"Империя Здоровья"

- До завтрашнего вечера? - спохватился аспирант, не имея еще ясного плана, уже привыкнув к тому, что всякий новый план возникает внезапно, как озарение. - Наверное... Если у нас, в ФСБ, откроют отдел загробной жизни, я приглашу вас на генеральскую должность. Пойдете?

Коля-Из-Морга так же загробно усмехнулся.

Дальше в глубину ночной Москвы ехали уже совсем молча. Ганнибал не думал больше ни о чем, а Аннабель сидела, прижавшись головой к аспирантскому плечу, что означало ее согласие с любым новым планом или его отсутствием.

Она как раз кое о чем думала - о том, что теперь будет очень кстати какой-нибудь ее собственный - маленький и хороший - план, и потом, за пару-тройку шагов до дверей подъезда, обхватила руку Ганнибала двумя руками за запястье.

Тут он остановился и ничего не сказал. Лампочка из низкого подъездного поднебесья освещала его изможденный, но мужественный вид.

- Сегодня у нас был тяжелый день, - улыбаясь, начала говорить Аннабель. - Я немного устала. Пожалуй, сегодня я воспользуюсь лифтом.

Аспирант кивнул и пошел провожать девушку до лифта.

Он сам нажал кнопку, и, когда она засветилась, а сверху загудел механизм, сердце у Ганнибала в груди как-то ударило, на миг провалилось вниз и застучало, отдаваясь немного гудящей болью. Аспирант потихоньку вздохнул и привалился плечом к железной клетке.

- Все в порядке? - без паники встрепенулась Аннабель. - Что? Сердце?

- Все в порядке, - улыбнулся в ответ аспирант. - Я тоже немного устал.

Боль прошла, лифт опустился, и аспирант еще раз глубоко вздохнул.

- Тебе нужно горячего и сладкого, - сказала бывший медицинский работник Аннабель. - Поэтому есть смысл проводить меня до плиты.

- Oкей, - сказал аспирант.

Теперь он, все еще ни о чем не думая, шагал туда, где перед ним открывались двери. В темной прихожей прежде, чем в ней зажегся свет, он ощутил легкую парфюмерную негу чужих далеких стран.

- Никаких комплексов, - тихо сказала Аннабель, заметив в темноте, как потянул носом ее гость. - Мои подружки давно спят или где-нибудь на вечеринке.

Свет зажегся. Ганнибал увидел один большой плакат, с которого его, аспиранта Дроздова, в чем-то очень важном как бы уже давно убеждал, прилагая к тому все свои душевные силы, какой-то седовласый и крепкий здоровьем проповедник. Другой плакат, с голубым небом и пшеничным полем, приглашал в даль, ни к чему как будто не призывая.

- Пойдем! - сказала Аннабель и теперь уже сама провожала аспиранта туда, куда было нужно проводить его перед тем, как усадить за чашку сладкого и горячего.

На кухне... кухню незачем описывать, можно только сказать, что на ней стояла плита, а на плите была зажжена одна конфорка.

- Кофе? - чуть наклонив голову и, теперь уж просто обворожительно выглянув из своих черных джунглей, спросила Аннабель.

- Лучше чай, - деловито сказал аспирант, хотя предпочел бы, конечно, устало пробормотать по-русски: "Чайку бы".

- Значит, все-таки сердце, - заметила Аннабель, чутко не выказывая сочувствия. - Небольшое переутомление.

- Давно спортом не занимался, - развел руками Ганнибал. - Хотя честно признаюсь, я сегодня первый раз в жизни был в роли суперагента. Я не устал, я просто падаю с ног... И со стула.

- Ты хорошо сыграл эту роль, - сказала Аннабель и, подойдя к аспиранту, поцеловала его, на этот раз - в щеку, чтобы пока не перегружать и не лишать кислорода уставшее сердце Ганнибала.

Потом она бросила на белое, гладкое дно чашек пакетики с хвостиками, затопила их кипятком и, бросив туда же, в маленькую темнеющую глубину, по два белых кубика, понесла обе чашки из кухни:

- Пойдем.

Так аспирант проводил шпионку уже почти до самого конца, в ту комнату, где на стенах висели два плаката, такие же, как в прихожей.

- Тебе он нравится? - спросил Ганнибал про красивого седовласого проповедника.

- Я его ни разу не слушала, и мне говорили, что я много теряю, - ответила Аннабель, поставив чашки на журнальный столик, в стороне от раскладного дивана, к которому притягивал взор Ганнибала и от которого он с легким усилием отворачивал голову. - Это скорее можно назвать необходимостью... конспирацией.

Тут перед глазами аспиранта, на журнальном столике, появились высокий стакан с минеральной водой и белая таблетка.

- Что это? - отстранился он.

- Надо выпить, - улыбнулась Аннабель. - Сейчас я несу за тебя ответственность.

Тогда аспирант повиновался, а потом они пили чай маленькими глотками и ели бутерброды с сыром, допустим, плавленным, с шампиньонами.

- Надеюсь, ты догадался, что сегодня я тебя никуда не отпущу... - сказала Аннабель очень вовремя, как раз тогда, когда Ганнибалу пора было говорить что-то благодарно-прощальное, - тем более при таком утомлении... и после приема транквилизатора.

Ганнибал улыбнулся, весь как бы потягиваясь в своей долгожданной и честно заслуженной улыбке, опустил веки и с огромным трудом поднял их вновь, едва не заснув в той темноте, в которую заглянул на мгновение. Транквилизатор начинал действовать, и аспирант решил, что отдыху конец и пора снова браться за дело.

- Не вставай! - приказала Аннабель, уже прилагая свою силу к диванному механизму и услышав, как аспирант грузно поднимается для нового подвига. - Я сама!

- Я пойду умоюсь, - по-домашнему сказал аспирант.

- Два чистых полотенца справа, голубые, - так же ответила Аннабель. - Можешь взять мой халат. Красный. Он большой... - И добавила: - Не запирай дверь...

- Я оставил свое сердце здесь... на столе, - пробормотал аспирант выходя, - так что ничего не случится.

Стоит еще раз повторить, что Ганнибал был аккуратным сыном и то ли сейчас, в прихожей, то ли раньше, с дороги, по телефону предупредил своих родителей, что заночует у друзей.

Он вернулся, с удовольствием приняв душ в приятно пахнувшей ванной, но отказавшись от халата, - в рубашке, джинсах, в кроссовках на босую ногу, - а носки засунув в задний карман.

- Зачем был нужен транквилизатор? - спросил он, с усилием двигая языком.

Едва довыговорив последнее слово, он ткнулся лбом в плечо Аннабель и повалился вместе с ней на постель, не дав ей как следует взбить вторую подушку, предназначенную для себя или для него.

Он долго, но неудержимо, пробивался сквозь роскошную тьму - химически завитую Амазонию, даже неторопливо думая по ходу экспедиции, зачем таким роскошным волосам нужна еще химическая завивка, потом нашел крепенькое, но нежное ухо, а уж там нашел и тепленькую, тугую тропку к шее и подумал, что теперь нужно большое усилие - и сделал это усилие всем своим телом. Аннабель вздохнула, открывая лицо, и он поцеловал ее в правый, очень внимательный глаз, потом - в краешек спокойных губ и снова поспешил к той теплой тропинке, по которой хотел дойти до конца. На ней он нашел маленькое Эльдорадо: тропку пересекала золотая цепочка. Он потянул ее губами и наткнулся на остренький золотой крестик.

- Я надеюсь, это не конспирация, - уколовшись и улыбнувшись, спросил он.

- Я родом с Сицилии, - сказала Аннабель, крепко беря в руки голову аспиранта. - Транквилизатор был нужен только потому, что я стала суеверна. Я боюсь одной большой неприятности... Только не обижайся, Ник. Я просто суеверна.

- Какой неприятности? - спросил Ганнибал, видя, что Аннабель хочет этого вопроса.

- Еще одного обширного инфаркта... - ответила она, теперь хмурясь. - Любого происхождения.

- Если ты не хочешь еще одного обширного инфаркта, тогда послушай меня, - сказал Ганнибал, угадав суеверие еще до того, как задал вопрос. - Когда я был студентом, я занимался бегом. Между прочим, на длинные дистанции... Когда у бывшего спортсмена болит сердце, ему нужна нагрузка, тогда сердце возвращается в физиологическую норму.

- Длинная дистанция... - улыбнулась Аннабель.

- Да, - сказал аспирант. - У меня сейчас откроется второе дыхание. Оно - то, что нужно моему сердцу.

- Хорошо, - решительно сказала Аннабель. - Тогда я сама стану твоим вторым дыханием. С гарантией.