Страница 7 из 9
— Неизвестно еще, кто кого срежет, — миролюбиво сказал ему один из офицеров, едущий с обозом. — Пепеляев сейчас остановил у Минина все обозы, прибрал себе кавгруппу и дернет часа через два — только штаны подбирайте.
Зайчик вскачь понесся дальше. Он не знал, что именно он сейчас сделает, но чувство, что успехи ночи висят на волоске, не покидало его.
Слова офицера о кавгруппе совсем расстроили Зайчика. Центр успеха с «заставы» перемещается в Минино, и от того, что произойдет с Пепеляевым, зависела теперь судьба не только 4-й роты, но уже всей бригады.
Он гнал коня и все думал, с чего ему начать, и не мог придумать.
— Эх, было бы на заставе роты 3–4! — шептал он, готовый заплакать от обиды.
Как потом выяснилось, рота, посланная к разъезду на подкрепление Зайчика, встретила идущие с разъезда обозы белых, занялась ими и застряла на полпути. А с каждым часом толчея на дорогах у Дрокино все возрастала, и решено было батальоны держать вместе, в кулаке, до рассвета.
Подскакав к селу Минино, Зайчик столкнулся с кавалерийской колонной, стройно выходящей на дрокинскую дорогу. Кавалерии было тысячи три. Впереди ехал офицер в легком полушубке и башлыке, закрывающем лицо.
— Откуда, кто? — звонко закричал офицер Зайчику.
— 6-й Оренбургский! — не запинаясь, ответил Зайчик, знавший, что такой казачий полк ночевал в Минино, и, не останавливаясь, поскакал мимо конного в село.
У большого ярко освещенного дома стояли ординарцы с верховыми лошадьми. Зайчик, спрыгнув с коня, быстро вошел в сени, толкнул дверь в горницу и, не здороваясь, присел к столу, за которым густо сидели колчаковские солдаты.
Шел разговор — сдаваться или итти с Пепеляевым на прорыв. На Зайчика не обращали внимания.
Пока он прикидывал в уме, что же ему предпринять, в горницу вошло человек шесть офицеров.
— Чего надумали? — крикнули им солдаты.
Один из офицеров, грея у печки окаменевшие от мороза руки, стал говорить, что если бы они были вполне уверены, что их большевики не перестреляют, то сдались бы без всяких хлопот.
Но так как такой уверенности нет, они склоняются к мысли сформировать офицерский отряд и пробиваться вслед за Пепеляевым.
Солдаты вступили в спор с офицерами, грозя перевязать их.
Рискованный порыв овладел тут Зайчиком.
— Ну-ка, тихо! — сказал он, вставая. — Я красный делегат. К утру Минино сдать, иначе снесем его орудиями.
Солдаты окружили его тесным: кольцом, приветствовали, жали руки, плакали. Он был теперь в безопасно-сти. Офицеры просили разъяснения, как сдаваться, и ему пришло в голову упорядочить сдачу.
— Оповестить командиров, чтоб явились с письменным рапортом о числе людей, которых сдают. Одиночек организовать в группы по сто человек, выбрать начальников, ждать дальнейших указаний.
— Ну, слава-те, господи, отвоевались! — говорили офицеры, отстегивая наганы и бросая их в угол горницы.
— Со своими частями, со своими частями, прошу вас! — уговаривал их Зайчик и ласково выталкивал из горницы.
Хозяева собрания ушли.
Ординарец Зайчика храпел, сидя у стола. Ночь кончалась. Надо было спешить.
Командиры частей уже столпились в сенях, и веселый шум их разговоров заставлял еще больше торопиться.
Зайчик разбудил ординарца.
— Ступай, вводи! Спрашивать, кто такой, докладывать мне.
Первым вошел полный, очень веселый офицер с красным лицом старого алкоголика.
— Честь имею представиться. Полковник Вятского полка, в полку 200 стрелков.
— Двигайте к разъезду, выслать вперед двух верховых — предупредить заставу.
— Нельзя ли, гражданин-делегат, отложить выход до утра? — козыряя, опросил полковник.
— Нельзя. Выступать немедленно. Донести мне.
— Слушаюсь! — ответил полковник и, взяв под козырек, заторопился к выходу.
Вслед за полковником сдали свои части еще девять командиров. Заиграли рожки, голоса обозных разбудили сонное село.
Теперь Зайчик чувствовал себя вне опасности и решил наведаться к самому генералу Пепеляеву. Он сел на коня, которого вели под узду двое офицеров.
Дом, занимаемый генералом, был близко. У ворот стояли караулы, в сенях дежурил штабной подполковник, высокий, с черненькой бородкой. Он вышел навстречу Зайчику, говоря раздраженным голосом:
— Куда прешь, скотина?
— Это делегат Красной Армии! — доложили офицеры, провожавшие Зайчика.
— А-а, делегат! — равнодушно произнес штабной. — Кого вам нужно?
— Пепеляева.
— Его превосходительство час тому назад со сводной кавалерией выехал из села.
— Задержать нельзя?
— Не советую, — спокойно сказал штабист, — не советую, товарищ делегат. Прикажете и мне свертываться? — спросил он и, получив указание ехать к разъезду, ушел в дом.
На стене висела карта-двухверстка.
— Андрюшка, сними-ка карту, — распорядился Зайчик и, выйдя из пепеляевского дома, поохал на разъезд.
Вся дорога от Минино была усеяна оружием. Сабель, винтовок, пулеметов и пулеметных лент валялись целые груды.
Впереди, между разъездами и Дрокино, затевалась ружейная перестрелка, но правее, со стороны самого разъезда, все было тихо.
На заставе не спали, встревоженные долгим отсутствием командира. Бойцы, измученные тяжелым боевым днем и тревожной, суетливой ночью, едва держались на ногах. Голоса их охрипли, стали глухими, глаза слезились от усталости. Они рассказали, что кавалерийская группа белых, едва вступив в бой у Дрокино, сложила оружие, только офицеры оставили у себя сабли, и теперь идет приемка трофеев, так что подкрепление на разъезд задержится, видно, еще до позднего утра. Но тут как раз и подошла 2-я рота. Она шла, дымясь на морозе, будто все курили. С нею пришли последние новости: Пепеляев, когда голова его конницы стала сдаваться, пробился с полутора тысячами конных между Дрокино и Заледееве, захватил часть обоза с серебром и ушел на север, опасаясь встречи с крупными частями красного разъезда.
Вслед за 2-й ротой на разъезд пришел и весь Богоявленский полк. В 4 часа 3-я бригада, сконцентрировав пленных и обозы у Минино, походным маршем двинулась к Красноярску.
* * *
7 января Красноярск был сдан. В Красноярске было захвачено около 65 тысяч солдат и офицеров и множество трофеев. За успешное проведение операции дивизия от имени правительства получила благодарность.
Военные иностранные миссии, состоявшие при ставке Колчака, не успели выехать из Красноярска. На следующий день после занятия города к начальнику штаба явился глава английской миссии, полковник генерального штаба Джексон.
Объяснение происходило на немецком языке.
Полковник заявил протест против того, что его — представителя Великобритании — и его подчиненных обязали подпиской о невыезде.
— Что же, — сказал он, разведя руками, — мы арестованы?!
— Вы не арестованы, а задержаны, — сказал начальник штаба сдержанно. — Никаких обид английским подданным мы чинить не намерены. Сейчас мы ведем переговоры о возвращении вашей миссии через Владивосток на родину. Ну, и, следовательно, вам придется ждать, пока мы эти переговоры закончим…
— Да, но фактически это арест! — сказал полковник, повышая тон. — Подобное обращение с английскими подданными может привести к конфликту с Великобританией. Вам следовало бы об этом подумать…
Начальник штаба с интересом поглядел на него.
— Великобритания и была и теперь состоит в конфликте с РСФСР, — сказал он также сдержанно. — Иначе почему бы случилось, что вы, господин полковник, очутились у наших врагов, а не у нас? И почему, например, английское правительство оккупировало Архангельск и Мурманск?
Полковник смутился.
— Как военный должен сказать вам, что операцию вы провели блестяще, — сказал он, переводя разговор. — Смелый план, точный расчет, примерное мужество войск.
— Благодарю вас, — сказал начальник штаба, учтиво поклонившись. — Вчера точно такое же мнение высказали взятые нами в плен русские генералы…