Прекрасное отчаяние

— Н-нет, подождите. — В его глазах вспыхивает паника, когда он смотрит на меня. — Пожалуйста, пожалуйста.

Подняв руку, я ткнул ею в сторону выхода.

— Убирайся.

— Нет, пожалуйста. — Из его горла вырывается задушенный всхлип. Задыхаясь от паники, он падает на колени перед моими ногами и смотрит на меня отчаянными глазами. — Пожалуйста, сэр. Мне очень жаль. Мне очень, очень жаль. Не делайте этого. Пожалуйста, не делайте этого. Пожалуйста. Все мое будущее зависит от этого...

Я набрасываюсь на него, упираюсь кулаком в воротник и рычу:

— Ты должен был подумать об этом, прежде чем трогать то, что принадлежит мне.

Прежде чем он успевает ответить, я резко дергаю его за воротник, отбрасывая в сторону, чтобы он рухнул на пол.

— Александр, какого черта... — начала Оливия, но я прервал ее.

— Ты. Со мной.

Крепко взяв ее за руку, я тащу ее прочь с танцпола и к двери в потайной подвал. Она бормочет проклятия в мой адрес, но следует за мной, пока я тащу ее за собой вниз по лестнице и распахиваю дверь.

Комната за дверью украшена черными розами в белых вазах, потому что сегодня вечером здесь будет проходить еще одна часть обычаев Хэллоуина. Но это произойдет только через несколько часов, так что нас никто не потревожит. К тому же у меня есть ключ.

Я затаскиваю Оливию в комнату и захлопываю дверь.

Замок зловеще щелкает, когда я поворачиваю ключ.

29

ОЛИВИЯ

Я поворачиваюсь к нему лицом, когда он запирает дверь, а затем снова поворачивается ко мне. Открыв рот, я приготовилась огрызнуться. Но дикая тьма в его глазах сбивает меня с толку, и я просто удивленно моргаю.

Он выглядит не просто злым. Он выглядит разъяренным и... не в себе.

Обычно все в нем говорит об абсолютном контроле. Но сейчас от его напряженного тела исходит какая-то беспокойная разрушительная энергия, когда он приближается ко мне.

Пару раз тряхнув головой, я выхожу из ступора и пихаю его в грудь, когда он настигает меня. Это абсолютно ничего не дает, чтобы оттолкнуть его, но мне все равно становится легче.

— Что, черт возьми, с тобой не так? — Я еще раз бесполезно пихаю его в грудь. — Ты не можешь просто так выгнать кого-то!

Смертельное спокойствие оседает на его чертах. Кажется, я почти предпочла бы хаотичное беспокойство этому, потому что смертоносный взгляд его глаз вызывает дрожь по позвоночнику. Обхватив мои запястья руками, он медленно спускает их со своей груди, после чего снова отпускает меня.

— Думаю, ты понимаешь, что для меня не существует границ, — говорит он, его голос наполнен властью.

— То, что ты можешь что-то сделать, не означает, что ты должен это делать. Ты разрушил его будущее!

— И что?

— Ты слишком остро реагируешь. Ты не можешь исключить его только за то, что он к кому-то прикоснулся.

Его глаза сверкают как молния. Я отшатываюсь назад, когда его рука вырывается вперед, но я опоздала. Сильные пальцы обхватывают мою челюсть, крепко удерживая меня на месте, пока Александр смотрит мне в глаза. Когда он говорит, его темный голос проникает в самую мою душу.

— Он не прикасался к кому-то. Он прикоснулся к тебе. А ты принадлежишь мне. Ты моя.

Последнее слово он практически прорычал.

Мой желудок переворачивается, а сердце колотится в груди. И Боже, помоги мне, но мне нравится, как он это говорит. Мне нравится, как он смотрит на меня. Как будто я - единственное, что имеет значение во всем мире. Он и на вечеринке так делал. Пока я танцевала, я постоянно чувствовала на себе его взгляд. Следил за мной. Наблюдал за мной. Изучал каждое мое движение. Как будто никого больше не существовало во всем том зале. И это чувство заставляет мою душу петь.

Но я не могу сказать ему об этом.

Ничего хорошего из этого не выйдет, потому что между нами никогда не может быть ничего большего, чем это. Сделка. Только сделка, чтобы спасти мою жизнь и удовлетворить его потребность во власти надо мной. Ничего больше.

Поэтому я блокирую эти эмоции и вместо этого насмехаюсь:

— Я никому не принадлежу.

На его губах расплывается злая улыбка.

— Хочешь поспорить?

Прежде чем я успеваю ответить, он отпускает мою челюсть и подходит к темному деревянному стулу, придвинутому к стене. Я сужаю на него глаза, пока он опускается на него. Раздвинув ноги с типично мужским высокомерием, он откидывается на спинку и обводит взглядом мое тело, отчего по позвоночнику пробегает дрожь.

— Разденься.

Мое сердце замирает. Я бросаю взгляд в сторону вечеринки наверху, где все еще полным ходом идет веселье, и снова встречаю непоколебимый взгляд Александра.

— Серьезно? Здесь?

— Нужно ли напоминать тебе, что мы находимся в середине шести часов, которые я сейчас обналичиваю?

— Нет, но... что, если кто-то войдет?

— Она заперта.

— А если кто-то услышит?

— Пусть.

— Александр...

— Раздевайся. — В его голосе звучит властный голос, а сам он смотрит на меня властным взглядом. — Не заставляй меня повторять.

Темное желание пульсирует в моем теле, заставляя пульсировать мой клитор.

Александр смотрит на меня своими напряженными глазами, пока я выхожу из своих черных туфель и сдвигаю их в сторону. Каменный пол холоден под моими ногами, но все остальное тело пышет жаром.

С колотящимся в груди сердцем я медленно снимаю с себя это скандальное красное платье. Не сводя глаз с Александра, я переставляю руку и резко бросаю платье на пол. Оно трепещет в воздухе, вздымая красный шелк, и падает на каменный пол, оставляя меня в одних черных кружевных трусиках.

Его глаза темнеют.

В моей душе вспыхивает удовлетворение.

Я ухмыляюсь ему.

— Видишь что-то, что тебе нравится?

— Да. — Его ответная улыбка становится белоснежной. — Хорошо, что это принадлежит мне.

— Я уже говорила тебе, что я никому не принадлежу.

С его губ срывается мрачная усмешка.

— Я бы посоветовал тебе впредь держать язык за зубами, милая.

— Или что?

— Продолжай и узнаешь. — Он покачал головой. — А теперь сними трусики и встань на колени.

По его приказу между моих ног разливается тепло, а по телу пробегает пульсация удовольствия.

Но я решительно отвожу взгляд от его лица, снимая трусики и бросая их поверх платья. Моя киска запульсировала от удовольствия, но я высокомерно подняла бровь.

— Ты действительно собираешься заставить меня стоять на коленях на этом холодном, твердом каменном полу? Это что, Англия четырнадцатого века? Хотя, полагаю, тебе бы понравилось это время. И, кроме того, почему ты называешь меня милой? Ты даже не англичанин.

На секунду кажется, что он борется с улыбкой. Затем на его красивых чертах снова появляется холодная маска абсолютной власти.

— Поскольку ты явно не способна держать свой милый ротик на замке... — Он бросает укоризненный взгляд в сторону кучи моей одежды. — Подними свои трусики. И пока ты это делаешь, вставай на колени. На его губах появляется ухмылка, когда он добавляет: — Милая.

Я фыркнула.

Одарив его самым невыразительным взглядом, я опускаюсь на колени рядом с кучей одежды. Пол безжалостно холодит мою разгоряченную кожу. С надменным выражением лица я поднимаю трусики и выжидающе поднимаю брови.

Его ответная ухмылка заставляет мои бедра сжаться.

— Положи их в рот, — приказывает он.

Мои глаза расширяются.

— В мой...?

— Тебе действительно стоило прислушаться к моему совету и закрыть этот милый ротик, когда я сказал тебе об этом. — Его голос понижается, когда он приказывает: — А теперь положи их в рот.

Я вдыхаю с содроганием, пока моя киска пульсирует. Затем я сворачиваю трусики и кладу их в рот. Со своего места у стены Александр наблюдает за мной бледными глазами, полными самодовольного удовлетворения.

— Ползи ко мне.

Мое сердце учащенно забилось. Но поскольку трусики сейчас у меня во рту, я могу только поднять брови в немом вопросе.