Страница 28 из 57
Вот он и понадеялся, хотя весь оказался в крови.
Однако и эта оплошность случилась кстати, будто бы кто-то, будто бы сам доктор Андерсен с того света, подтолкнул аспиранта под локоть, подсказывая, что делать дальше.
Вот аспирант и собирал теперь анализы крови то со стола, то с пола, то со своего халата, и уже перестал удивляться тому, что открывалось ему в обоих мирах, видимом и невидимом.
Кровь оставалась неизменной вот уже несколько часов. Она не хотела умирать. Она не свертывалась. Она не высыхала, "умея" насыщаться атмосферной влагой. Все ее клетки, кровяные тельца всех разновидностей, оказались стойкими оловянными солдатиками всяких родов войск.
- Вот тебе и Нобелевская премия... посмертно... посмертно... - бормотал про себя аспирант и добавлял: - бессмертно... бессмертно...
Разгадка, страшная и великолепная, была совсем близка, но аспиранту как всегда невольно хотелось, чтобы разгадка оказалась не та, чтобы случилась научная ошибка, повод для тайной иронии над самим собой. Однако логика событий - появление того вечернего автобуса, того трейлера из "ИМПЕРИИ", того "мерседеса"-реанимобиля - угрожала аспиранту самым научным выводом, опять-таки изменяющим в корне всю жизнь.
Аспирант заметил, что не совсем отчетливо видит предметы вокруг, и догадался, что это - уже от страха, почему-то очень запоздалого, но такого же неотвратимого, как вечерний автобус, приближающийся-таки к своей остановке.
Стука в дверь он, однако, совсем не испугался и равнодушно ответил:
- Войдите!
Дверь открылась за пределами его взора.
- Ни фига себе! - раздался бас Володи-охранника. - Вот это мочиловка!
Ганнибал отрешенно посмотрел на гостя.
- Ты жив, лейтенант? Вены, что ль, себе режешь? - опытным взглядом оценил обстановку профессиональный охранник.
В ответ аспирант подумал только о том, что неплохо бы прихватить для опытов кубиков пятьдесят крови и у самого богатыря Володи.
- Вроде того... - пробурчал он.
- Ты, лейтенант, лучше бы этим дома занялся, - замечая, что обстановка не объяснима, тихо посоветовал Володя. - Что-то мне не понравилось труповозом работать.
Он ушел, так и не попросив у аспиранта то, что собирался попросить, а сам Ганнибал посмотрел на часы, на окна, которые были давно темны, хотя день к весне уже сильно прибавился, и подумал, что совет Володи правилен. Можно было, конечно, переночевать здесь, в луже крови, и поглядеть, что с ней будет происходить еще десяток часов, но и так было уже почти все ясно. Как делал он в детстве с чаем или молоком, аспирант отвел пальцем ручеек со стола вниз, наполнил пробирку, заткнул ее, положил в сумку, а потом вытер все следы своих кровавых экспериментов.
"А что если она так и будет жить?!" - с совсем настоящим ужасом подумал он, глядя на большой ком мятой и красной фильтровальной бумаги и не зная, что с ним делать. Потом он решил зарыть его в землю, сунул для начала в целлофановый пакет и немного успокоился.
В коридоре было светло, как днем, и никто не выходил навстречу с пистолетом. С присоединением института к "ИМПЕРИИ ЗДОРОВЬЯ" и в его туалетах воцарились идеальный порядок, едет, чистота и субтропическое благоухание.
Протягивая руки к теплому ветру сушилки, аспирант удивился еще вот чему: тому, что ему до сих пор не пришло в голову выяснить, откуда та кровь была взята. Он вернулся в лабораторию и, покопавшись в документах, выяснил, что та кровь, с которой он смешал свою собственную, прибыла в институт из одного подмосковного Дома ребенка, где содержались дети из районов, подвергшихся радиоактивному заражению.
Волосы шевелились на голове аспиранта, но думал аспирант спокойно, и у него родился план, который, как он ясно предчувствовал, был самым маленьким из будущих планов, предисловием к главному Плану, который...
Тут Ганнибал сильно вздохнул и очень крепко зажмурился.
- Аннабель, позвони мне... - прошептал он. - Позвони, пожалуйста. Ты мне очень нужна.
Проходя по двору института мимо советско-американских елочек, он повторил свой призыв, глядя в темное небо.
Он не стал переходить шоссе под землей, во тьме, которая ему когда-то очень нравилась. Второй раз в жизни он с риском для нее перебежал дорогу верхом и, оставшись в живых, сразу поднял руку. Заработной платы от "ИМПЕРИИ ЗДОРОВЬЯ" теперь хватало, чтобы иногда, в темное время суток, брать такси до самого дома.
Левая рука болела в локте всю дорогу, а ночью, в теплой постели, она разболелась еще сильней. Ганнибал ворочался, пристраивал ее поудобней и думал о научных проблемах и о том, где кончается наука и начинается организованная преступность с научным уклоном.
"Интересно, они проводят эти обследования еще где-нибудь, кроме России, или нет?.. Может, и не проводят. Попробуй собери там сто тысяч образцов под нелегальщину... Сразу, глядишь, какой-нибудь общественный контроль, вопросы... куда, зачем... А здесь - пожалуйста. Россия на отшибе. Никто ничего проверять не будет. Качай кровь хоть литрами, хоть баррелями... Сибирь, простор, никого не дозовешься... Никакому ООН мы не нужны, как бомж Никола... Или я чего-то не понимаю?.."
Когда незавешанная половина окна и половина подоконника стали совсем серыми, оставшуюся в комнате тьму, бессонницу аспиранта и боль в его руке пронзил телефонный звонок.
"Аннабель, это ты?!" - крикнул про себя аспирант, сорвавшись с постели и еле успев донести этот крик души до телефона.
- Аннабель, это ты?! - крикнул он в трубку и, услышав ее голос, такой близкий и чистый, будто она стояла рядом, ощутил себя счастливым человеком. - Ты в Москве?
- Ник, слушай меня внимательно, - произнесла Аннабель, сразу куда-то отдаляясь. - Я в Женеве. Я скоро вернусь... Ник, пожалуйста, будь внимателен.
- Я внимателен, - сказал Ганнибал, замечая, что рука опять начинает болеть - и все сильней и сильней.
- Заповедник закрыт. Фирма взяла его под свою опеку. Они практически добились частной аренды. Подумай над этим, Ник. Что все это значит?
- Я подумаю, - едва справляясь с досадой, пообещал аспирант, думая: "Ничего себе, конспирация!"
- Я скоро приеду, дня через три-четыре, - усугубила шпионка свою телефонную "конспирацию", заметив, что Ганнибалу не по себе.
- Приезжай, Ани. У меня тоже есть новости. Повеселей твоих, - сказал аспирант, и вовсе плюнув на конспирацию.
Простившись с Аннабель, он остался у телефона, чувствуя в себе тревожную опустошенность. Он скучал по Ани, но теперь дело было в другом: то чувство было явным предвестием Большого Плана.
Ганнибал включил свет и посмотрел на свою больную руку: на изгибе локтя разлилось темное пятно - словно на карте выкрашенная синим цветом опасная, зараженная территория.
Ганнибал сделал несколько шагов - в свою комнату, а в ней зажег свет и посмотрел на карту страны, на которой местами выступили синие вены. Так, синим карандашом, Ганнибал отмечал в студенческие времена свои байдарочные маршруты.
Как всегда, то есть внезапно, тревожная опустошенность сменилась в душе тревожной полнотой. План возник, и Ганнибал посмотрел на часы. Начинался десятый век, вполне подходящий для бурного развития событий на северных землях.
Аспирант Дроздов умылся, оделся и дозвонился своему старому приятелю, который и до сих пор исправно, два раза в год, ходил на байдарке по уральским рекам. Приятеля звали Дмитрием, среди друзей - Митяем.
- Митяй, у меня к тебе важный вопрос, - спросил его Ганнибал, немножко ежась от утреннего озноба. - Ты когда последний раз ходил по Сумерке?
- Что, опять потянуло? - с удовольствием спросил приятель Дмитрий. - Прямо с утра?
- Вроде того... - уклонился агент собственной контрразведки Дроздов. - Так когда?
- В прошлом году... между прочим.
- Ты помнишь, там, около зоны, деревенька была?.. В лощине. Домов двадцать. Там еще одичавшие кони ходили... Как она называлась?