"Империя Здоровья"

- Три дня назад в морге был другой дежурный, - продолжила она свои мысли почти сомнамбулически. - Я поговорю с ним. Но тут без денег не обойдешься. Боюсь, что без больших...

- Нет проблем, - не дал ей аспирант беспокоиться по пустякам, а сам подумал не без злорадного удовольствия: "Ну, пускай, пускай это дельце обойдется ЦРУ в кругленькую сумму. Тут уж никаких... все по-американски... каждый будет платить за себя".

Тем временем Наташа смотрела аспиранту в глаза, наверно, видела это злорадное удовольствие и не могла дать ему никакого простого объяснения. У Ганнибала появилась еще какая-то жизнь, может быть, опасная, может быть нехорошая, пугающая, но в эти мгновения - загадочная, притягательная.

- Гена...

- Что? - чутко и, значит, ласково спросил аспирант.

- Я сделаю для тебя... ты же знаешь... но только если ты мне скажешь, что случилось на самом деле.

Сполохами и протуберанцами всколыхнулись мысли аспиранта.

Одной и даже двух секунд явно не хватало, чтобы выбрать из правды самую правдоподобную часть.

- Если я скажу тебе всю правду, ты ни за что не поверишь, - сказал самую верную, по его мнению, правду аспирант.

- Как знаешь... - беззащитно проговорила Наташа.

- В общем, так... - решился аспирант. - Принимай это, как хочешь. Одна крупная фирма... мы полагаем, частная... заказала нам мощные исследования крови. Платит очень хорошо. Но они требуют такое, что мы подозреваем, что дело нечисто. Есть подозрение, будто они хотят создать некое биохимическое оружие. Например, геноцидного свойства. ("Тормози! - окрикнул себя аспирант. - Заворачивай обратно!") Сама понимаешь, есть только подозрения. В милицию с ними не пойдешь. Теперь мы пытаемся кое-что проверить...

- Ну, и кто же из вас согласился на роль трупа? - слабо улыбнулась Наташа.

- С трупом все в порядке, - не выбирая слов, честно ответил аспирант. - У трупа полное алиби... Дело в том, что их очень интересуют люди с четвертой группой крови, резус отрицательный.

- Даже трупы? - не теряла делового самообладания Наташа.

- Вероятно, что "даже"... Мы хотим проверить их реакцию... возможно, узнать настоящий адрес... еще кое-что... Все долго рассказывать. Мы пометили его радиоактивной меткой. ("Тормози!") Когда будешь договариваться с тем дежурным, из морга, скажи ему, пожалуйста, что к тебе приходили из контрразведки. Я думаю, что смогу ему это подтвердить.

- И это тоже правда? - тихо-тихо полюбопытствовала Наташа.

Ганнибал не отвел взгляда и, ответив, остался собой доволен:

- Нет. Пока нет. Но, возможно, станет правдой. Кто-то в белом халате прошел через вестибюль, и Наташа снова спрятала руки в карманы халата.

- Наш профессор сейчас в отделении, - спокойным голосом сообщила она. - Так что мне лучше не исчезать надолго. Тем более теперь... Ты изменился.

- А ты нет. Такая же красивая и решительная, как и раньше.

- Знаешь что...

- Что?

- Давай так...

- Как?

- Мухи отдельно, котлеты отдельно.

Минут через пять, уже на улице, колени у аспиранта немного задрожали.

Какой-то перевал был пройден. Этот перевал показался не таким уж трудным, и Ганнибалу еще не удалось осознать, что его армия уже перешла через Альпы.

"Страшное дело!" - сказал себе Ганнибал, стараясь пока осознать другое: в какое небезопасное и темное дело он впутал-таки женщину, которую когда-то очень любил и которая, в сущности, осталась для него близким человеком. Да и сам он оказался для нее, как подтвердили эти необычайные события... В общем, так или иначе, получалось страшное и чрезмерно ответственное дело.

Между тем, день, который обещал быть долгим и необыкновенным до самого своего исхода, только начинался.

Аспирант Дроздов собрался и поспешил к месту начала событий: к себе, на Пролетарскую.

Вадик, как и обещал, уже снова стоял на своем месте.

Все было там на своих местах: Вадик, цветочница Наташа, бабушки с австралийскими сырками и связками полиэтиленовых пакетов, Жора с лотком жвачки, Василич с газетным лотком (эти двое для армии Ганнибала пока не пригодились). Так же текли и вытекали пассажиры метро. Не было только старого бомжа Николы и книжного лотка Ганнибала Дроздова.

- Я тебя уже целый час жду, - гордо сообщил Вадик.

- Ну, уж "целый час"... - улыбчиво засомневался аспирант, не без восхищения рассматривая на свету веселенькое удостоверение ФСБ (искусный рисунок, затем - цветное ксерокопирование с уменьшением).

- Фотку принес? - деловито спросил Вадик.

- Не успел пока.

- А печать?

- Знаешь... давай лучше, ты какую-нибудь свою поставишь.

- Ну, это обойдется папаше еще в тридцать баксов. Меньше не возьму.

Аспирант поколебался только для вида:

- Хорошо, - сказал он и невольно еще позлорадствовал по поводу счета, который он несомненно представит ЦРУ. - Когда?

- Как портрет дашь, так через две секунды по нему получишь.

Аспирант прикинул, что одним днем, даже длиною в век, нельзя объять необъятное. Договорились с Вадиком на завтрашнее утро.

Филологическая цветочница Наташа видела теперь в своем подземелье, должно быть, одного только аспиранта. Ее взгляд из любопытного грозил стать восторженным. Ганнибал улыбнулся ей, героически помахал рукой и стремглав ринулся в стеклянные двери. Надо было позаботиться о другом, о важном, о ценностях: о книгах.

Хорошо, что склад книготорговой фирмы был, если вообще мириться с московскими расстояниями, неподалеку. Перетащив груз в складской подвал, аспирант невидяще присел там на какой-то шаткий стул и подождал, пока жар и дрожь в теле уймутся.

- Ты чего-то сегодня поторопился, - заметили ему.

Он кивнул, изможденно улыбнулся и махнул рукой. Больше вопросов ему не задавали.

Потом, в нужную меру отдохнув и прозрев, аспирант посмотрел на часы.

"Наплевать! - решил он и железным внутренним голосом напомнил себе уже в третий раз за многие последние часы: - День еще только начинается".

Он поехал домой - пообедать и немного отдохнуть перед рабочим днем из своей другой, лучшей, жизни, днем, который вообще пока не начинался, но который надо было втиснуть в этот, давно начавшийся.

Не доехав до своей станции метро, он поднялся из подземелья наверх и с первым за этот день хорошим чувством двинулся вдаль, к Богоявленскому собору.

- Я хочу заказать отпевание, - сказал он, оказавшись у церковного ящика.

- Заочное?.. - вопросила матушка, коротко взглянув на аспиранта.

- Да, - дрогнув душою, ответил аспирант. Матушка дала ему нужный церковный бланк и, еще раз взглянув ему в лицо, указала пальцем место, куда вписать имя.

"Николай", - вписал аспирант.

Потом матушка подала длинную полоску бумаги, испещренную церковно-славянской вязью и пакетик с землею.

- Это - на лоб новопреставленному, - сказала она про полоску бумаги. - А землю посыпьте крест-накрест, когда накроете его в гробу...

- Я знаю... - невольно похвастался аспирант, и на душе у него стало еще жиже и сквернее.

Матушка назвала цену. Аспирант полез в карман, невольно отвечая глядящему в затылок ЦРУ: "Ну, это уж не ваше собачье дело!"

- Я бы еще хотел, чтобы его поминали в течение сорока дней... - еще попросил он.

- Сорокоуст, - сказала матушка.

- Да, - ответил аспирант, что такое "Сорокоуст" еще не зная, но от этого незнания вдруг почувствовав себя легче. - И еще две свечки... Извините, три. Вот эти, - указал он на коробку с самыми большими.

Спрятав бумажку и пакетик с землей в карман и взяв свечи, он направился к кануну.

Сначала он просто постоял перед поминальным столиком. Огоньков на нем было немного, но они грели.

Аспирант затеплил свой, высокий и как бы немного кичливый в сравнении с тоненькими свечками, что оставляли на помин подходившие к кануну бабушки.

Аспирант вздохнул и вспомнил, как надо говорить: "Упокой, Господи, душу усопшего... нет, новопреставленного раба Твоего Николая... прости ему все грехи, вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное".