Прекрасное отчаяние

— Как дела, Четвертый? — Говорит Бенедикт, на его губах все еще сияет улыбка, когда мы останавливаемся перед ними.

— Бенедикт, — отвечаю я, потому что он ненавидит, когда его называют Беном. Он считает, что это стариковское имя, поэтому я называю его так только тогда, когда хочу его разозлить. Я перевожу взгляд на отца, одновременно нежно надавливая рукой на спину Оливии, чтобы она еще больше приподнялась рядом со мной. — Папа, позволь представить тебе Оливию Кэмпбелл. — Я окидываю ее взглядом. — Оливия. Это мой отец, Александр Хантингтон III, и мой брат Бенедикт.

Она улыбается и кивает им.

— Приятно познакомиться.

— Кэмпбелл, — говорит отец, прерывая Бенедикта прежде, чем тот успевает вымолвить хоть слово. Его глаза все еще слегка сужены, когда он наблюдает за Оливией. — Из рода Вирджинии Кэмпбелл?

— Ты пропустил ту часть, где она сказала "приятно познакомиться"? — Спрашиваю я, поднимая на него брови.

— Все в порядке. — Оливия поднимает на меня глаза, на ее губах все еще играет приятная улыбка, а затем она снова встречает пристальный взгляд моего отца. — Нет, я не из рода Вирджинии Кэмпбелл. Но я слышу их имя каждый раз, когда представляюсь кому-то, так что они, должно быть, очень знаменитый род.

— Ха-ха! — Смеется Бенедикт, а затем шевелит бровями в мою сторону. — Она мне нравится.

— Если ты не из рода Вирджинии Кэмпбелл, — продолжает мой отец, как будто я и не прерывал его. — Тогда из какой ты семьи и откуда?

— Боюсь, не из той, которую вы знаете.

Его черты ожесточаются.

— Я знаю всех.

— Сомневаюсь, что вы знаете мою семью.

— Попробуй.

— Слышали когда-нибудь о Беллвью Филдс?

Отец нахмурил брови.

— Нет.

— Он находится в нескольких сотнях миль в ту сторону. — Она указывает в случайном направлении. А может, она и вправду знает, в каком кардинальном направлении. Затем она снова встречает хмурый взгляд моего отца. — Население три тысячи двести семьдесят пять человек.

Несколько секунд он просто молча смотрит на нее. Затем он переключает свое внимание на меня.

— Я не понимаю. Разве она не...?

— Богата? — Уточняет Оливия. — Знаменита? Из известной семьи? Нет, не богата.

Он бросает на нее взгляд, который заставил бы людей поменьше бежать, поджав хвост.

— Я хотел сказать, одна из нас.

Я вздрагиваю и перевожу взгляд на нее, ожидая увидеть, как на ее лице промелькнет обида за его резкие слова.

Но это совсем не то, что я обнаружил.

С уверенным выражением на прекрасном лице она одаривает моего отца знающей улыбкой.

— Нет, я точно не одна из вас.

Мое сердце делает сальто назад в груди.

Боже, эта девушка. Эта девушка, чье яростное неповиновение заставляло меня желать сломать ее... И теперь тот же самый упрямый отказ отступить заставляет мою душу трепетать, а грудь - болеть от потребности в ней.

Придвинувшись чуть ближе, я обхватываю ее за талию, чтобы дать понять отцу, что Оливия - одна из нас. Потому что она моя.

— Понятно, — отвечает папа с легким разочарованием. — Ну что ж, тогда я должен начать обход.

Прежде чем кто-то из нас успевает вымолвить хоть слово, он просто разворачивается и уходит. Качая головой, я смотрю ему вслед. Он никогда не был теплым и гостеприимным человеком. Вместо этого он - безжалостный бизнесмен, готовый на все, чтобы защитить свою империю и свое наследие. Частью которого являюсь и я. Возможно, он думает, что Оливия - просто злато- искательница, которая хочет выйти замуж за богатого и влиятельного человека, но вскоре он поймет, что она совсем не такая.

— Что ж, приятно познакомиться, Оливия. — Бенедикт широко ухмыляется. Его голубые глаза озорно блестят, когда он заговорщицки подмигивает ей. — Четвертый много говорил о тебе. Очень много.

Тревога пронзает меня, а на лице Оливии появляется удивление. Подняв брови и расширив глаза, она поворачивается и смотрит на меня.

— Правда?

— И это наш сигнал уходить. — Прочистив горло, я обхватываю ее за талию, чтобы отвести от надоедливого брата. — Пойдем, милая.

— Нет, подожди, — протестует она, поворачиваясь обратно к Бенедикту. — Я хочу услышать, что он говорил обо мне.

— Все только исключительно хорошее, — невозмутимо отвечает мой брат. — Например, что он не может думать, когда ты в комнате, потому что ты...

— Я. Сейчас. Надеру. Твою задницу, — предупреждаю я, мой голос понижается, когда я встречаюсь взглядом с моим ублюдком братом.

Он лишь оскаливается в злобной ухмылке.

— Осторожнее, золотой мальчик. Ты же не хочешь испортить папину шикарную вечеринку?

— О, я не буду портить никаких вечеринок. Но, возможно, я расскажу Мейси, почему ты бросил ее в прошлые выходные.

Задыхаясь, он резко схватился за сердце.

— Ты не расскажешь.

— Храни мои секреты, а я буду хранить твои.

— О, шантажировать свою плоть и кровь? — Он сжал зубы и покачал на меня пальцем. — Ты безжалостный ублюдок.

— С каких это пор для тебя это новость?

Сузив глаза, он изо всех сил старается выглядеть злым и опасным, но улыбка, растягивающая его губы, портит всю попытку.

С моих губ срывается тихий смешок.

От этого звука маска Бенедикта полностью трескается, и он тоже смеется. Повернувшись к Оливии, он беспомощно пожимает плечами, а затем проводит рукой по своим кудрям.

— Приятно было познакомиться с тобой, Оливия. Но, как ты понимаешь, меня шантажирует этот безжалостный ублюдок, так что, думаю, мне лучше замять дело. Если Мейси узнает, почему я ее бросил, она может задушить меня жемчугом своей бабушки.

— Эм... — начала Оливия, глядя, между нами, двумя. — Я вообще хочу это знать?

— Нет, — отвечаем мы в унисон.

Еще пара смешков проскальзывает мимо наших губ. Затем Бенедикт поднимает руку к брови и отдает нам шуточный салют:

— Увидимся позже.

Обхватив Оливию за талию, я притягиваю ее к себе, двигая нас в другом направлении. Она поднимает на меня глаза, и у меня замирает сердце от того, как сверкают ее карие глаза в свете свечей.

— Ну, твой брат кажется милым, — говорит она.

— Он такой и есть. Когда он не болтает без умолку и не выдумывает всякие штуки, чтобы поиздеваться надо мной.

— Выдумывает, да? — В ее глазах появляется коварный блеск. — Так ты не говорил обо мне?

— Нет. То есть да. Но не в том смысле, в котором он это озвучил.

— Правда?

— Да.

Она выкручивается из моей руки и вздергивает подбородок в сторону группы парней моего возраста, которые разговаривают и пьют виски у потрескивающего очага. Приподняв брови, она бросает на меня взгляд, полный озорного вызова.

— Тогда, может быть, мне стоит поискать компанию получше? Компанию, которая должным образом оценит мое присутствие.

Резкая улыбка расплывается на моих губах, когда я встречаюсь с ней взглядом.

— Нет, если только ты не хочешь, чтобы их всех уволили с работы.

— Ты действительно собираешься уволить их за разговор со мной?

Схватив ее за локоть, я тащу нас вокруг большой рождественской елки, стоящей рядом с нами, так, чтобы густые зеленые ветви закрывали всем остальным обзор на нас. Как только мы скрываемся из виду, я отпускаю ее, но делаю шаг прямо в ее пространство. Она слегка вздрагивает, обнаружив, что я смотрю на нее с расстояния всего в один вдох.

Я поднимаю руку и провожу большим пальцем по ее нижней губе.

— Мне казалось, что за последние несколько месяцев я ясно дал понять, что делаю с теми, кто осмеливается прикасаться к тому, что принадлежит мне.

По ее телу пробегает дрожь, когда я ласкаю уголок ее рта большим пальцем, заставляя ее глаза трепетать. Затем она прочищает горло и устремляет на меня пристальный взгляд.

— Я собиралась, поговорить с ними. А не трахаться с ними.

— Я знаю. Но если бы я был на их месте, я бы и минуты не продержался в разговоре, прежде чем начал бы думать, как затащить тебя в постель.

Ее щеки покраснели, а в прекрасных глазах мелькнул намек на удивление.