Рыбья кровь

– Некоторым удавалось. Завоевывая новые земли, они несли туда не только сильный меч, но и большую выгоду: маленькую дань, справедливое управление, защиту от разбойников и богатые товары.

Для Дарника, который всегда слышал, что орды диких племен завоевывают и разоряют цветущие города, такой ответ был неожиданным.

– Но разве не бедность должна завоевывать богатство, а богатство – бедность?

– Когда бедные завоевывают богатые страны, они через двадцать лет неизбежно становятся сами рабами завоеванной страны. Только богатые завоеватели умеют сохранять свою прежнюю свободу и обычаи.

– А если бедные будут хорошо знать, что им делать, они победят? – хотел выяснить все до конца Маланкин сын.

Мудрый Тимолай только грустно улыбался в ответ.

5

Куда пропали следующие три года его жизни, Дарник потом вспоминал с большим трудом. Все, казалось, только повторяется и повторяется, не прибавляя ему ничего нового. По телесной силе он не уступал среднему мужчине, по ловкости, быстроте, меткости равных ему в Бежети и Каменке вообще не было, по знаниям, свежим мыслям, предусмотрительности и осмотрительности опережал любого взрослого, даром, что ли, Вочила и Тимолай теперь разговаривали с ним как с равным, а Смуга Лысый откровенно побаивался, небезосновательно подозревая, что Маланка готовит своего сына ему на замену. А после того как зимой на двух медвежьих травлях именно брошенные Дарником легкие копья насквозь пронзили выскочивших из берлог медведей, он окончательно почувствовал себя полностью сложившимся мужчиной-воином.

Ромей Тимолай сильно охладил его пыл, сказав, что только сейчас он более или менее готов для получения серьезной внутренней силы. Как так, возмутился Дарник.

– Жизнь любого человека состоит из двух частей: сначала он учится правдоподобно жить, а потом живет по своей правде. Хотя на самом деле девяносто пять человек из ста обычно останавливаются на первой части, но ты еще не достиг и ее.

– Ну и скажи мне, чего я еще не знаю и не умею? – не согласился юный бежечанин. – И что это еще такое: жить по своей правде?

– Сами твои слова говорят, какой ты еще несмышленыш, – вздохнул меняла.

Раздосадованный подросток в гневе смел с доски фигуры затрикия, в который они играли, и пошел прочь. Через неделю принес копченую свиную ногу, якобы в обмен на костяной гребень для матери. Тимолай встретил его как ни в чем не бывало, и слово за слово мир между ними был восстановлен.

Про то, как жить по своей правде, Маланкин сын так и не узнал, зато услышал много других удивительных вещей. Про то, например, что каждого человека окружают сразу три людских кольца. Первое кольцо сиюминутное, то, что видится сразу, – все люди вокруг со всеми их грубостями, кликушеством и вредностью. Второе кольцо устоявшееся, коренное, то, какие есть эти же сиюминутные люди на самом деле со способностью на добрые и героические дела. Третье кольцо – это невидимое кольцо святости – все праведные люди, которые истово молятся не только за своих родных и близких, но и за весь человеческий род. Про первые два кольца Дарнику более-менее было понятно, но вот третье…

– А как можно доказать, что это третье кольцо существует? – спрашивал он.

– Когда спасение от большой беды приходит к человеку и его роду в самый последний момент, это и есть доказательство, что кто-то за нас сильно молится и ведет праведную жизнь, – отвечал Тимолай.

Дарник только недоверчиво хмыкнул, полагая, что так меняла хочет заманить его в свою ромейскую веру, о которой он даже слышать не хотел, хотя бы потому, что она иноземная.

Был у Тимолая ответ и на то, что такое совершенный человек и как им можно стать.

– Путь к совершенству лежит через четыре вида одновременного развития: для Бога, для себя, для ближних людей и для людей дальних, – объяснил ромей.

Развитие для бога Дарник пропустил мимо ушей, жизнь в землянке колдуна Завея сделала его полностью нечувствительным к любым видам богов и потусторонних сил. Зато остальное триединство удивительно благотворно легло ему на душу, став со временем главной умственной и сердечной опорой. Отныне скука и отсутствие интереса к окружающему навсегда покинули его, так же как и усиленные «мученья головы» о чем-либо. При любом затруднении он с легкостью оставлял это «развития для себя» и переходил мыслями на свое развитие для ближних, а то и для дальних людей. Как ни странно, от этого легче стало и с неразрешимыми загадками: то, что он несколько часов назад не мог для себя понять, вдруг всплывало потом в совершенно готовом и решенном виде. И возникало именно то легкое и победительное чувство хозяина самому себе и всему окружающему, которое он в себе любил больше всего.

Много времени они проводили с Тимолаем, обсуждая «людские задачи». Меняла спрашивал, как он будет поступать в том или ином случае, Дарник отвечал и тут же получал подробный разбор своих ошибок.

– Ну, например, твое войско разбило неприятеля, и вы захватили огромное количество пленных, а продовольствия мало и двигаться с пленными приходится очень медленно? – говорил учитель.

– Остановимся и устроим большую загонную охоту, – отвечал ученик.

– А охота не удалась. Неприятель воспользовался передышкой, накопил силы и снова наступает?

– Выколоть глаза всем пленным и отпустить, – придумывал Дарник самое невероятное.

– Ух ты! – даже подскакивал от его слов ромей. – Правильно, но неразумно. Разумней начать переговоры и отдать пленных без выкупа.

– А они снова возьмутся за оружие! – не соглашался Дарник.

– Во-первых, ни в одном походном войске не бывает двойного комплекта оружия, во-вторых, разбитые воины уже совсем не те воины, такая же обуза для неприятеля, как и для тебя. И ничего как будто не выиграв, ты выиграешь все.

Иногда их «людские задачи» бывали и более конкретными.

– Пойди и войди в незнакомый дом любого взрослого каменчанина, – предлагал Тимолай.

– А зачем? – недоумевал подросток.

– Если ты хочешь входить в чужие городища и города, то почему бы сначала не научиться входить в чужой дом. Чтобы тебя там гостеприимно встретили и угостили как достойного гостя.