Ёнька

– Ёнька, закрой глаза, – попросил я. – Расскажу тебе, как было, пока тебя рядом не было.

– Нет уж, лучше я. Врать я тоже умею, – сердито ответил мальчик. – Сам закрывай.

– Ладно. Тогда давай вместе закроем, но выдумывать будешь ты.

Ёнька состроил недовольную гримасу, но зажмурился. Я тоже. На наше несчастье, чтобы включить фантазию, моему другу потребовалось всего несколько секунд. Дорожка под ногами исчезла. В голове завертелись какие-то яркие и непонятные картинки, мелькнули зубастые пасти монстров из компьютерной игры, айсберг на стене моего Причала. Потом земля снова коснулась ног, крутанувшись на бешеной скорости, и опять пропала. Мы покатились по крутому склону, перелетели через пустоту и растянулись на сыпучей морской гальке. Я замер и отдался чувствам. Ловил лицом брызги, слушал шум моря, облизывал солёные губы. Наконец, не поднимаясь, открыл глаза.

Передо мной раскинулся океан. Бушующий, он ходил бурунами и простирался так далеко, насколько хватало взора. От его дикой, беспокойной красоты веяло силой и прохладой. Хотелось смотреть на это бесконечно, но не получилось и десяти секунд. Бегущая к берегу волна вдруг обрела формы морского чудища. Лупоглазое, с пастью, усыпанной острыми кривыми зубами, оно неслось прямо на нас. Я закричал, схватил Ёньку за штанину, и мы отползли подальше от опасного края. Чудище лязгнуло зубами и зарылось в каменистый берег. Только тут до меня дошла вся нелепость пейзажа. Океан, которым я любовался, стоял на боку. Водяная стена, дышащая волной и пеной. Один её горизонт уходил высоко в небо, а другой подсвечивался где-то далеко внизу, под берегом. Чайки с мощными лапами стервятников орали и метались над беспокойным простором вверх-вниз. Некоторые пикировали, прокалывали берег насквозь и исчезали под ним.

– Ты посмотри! – ахнул я и дёрнул Ёньку за палец. Но мальчик, как зачарованный, смотрел в океан.

Ожидая угрозу и с других сторон, я огляделся. Галечная полоса была такой ширины, что едва ли уместила бы двух китов, реши они вывалиться на берег. Напротив стены океана возвышалась каменная стена. Верхней её границы также не было видно. Меня коротко посетило чувство страха, и я снова изо всех сил дёрнул Ёньку за палец. Он моргнул, будто очнулся, и в тот же миг в стене распахнулись ворота. Нам явился шумный и пёстрый восточный базар. На покатом косогоре за воротами были намешаны палатки и люди. Пространство виделось, словно на ладони. Среди шумного гама развевались ткани и флажки. Смуглые серые карлики курлыкали что-то на непонятном языке. Они бегали на коротеньких ножках, задевали друг друга и покупателей, ковали длинные сабли, которые тут же раскрашивали красной краской. Огромные дети носились по рядам, таская за собой непослушных, но обезволенных родителей. Синие верблюды с голубиными головами, переливаясь чешуёй, караванами выходили из ворот и терялись под набегающими волнами. Другие, с головами дельфинов, выходили из моря и шли к городу, нагруженные тяжёлыми мокрыми тюками.

– Там была мама, – произнёс Ёнька, вернувшись взглядом в море. – Она была на той лавочке.

Я опешил. Казалось, что мальчик не замечает ни волн, ни опасностей, ни разноцветного рынка. Он указывал куда-то перед собой, но я, сколько ни всматривался, ничего там рассмотреть не мог.

– Ёнька, ты что? Там же вода. Ты лучше посмотри вон туда! – я указал в сторону рынка. – Ты видишь Светочку? Ведьма там? Тебе же видно сверху?

Мальчик поднялся и принялся вглядываться в рыночную толкотню. В этот момент чернявый парень в длинном арабском платье спрыгнул с проходящего верблюда и подбежал к нам. Он оказался вполне обычных размеров, непомерно улыбчивым и очень подвижным. Молодой человек с разбега хлопнул Ёньку по плечу.

– Привет, – сказал он, умудрившись одним словом обратиться и к мальчику, и ко мне. – Как дела? – спросил, глядя на Ёньку.

– Отстань, – хмуро произнёс мой друг.

– Вы здесь не видели девочку с Обидой? – поинтересовался я у незнакомца.

– У старухи в дальнем конце нора, – ответил тот, не глядя на меня, – там всегда на ужин много народу. Такие вот, как он, – молодой человек опять хлопнул по плечу моего друга.

– Хорошо кормит? – продолжал я расспрос.

– Ха-ха! – засмеялся шутник. – Она не кормит, она ест их.

– А, ну да… – не удивился я.

– Как это ест? – спросил Ёнька.

– Так, а куда ей вас ещё девать? Сами же идёте, – пожал плечами парень. – Что-то у вас тут не так, – он постучал пальцем по голове.

– Покажи нам дорогу к норе, – попросил я.

– Вот приставала! – нахмурился молодой человек и посмотрел в сторону ворот. – Да вон же твоя ведьма, – он указал на рыночную аллею. – Кого-то уже прихватила. Если ещё и этого дуралея приведёшь, то без ужина не останется.

– Это кто дуралей? – глаза моего друга сузились, пальцы сжались в огромные кулаки.

– Да что с тобой не так-то? – удивился чернявый.

– Мы к тебе приставали? – набычился Ёнька. – Тебя кто звал? Это что, твой берег?

Длинные волнистые волосы чернявого прямо на глазах раздулись и ожили змеями. Зашипели, оголили зубы, задвигались перед глазами. Парень же, не переставая улыбаться, собрал их в пучок и перевязал резинкой.

– Слушай, а пойдём на закате в «Штаны» играть? – предложил он Ёньке, словно ничего и не произошло. – Ты как раз подходишь, а у нас одного не хватает. Идёшь?

– Извините, у нас дела, – сказал я и отвёл друга. – Ёнька, да что с тобой? – прошептал я. – С такими мыслями нам не Свет-ланку спасать, а самим бы уцелеть.

– Так что насчёт «Штанов»? – крикнул нам чернявый.

– Вы извините, пожалуйста, – рассердился я, – но нам надо это… – и я махнул в направлении ворот.

– Так вас всё равно не пустят. – Молодой человек подошёл и засунул руку Ёньке в карман. – Деньги за вход надо, а у вас нет.

Я покопался в своём и достал оттуда маленькую плоскую ракушку да пару слизняков.

– Ну хоть так. Пускай морские, – чернявый, кажется, огорчился. – Пока разменяйте, а я вернусь.

И он убежал.

– Вернусь… – проворчал Ёнька, с некоторой грустью глядя вслед чернявому.

– Он вернётся, – невесело ответил я.

– В карманы лазает, – буркнул Ёнька, но при виде слизняков оживился. – Можно я сам денежки поменяю?

И он протянул ладошку размером с тазик. Я пожал плечами и отдал мальчику и раковину, и обоих слизняков.

Обменный пункт нашёлся без труда. Прямо за воротами, у самой дороги, стояла маленькая старушка со сплющенным лицом и раскосыми глазами. При ней не было ни ларька, похожего на мой, ни даже столика. Только она и длинная очередь желающих поменять морские деньги на городские. Получив от очередного клиента слизняков, старушка засовывала их в правый карман, а из левого доставала липовые листочки. Тщательно проверяла их на свет, перед тем как отдать. Слизняки тут же выбирались из дыры в платье и вереницей тянулись обратно к морю. Ракушки же обменщица бросала на дорожку. Несмотря на то что бизнес её выглядел весьма сомнительно, очередь завивалась змейкой. Стоило нам пристроиться в её хвост, как за нами тут же встали другие.

Обмен шёл бойко. Раскосая торговалась за каждую ракушку и пыталась навязать клиенту лишний липовый листок. Тот ругался и отказывался брать. Старушка притворно соглашалась, но стоило бедолаге отвернуться, как она умудрялась всунуть лист ему в карман. Все это видели, но снова и снова попадались на коварство обменщицы.

– Обманет, – произнёс Ёнька. – Бамалей, она нас обманет!

– Всё будет хорошо, – ответил я и сжал толстый палец.

Когда очередь дошла до нас, мальчик отдал и ракушку, и слизняков. Торгашка поступила с ними так же, как и со всеми остальными, но, покопавшись в том кармане, где держала липовые листочки, пожала плечами.

– Всё! – объявила она в очередь. – Деньги закончились. Обменный пункт закрыт. Кому очень надо, можете идти вон туда, – она указала рукой куда-то вдаль, – капусту рубить. Ещё кислая, но красная. Можно.

– Где наши денежки? – вдруг взревел Ёнька не своим голосом и навис над старушкой.