Страница 6 из 24
– Четвертого октября его одним из первых прошили очередью. Лихих казаков не только телевизионщики отыскивали, но и наводчики-операторы бронетранспортеров. Слава богу, жив остался…
Только я не об этом говорил, а о выборе казаков. Большинство пришли на Краснопресненскую набережную, чтобы стать живым щитом вокруг Верховного Совета. Поступили мы в распоряжение депутата-генерала Белова, он казачество курировал. Настроены были на деятельную помощь, а не митинговые страсти.
Собрал я и деловых казаков Москвы во главе с кошевым атаманом Кутиловым и его заместителем Шаровым. Никто не отказался помочь, кто деньгами, кто продуктами и лекарствами, кто съемом квартир с телефонами для связников, даже мебельными фургонами для оперативной перевозки отрядов в нужное время в нужные места.
Продукты и медикаменты пошли в дело быстро. А вот другими нашими возможностями никто из руководителей Верховного Совета не воспользовался. Даже телефоны не задействовали. Вплоть до отключения связи и света руководили из своих кабинетов, будто не ведали, что каждое их слово прослушивается, а действия упреждаются.
Конечно, заседания съезда народных депутатов, решение Конституционного суда, переговоры у патриарха были нужны, особенно на первом этапе. Но вскоре они переросли в бесполезное сотрясание воздуха. А указы Руцкого о снятии силовых министров и назначении на их должности виртуальных кандидатур как понимать? Как шаг отчаяния или полную потерю ощущения реальной обстановки?
Хотя вопрос был риторическим и впрямую генералу Статейнову не адресовался, он все же недоуменно пожал плечами и ответил такой же неопределенной фразой:
– Черт его знает…
– Вот и я не знаю однозначного ответа. – Середин, раздумывая, тихонько забарабанил пальцами правой руки по столу. – Отчаяние, бессилие или неспособность выйти из замкнутого круга?
Милицию, внутренние войска и ОМОН, по всему видно, прикормили заранее. Но и там не было слепого подчинения приказу, особенно среди дзержинцев. Многие из них смотрели на нас сочувственно, как на заложников ситуации, а не врагов.
Меня сопровождал до станции метро старший лейтенант из дивизии Дзержинского. Я показал ему журналистское удостоверение, и он повел в обход «чистилища». Его пытались остановить двое омоновцев: «Ты что, старлей, приказа не знаешь? Или служить не хочешь?» А он, представляешь, что ответил? Он сказал: «С такими, как вы, не хочу!» Нормальным человеком оказался. Жалею, что в той лихорадочной обстановке не записал его фамилию и подразделение. Запомнил только эти слова. Вроде бы молдавская фамилия была у парня.
Но если в дивизии внутренних войск были такие настроения, что говорить об армейских и флотских частях? Не втянись вожди Белого дома в штурмовую провокацию третьего октября, возможно, и иначе бы все повернулось?
– Да я и сам сочувствовал белодомовским сидельцам до этого дня, – продолжил разговор генерал. – До показа телевидением матерной истерии Макашова, призывавшего штурмовать «Останкино». Знаю, что и многие новоарбатские штабисты до последнего надеялись на нулевой вариант с перевыборами, на то, что армию не втянут в кровавую бойню. Не дождались. Повели провокаторы стенка на стенку.
– Ну что ты, Георгий Иванович? Бог с тобой! – Болезненная гримаса вновь искривила губы полковника. – Стенка на стенку – это честный кулачный бой наших предков, демонстрация молодеческой удали. Там все было без подвоха, и поэтому побеждали всегда более сильные и сплоченные.
А в данном случае продемонстрировано изощренное иезуитство – заманивание в силовой капкан. И воскресный день третьего октября выбран не случайно, а чтобы больше противников режима можно было собрать и без сожаления расправиться с ними. Для правящего клана протестующие – не люди, а грязь под ногами, мешающая двигаться к вожделенной цели. К тому же в воскресный день новостных выпусков в средствах массовой информации меньше. А чтобы заткнуть рот более-менее объективным телерадиокомпаниям и отключить им эфир, необходимо было обязательно пострелять в «Останкино». Ну а карманные «жульнаристы» скажут о «погромщиках», посягнувших на четвертую власть, все, что нужно. Тогда можно давить «гадину» беспощадно. Что и было сделано. Таков был сценарий кремлевских мудрецов на удушение оппозиционных настроений. А ты говоришь «стенка на стенку»!
Какое-то время оба помолчали, поскольку сказанное Серединым было вполне логичным объяснением драмы, разыгравшейся перед телецентром «Останкино». Потом полковник опять заговорил:
– Выманить защитников Верховного Совета из-за баррикад, чтобы взорвать сочувствие россиян, до той поры не удавалось. В команде президента придумали в качестве запала использовать патриотические объединения «Трудовая Россия» Ампилова и «Фронт национального спасения» Константинова. Там были собраны радикально настроенные сторонники народных депутатов, и среди них оказалось немало перманентных революционеров. Вот в эти организации и напичкали подсадных уток от Савостенко. Это они громче всех орали «На мэрию!», когда выяснилось на Октябрьской площади, что столичные власти не дали разрешения на проведение митинга. Они же готовили бутылки с зажигательной смесью и подогревали протестующих «бесстрашными» экстремистскими выходками на Крымском мосту и Смоленской площади.
Цепи защитников правопорядка, как и задумывалось по сценарию, дрогнули и разбежались, оцепление вокруг Дома Советов испарилось. И участников марша протеста понесло: «Вся власть Советам!», «Долой клику Ельцина!», «Руцкой – президент!», «Даешь “Останкино”!»… Как говорится, крышу сорвало.
Казаков с трудом удалось удержать возле Верховного Совета, чтобы остались на постах и не поддались общему порыву. Но честно скажу, что и меня охватила в тот момент какая-то безумная лихорадка решительных действий, подогреваемая ощущением энергичного прорыва духа из откупоренного сосуда. И только легкость преодоления милицейских заслонов и взятия мэрии не давала покоя.
Еще со скифских времен известен тактический прием «вентерь», названный так по одноименной рыболовной снасти. Рыба заходит туда через узкую конусную горловину, а обратно выйти не может. Скифы успешно использовали этот прием во время войны с персами. А потом и казаки веками заманивали в «вентерь» своих противников.
Вот и вспомнилось мне про эту хитрость третьего октября, втемяшилось в голову, как заноза. Вроде бы и радуюсь вместе со всеми первым победам, обнимаюсь, жадно ловлю новые сообщения о передвижениях повстанцев по Москве… и не верю в реальность достижений, жду подвоха.
А отцы-командиры, видимо, поверили. Поддались на провокацию, стали скандировать вместе со всеми: «На “Останкино”!», «На Кремль!»… Милицейскими пукалками размахивали с азартом хозяев ситуации. И нарвались по полной программе на боевой кулак…
Полковник внезапно смолк, то ли вспоминая подробности гнусной игры с оппозиционерами и жестокой расправы над ними, то ли подбирая слова, которые все труднее и труднее давались ему для описания нестандартной ситуации. Его колючие глаза со стальными бликами вновь были устремлены сквозь собеседника, сквозь стены кабинета на окровавленную площадь перед телецентром, в разбитое тысячами пуль и сотнями снарядов, горящее и стенающее здание Верховного Совета.
Генерал молча курил уже не первую сигарету, ждал, пока сослуживец справится с прихлынувшими чувствами. Он знал Середина с лейтенантской поры, когда впервые прочел в военной прессе его аналитические материалы, стихи и рассказы. Был инициатором его перевода в Москву. Знал казачий характер товарища, постоянное стремление к рискованному поиску истины там, где его не просили об этом, просто по велению души. Знал привычку впрямую говорить и писать о том, что думает. С таким прямодушием он не мог рано или поздно не попасть в какой-нибудь неприятный переплет. В девяносто первом году чудом не оказался среди участников путча, поскольку незадолго до этих событий рассматривался на должность референта министра обороны. Но, как говорится, Господь отвел. Стал одним из инициаторов по созданию в Москве казачьего землячества, а потом и общероссийской казачьей общественной организации. Нажил по этому случаю кучи неприятностей на службе и в семье, потому что вынужден был жертвовать тем и другим во имя становления Союза казаков. Конечно же ему обязательно нужно было противостоять молдавским и румынским националистам в Приднестровье во время проведения там спецоперации «Троянский конь», а теперь вот еще засунуть голову в белодомовскую мышеловку.