибалу проницательный и спокойный взгляд живого леопарда, идущего в лесной ночи. Но в эти глаза можно было смотреть человеку.

- Тегулу хоно, - тихо проговорил старик. - Акоро тено тегулу... Давать руки.

- Он хочет, чтобы ты положил тегулу на ритуальный костюм "акоро", а потом положил тегулу ему на руки, - прошептала Аннабель Ганнибалу в оба уха - и слева, и справа.

Удостоенный такой большой чести, аспирант бросился исполнять просьбу старика.

Он осторожно, чтобы не порвать солому, разоблачился, потом аккуратно расстелил "акоро" на траве и наконец еще осторожней, как если бы требовалось поднять с земли тяжело раненного, просунул руки под лежавшего леопарда и перенес его на соломенное "пончо". Тело леопарда было мягким, но упругим, даже как-то упруго-теплым, словно сила жизни выходила из зверя медленно и все еще выходила, воздушно упираясь в руки человека.

Ганнибал завернул леопарда в "акоро", уложил, как мог, вывалившийся наружу хвост, и, подняв ношу, передал ее старику.

- Тодо онезе, - едва шевельнув губами, произнес старик. - Идти дорога... Холо такано.

Его глаза опять мутно остекленели.

- Он прощается с нами, - прошептала Аннабель. - Он говорит, что нам уходить по той же дороге, а потом - сразу поворачивать на север, не выходя на "основную"... Я знаю эту дорогу.

Ганнибал сделал, что мог - самый настоящий русский поклон.

Он тронул пальцами африканскую землю и, распрямившись, сказал Аннабель:

- Скажи ему "спасибо" на его языке.

Аннабель распрямилась вслед за русским аспирантом.

- "Спасибо"? - немного удивилась она, а затем печально вздохнула. - Здесь не принято говорить "спасибо".

- Thank you, - сказал старый Гулу, повернулся и стал уходить.

"Вот и все!" - с тяжелым сердцем подумал Ганнибал и мрачно спросил:

- Прощаться тоже не принято?

- Сейчас этого делать просто нельзя, - стереофонически возвестила Аннабель, она умоляюще посмотрела на Ганнибала и сжала его руку. - Поверь мне - это так... Гулу просто выказал уважение к нашим обычаям.

"Вот и все!", - опять сказал себе Ганнибал, отвернулся во тьму и подумал, что сейчас проснется в Москве, в своей собственной комнатке, как раз напротив карты Советского Союза...

Сну, однако, пришлось продолжаться, то есть аспиранту пришлось снова идти - с тяжелым сердцем - по опустевшей Тропе леопардов.

До велосипедов уже оставалось рукой подать, то есть Ганнибал уже потянулся к рулю, когда вдруг совсем недалеко снова полыхнула молния и ударил короткий раскат. То ли Гулу все еще добивал каких-то врагов, то ли начиналась самая обыкновенная гроза. Тучи как будто опустились ниже, уплотнив жаркую тьму, придавив ее к земле. Первая капля, стукнувшая аспиранта прямо по темени, обожгла его небывалой прохладой.