Страница 110 из 124
Близкую интерпретацию «Гондлы» предлагает и Ю. В. Зобнин в монографии, посвященной религиозно-философским аспектам творчества поэта. Доказывая, что в гумилевском художественном мировосприятии эротические переживания в полном согласии с православной антропологией делятся на собственно «любовь» и «любовную похоть», «блуд», исследователь, в частности, замечает: «“Гондла” — рассказ о крещении язычников, причем путь к крещению трактуется Гумилевым именно как путь к узнаванию любви; до момента крещения герои “Гондлы” <...> знали только любовную похоть в ряду других диких страстей, зовущих к чувственным удовольствиям. Знание о любви — “тайна” Гондлы и источник его конфликта с “волками”, которые не могут понять королевича. <...> “Волки”-язычники смеются и издеваются над Гондлой, но в то же время боятся и ненавидят его, ощущая в “голубом огне” его глаз силу какого-то “небесного гнева” и, главное, переживая странную ущербность собственной души, мятущейся в ожидании любви. <...> Невесту Гондлы, Леру, эта “неутоляемая жажда”, предчувствие любви, доводит до своеобразного “раздвоения личности”. <...> И вот в миг, когда Гондла, став королем, пожертвовал собой, чтобы доказать “волкам”, что его “Божество” в отличие от языческих идолов “покоряет смерть”, Лера, подходя вместе с другими “волками” к Кресту, понимает то, что предчувствовала “ночная Лаик”:
Только Гондлу я в жизни любила,
Только Гондла окрестит меня.
<...>
Крещение — это и есть познание любви, движение вместе с любимым по ее “свободному морю” к “неземной, лебединой отчизне”» (Зобнин Ю. В. Николай Гумилев — поэт Православия. СПб., 2000. С. 178–182).
В свободной обработке М. Крусефикс (Martyn Crucefix) английского перевода М. Баскера «Гондла» была поставлена студенческой (аспирантской) Театральной студией колледжа Оксфордского университета им. Вульфсона (Wolfson Theatre Workshop). Пьеса исполнялась дважды 16 и 18 февраля 1981 г. Режиссером был М. Роз (Michael Rose). На одном спектакле присутствовал президент Колледжа сэр Исайя Берлин. После легализации творчества Гумилева в России «Гондла» был поставлен в 1993 г. московским театром «Сфера» (режиссеры Е. Еланская, В. Солдатов, художник В. Солдатов; рец.: Театр. 1993. № 7. С. 97–99; Федерация. 1993. № 34. С. 5).
В. Рудинский существенно уточняет время действия пьесы. «При попытке соотнести хронологический сюжет “Гондлы” с реальными событиями трудности возникают не столько с ирландской, сколько с исландской стороны: упоминаемые тут деяния Эрика Красного и колонизация Гренландии относятся не к IX, а к X в. Что до Ирландии, то в ней IX столетие — “золотой век”, а X — апогей войны с викингами, кончившейся полным разгромом. <...> Хронологические неувязки пьесы имеют, очевидно, следующие корни: Гумилеву представлялось недобросовестным приписывать фантастическому, хотя и вполне правдоподобному на фоне эпохи, Гондле реального исторического отца среди подлинных верховных королей Ирландии; а если бы он уточнил год, то пришлось бы» (Рудинский В. Кельтские мотивы... С. 125–129).
Действующие лица. Конунг — у скандинавских народов военный вождь, с образованием государственности — король. Ярлы — родовая знать, выполнявшая в войске конунга роль дружины. Снорре (Снор) — имя, взято из “Саги об Эйрике Красном” (Древнесеверные саги и песни скальдов в переводах русских писателей. СПб., 1903. (Серия «Русская классная библиотека». Сер. 2. Вып. 25). С. 163), Груббе — из сказки С. Лагерлеф «Чудесное путешествие Нильса Хольгерсона с дикими гусями по Швеции», в которой так именуется главный враг героя — старый лис. Лаге — персонаж норвежской «Песни о Лаге и Ио» (см. выше), Ахти — прозвище Лемминкяйнена из «Калевалы» (см. выше). О происхождении второго имени Леры — Лаик — Гумилев писал в «Заметках о “Гондле”»: «...изобретенное мною тайное имя героини Лаик, по указанию профессора А. А. Смирнова, крайне близко кельтскому слову Лаих, что значит герой, богатырь...»; об этом в контексте «поэтической фонологии» Гумилева — «с внутренним зиянием для означения женственной ипостаси суровой Леры» — см. также: Тименчик Р. Заметки об акмеизме (II) // Russian Literature. 1977. Vol. V (3). P. 288.
Вместо предисловия. Первая цитата взята из первого абзаца статьи С. Н. Сыромятникова «Саги скандинавского севера», помещенной в книге: Древнесеверные саги и песни скальдов в переводах русских писателей. СПб., 1903. (Серия «Русская классная библиотека». Сер. 2. Вып. 25). Правда, в отличие от Гумилева, С. М. Сыромятников видел благую миссию ирландской экспансии в Исландии не столько в христианизации последней, сколько в расцвете ее культуры: «Но воздействие ирландцев на скандинавов в Исландии не совершилось так тихо, бесследно, безразлично для всемирной истории, как бесследно прошли первые встречи норманнов с кельтами в Ирландии и Шотландии; оно произвело богатую и красивую литературу, сохранившую для нас отзвуки ранней истории, поэзии, мировоззрения и быта германского племени» (Древнесеверные саги... С. 241). Что же касается второй цитаты из статьи Ж. Э. Ренана «Поэзия кельтских народностей» («La poésie des races celtiques»), опубликованной в журнале Revue des Deux Mondes 1 февраля 1854 г., то ее текст взят Гумилевым в сокращении из той же статьи Сыромятникова, где в своей полноте она предстает подлинной апологией кельтскому типу расы: «Бесконечная тонкость чувства, — говорит Ренан (сам кельт родом), — отличающая кельтскую расу, тесно связана с ее потребностью в сосредоточении. Натуры, мало раскрывающиеся, почти всегда чувствуют наиболее глубоко, ибо чем глубже чувство, тем меньше оно стремится к обнаружению. Отсюда эта прелестная скромность, какая-то прикрытость, сдержанность и изящество. <...> Если бы было позволено назначать пол народам, как отдельным лицам, то следовало бы не колеблясь сказать, что кельтская раса <...> есть существо женское. Полагаю, что ни одно племя человеческое не внесло в любовь столько таинственности, ни одно не задумывало с большим изяществом идеала женщины и не находилось под столь сильным его влиянием. Это род опьянения, сумасшествия, головокружения. <...> Кельты были племя естественно христианское. Не искажая и не отнимая у них каких-либо качеств, христианство только развило их и усовершенствовало, и благодать у них действовала через женщин, через какую-то прелесть чистоты и кротости. <...> Повсюду в других местах <...> христианство встретило, как первый слой, греческую или римскую цивилизацию. Здесь же оно нашло свежую почву, аналогичный себе характер, естественно готовый к его восприятию» (Древнесеверные саги... С. 249–250). Г. П. Струве в своих комментариях к «Гондле» заметил, что в цитате из Ренана Гумилев допустил небольшое изменение: «...у Сыромятникова говорится о богатыре кимрском (так и у Ренана в подлиннике), а Гумилев пишет “богатырь кельтский»” (СС III. С. 234). В. Рудинский, поясняя эту гумилевскую «редакцию», указывает, что определение «кимрский» есть лишь «наукообразный термин», дублирующий хорошо известное понятие «валлийский». «Уточним затем, что термин кимры, как и название Уэльса Кембрией, возникли в VI в., обозначая соратников некоего завоевателя, принца Кюнеды; cymry означает по-валлийски “спутники”, “товарищи”. Неудивительно, что Гумилев в своей ссылке на статью Ренана с присущим ему безошибочно хорошим вкусом заменил слово кимрский словом кельтский» (Рудинский В. Кельтские мотивы... С. 129).
Из статьи Сыромятникова, точнее — из цитаты из сказки Г. Х. Андерсена «Лебединое гнездо», приводимой там, в «драматическую поэму» попал один из центральных символических образов — образ «лебедей»: «В древние времена полетела стая лебедей через Альпы на зеленые миланские равнины, где так чудно живется; эту стаю лебедей прозвали лангобардами.