Страница 38 из 96
Один из близнецов, услышав эти насмешки, застыдился, повернул коня и вернулся к отцу, отказавшись от намеренья странствовать по свету, другой же поехал далее и достиг большого леса.
И когда уж он собирался в тот лес въезжать, люди стали поговаривать: «Не следовало бы вам через тот лес проезжать, потому что он полнехонек разбойников, от которых вам несдобровать, и даже может случиться, когда они заметят, что и вы сами золотой, и конь у вас золотой же, что они вас убьют!»
Но он не дал устрашить себя и сказал: «Я должен и обязан через этот лес проехать».
При этом взял он несколько медвежьих шкур и прикрыл ими себя и своего коня так, что золота было совсем не видать; затем смело пустился в лес.
Проехав немного, заслышал он шорох в кустарниках и различил голоса, которые между собой переговаривались.
С одной стороны слышалось: «Вот он едет!» — а с другой: «Ну его! Это какой-то оборванец, и гол, и беден, как церковная крыса, -стоит ли его трогать?» Так и проехал молодец через весь лес вполне благополучно.
Однажды приехал он в деревню и увидал там девушку, такую красавицу, что она показалась ему лучше всех на свете.
Возгоревшись такой сильной любовью, он пошел прямо к ней и сказал: «Я полюбил тебя от всего сердца — хочешь ли ты быть моей женой?»
Он и девушке понравился настолько, что та, нимало не сомневаясь, согласилась и сказала: «Да, я согласна быть твоей женой и буду верна тебе до гроба».
Вот и назначили они день свадьбы, и в самое то время, когда пир был в разгаре, прибыл отец невесты, и когда увидел, что дочь его празднует свадьбу, то очень удивился и сказал: «А где же жених?»
Она показала ему на жениха, который все еще был окутан своими медвежьими шкурами. «Никогда не допущу, чтобы простой охотник женился на моей дочери!» — сказал отец и собирался его убить.
Но невеста стала просить отца и сказала: «Он мне муж, и я его сердечно люблю», — и так укротила гнев отца.
Однако же он еще не мог успокоиться, так что и на следующее утро, ранешенько поднявшись, он захотел видеть мужа своей дочери и своими глазами убедиться в том, что он простой бедняк и проходимец.
Заглянув в спальню дочери, он увидел на постели красивого молодого человека, с ног до головы золотого, и все его медвежьи шкуры на полу около кровати.
Тогда он потихоньку удалился и подумал: «Как это хорошо, что я все же сумел совладать со своим гневом — иначе я совершил бы большое преступление».
А молодцу тем временем снилось, что он выезжает на охоту и охотится за превосходным оленем, и когда он поутру проснулся, то сказал своей новобрачной: «Я хочу ехать на охоту».
Та за него побоялась и просила его не ездить, и говорила: «С тобой легко может приключиться какое-нибудь несчастье». Но он отвечал ей: «Я должен и обязан ехать».
Он поднялся с постели и выехал в лес, и вскоре перед ним явился чудный олень: ни дать ни взять, как во сне ему снилось.
Он в него прицелился и уже собирался стрелять, но олень пустился бежать.
Он погнался за ним через пень и колоду и гнался целый день, не чувствуя утомления; а вечером олень скрылся у него из глаз. И когда молодец огляделся кругом, то увидел перед собой маленькую избушку, а в избушке — ведьму.
Он постучался у двери, и вышла к нему старушка с вопросом: «Чего ты тут бродишь так поздно в дремучем лесу?» Он спросил ее: «А не видала ли ты оленя?» — «Да, видела, — отвечала ведьма, — я того оленя знаю».
В это время выбежала из избушки собачонка и стала громко лаять на молодца. «Замолчишь ли ты, злая жаба? — крикнул он на нее. — Замолчи, не то пристрелю тебя!» — «Как, мою собачку пристрелишь?» — гневно крикнула ведьма и обернула молодца в камень придорожный.
И тщетно ждала новобрачная его возвращения, и думала: «Верно, случилось с ним то, чего я так опасалась и что так тяготило мое сердце предчувствиями».
А между тем брат молодца, оставшийся дома, глянул как-то на золотые лилии и увидел, что одна из них вдруг опала. «Боже мой! -сказал он. — С братом случилось большое несчастье — я должен сейчас же ехать на поиски его, и может быть, мне еще удастся его спасти!» — «Останься дома, — сказал отец, — ведь если я еще и тебя потеряю, что я тогда стану делать?» Но тот стоял на своем: «Я должен и обязан ехать».
Сел он на своего золотого коня и поехал, и прибыл в тот лес, в котором его брат камнем лежал.
Старая ведьма вышла к нему из избушки, окликнула его и тоже хотела околдовать, но он знал, что нужно делать, не приблизился к ней, а крикнул ей издали: «Я пристрелю тебя сейчас же, если ты не оживишь моего брата!»
Ведьма очень неохотно ткнула пальцем в камень, и камень тотчас обернулся прежним добрым молодцем.
Оба брата, снова свидевшись, обрадовались друг другу, целовались и миловались, и поехали из леса вместе — один домой, к отцу, другой — к своей новобрачной.
И сказал отец молодцу: «Я и до твоего приезда уже знал о том, что ты спас своего брата, потому что золотая лилия опять поднялась и расцвела».
И так они стали жить и поживать в довольстве и в добре до самой своей смерти.
Нам эти сказки понадобятся лишь для того, чтобы пролить некий свет на сказку о верном Иоганне и на проблему Тени, опустив при этом все остальные детали. Мы сталкиваемся с интересным мотивом золотой птицы (или рыбы), которая способствует рождению братьев или превращает их в магические фигуры. Птица (или рыба) воплощает единое начало; это истинный символ Самости, который исходит из глубин бессознательного, а не из интуитивной идеи целостности, и это унитарное начало является первопричиной дуализма, существующего в мире сознания.
В сказке о верном Иоганне зло присутствует только на втором плане: это яд, которым отравлена королевна с золотой крыши и который из нее высасывает верный Иоганн. В этой сказке старый король умирает, не причиняя другим никаких осложнений, однако зло настолько сохраняет свою активность, что в конце сказки верный Иоганн превращается в камень. В сказке о портняге и башмачнике последнего выгоняют из королевского дворца: он остается один и оказывается под виселицей. Но в сказке о верном Иоганне зло присутствует в яде и действует как колдовское заклятие. В последних двух сказках зло принимает иное обличье: оно воплощено в образе ведьмы.
Сравнивая все эти сказки и всматриваясь в образ ведьмы, мы могли бы задаться вопросом: как и почему эта старуха становится причиной разрушения единого начала? Легко поверить, что бессознательное не может проявляться, если ложная установка сознания порождает зло. Именно об этом мы все время говорим людям, — что они могут иметь ложную сознательную установку, а потому проявления бессознательного становятся бесполезными, и оно снижает свою активность. Активность бессознательного, которая снизилась до полной бездеятельности, может вызывать лишь чувство вины и невротические симптомы. Но если мы посмотрим на эту ситуацию более внимательно, то иногда можем убедиться в том, что она оказывается сложнее, чем кажется. Как можно увидеть, читая сказку «Золотые дети», зло исходит из ложной установки сознания не напрямую, а из существующего в бессознательном, но оставленного без внимания архетипа — то есть от ведьмы.
Фигура ведьмы — это одна из божественных сторон Великой Матери. Это Великая Мать, которой пренебрегли, Богиня Земли в ее разрушительном воплощении. Египетскую Богиню Мать, Исиду, называют великой чародейкой и великой ведьмой. Находясь в состоянии гнева, она превращается в ведьму, а будучи благосклонной, она становится заботливой, всепрощающей матерью, которая дает рождение богам. В такой фигуре сочетаются обе части архетипа матери, ибо у нее есть и темная, и светлая сторона: колдовская и благосклонно-материнская. Индийская богиня Кали[81] тоже олицетворяет эту двойственность: она может и дарить жизнь, и приносить смерть и великие разрушения.
В волшебных сказках, которые возникают под влиянием преимущественно христианской цивилизации, архетип Великой Матери, как и все остальные архетипы, расщепляется надвое. Так, например, Дева Мария разлучена со своей Теневой стороной и воплощает только светлую сторону материнского образа. Следовательно, как отмечает Юнг, именно в тот период, когда фигура Девы Марии стала более значимой, началась охота на ведьм. Так как символ Великой Матери был односторонним, его темная сторона проецировалась на женщин, и из-за этой проекции, собственно, и началась охота на ведьм. Поскольку Тень Великой Матери не содержалась в символах официального религиозного культа Богини, единый образ матери распался, породив образ доброй матери и также образ ведьмы-колдуньи. Как показал Альберт Дитрих в своей книге «Мать-Земля»[82], в волшебных сказках присутствует множество персонажей-ведьм. Например, одной из них является фигура бабушки Дьявола, или Великой Матери[83]. Таким образом, в волшебных сказках Дьявол проявляется вместе со старухой, то есть со своей собственной матерью, Великой Земной Матерью.