Мёд мёртвых

– Пока на восток, – Иван наклонился к реке, чтобы наполнить фляжку. – А ты?

– Туда, где меня искать не будут.

Иван на мгновение ощутил боль в затылке и тут же потерял сознание. Очнулся он ночью, привязанный к дереву где-то в лесу. Голова болела. Волосы на затылке слиплись от крови. Тело затекло. Иван пытался вспомнить, что произошло. Странная деревня. Живая гора. Кому-то помог. Он наклонился. «Зараза! – куски воспоминаний собрались в одну картину, – Неужели я помог убийце? Хотя меня он не убил. Сразу. Но на смерть всё равно обрёк. Не чувствую тяжести сумки и кошелька, значит, ограбил. Что он сказал последним? Где его не будут искать. Значит преступник. Интересно, он убил пропавших сельчан? И почему не убил меня сразу? Захотел, чтобы я страдал? Но за что? Или просто боялся лично убивать? Тогда я спас не убийцу. А может это своеобразная благодарность, он решил таким образом отплатить за добро и дать мне шанс выжить? Тогда почему просто не оставил без сознания? Зачем привязал? Хотел выиграть больше времени? Какие у меня шансы, чтобы освободиться? Верёвки слишком туги. И откуда он раздобыл верёвку? У меня с собой не было. Мы не очень далеко отошли от деревни. Услышат ли сельчане мой крик? Да, в хорошей ситуации я окажусь, если они меня в таком положении обнаружат. Посмеются? Но у меня есть чувство, что эти люди давно разучились смеяться. А может, посчитают это за знак их богов, что я убил их людей. В любом случае, это единственная возможность, которая мне видится. Эх, кольцо жалко, только подарили. И нож, над которым я столько трудился. А книги-то! Ладно, это просто вещи – наживное. Главное как-то освободиться». От этих нахлынувших мыслей голова разболелась ещё больше. Иван крикнул несколько раз и решил оставить силы на попытки докричаться утром. «Если доживу». Прилетела и уселась на ветку сова. Она смотрела на этого привязанного к дереву глупца, и Иван был готов поспорить, что видел в её глазах насмешку. «Бурёнка! – вспомнил Иван. Косточка была на месте, он ощущал грудью. – Как же я мог позабыть? Но как её сломать?» Иван попробовал согнуться, но всё тщетно – косточка лежала в безопасном положении.

Небо было ясным. Словно пшено рассыпались звёзды. Иван вглядывался в эти крапинки, сияющие в кронах деревьев, и обращался к ним, ко всей вселенной: «Неужели я не должен был помогать этому человеку? Просто пройти мимо его страданий? Я не мог знать, что он плохой человек. Не мог? Но мне сказали, что он убийца, что лицо у него бандитское. Зачем я влез в чужие дела? Шёл бы сейчас дальше. А правильно, что влез! Это мог быть и хороший, невинный человек. И в следующий раз тоже влезу! Если доживу. Хорошо, что сегодня нет дождя».

Всю ночь Иван пытался безмолвно докричаться до вселенной. Но она во весь голос ему не отвечала. Что ей до твоих терзаний, Иван? Что ей до чьих угодно мук? Вселенной нет никакого дела до людей. На все вопросы ты можешь получить ответы только от себя самого. И Иван пытался найти ответ. Но не находил. Он то сожалел о своём поступке, то считал его правильным. Он находил аргументы, а потом сам их разбивал. Порой Ивану казалось, что деревья раскачиваются, как при урагане, но он не чувствовал ни мельчайшего дуновения ветра. А порой казалось, что слышит смех и чужие голоса. Он пытался окликнуть, но никто ему не отвечала. И он снова возвращался к своим мыслям, думая, что начал бредить от усталости. Солнечные лучи быстро склевали россыпь звёздного пшена и рассвет застал Ивана продрогшим, усталым, обессиленным и не получившим никаких ответов. Не сумев докричаться до вселенной, он попытался докричаться до людей. Но горло пересохло, и крик выходил слабым, больше напоминал визг. Но одно существо его всё же услышало. Маленький бельчонок остановился напротив Ивана и спросил:

– А я думаю, кто это орёт на весь лес. И как это ты в таком положении очутился?

Иван вздрогнул:

– Здравствуй, бельчонок. Я помог человеку, а он стукнул меня по голове, привязал к дереву и ограбил. Ты не мог бы мне помочь?

Бельчонок уже забрался на дерево, к которому был привязан Иван:

– Верёвка не толстая, быстро перегрызу. А ты пока расскажи поподробнее.

Не успел Иван закончить историю, как верёвка ослабла, его ноги подкосились, и он упал. Перевернулся на спину и уставился в небо: «Выжил».

– Это странная деревня, мы её стороной держимся. Зря ты в неё зашёл, в ней ничего хорошего не случается, – произнёс бельчонок, когда история была рассказана

– Я про неё ничего не знал.

– Да тут и знать не нужно, в таких развалинах разве будет кто хороший обитать? Думать нужно, Иван, думать.

– Да думал я. Хотел обойти, да заметили меня не вовремя. Что теперь говорить? Буду впредь внимательнее. Может, ты подскажешь, где здесь поблизости нормальное поселение есть?

– На востоке есть деревня Тихая. Не сказал бы, что нормальная, тоже странная, но ближе ничего нет. К вечеру дойдёшь. Могу показать поляну с ягодами, если хочешь поесть.

– Хочу. Но сначала к реке бы спуститься – попить, помыться.

Снимая рубаху, Иван обнаружил в кармане одинокую монету. «По крайней мере, смогу купить какой-нибудь еды в деревне». Он выкупался, напился. Бельчонок проводил его на поляну. Голод удалось немного утолить ягодами и корешками.

– Теперь иди прямо по этой дороге, не сворачивая никуда, – произнёс бельчонок, – Постарайся добраться засветло. И лучше больше не ночуй в лесу. Эти пропавшие люди… возможно, твой новый знакомый не убивал их. У нас, у зверей, тоже разные слухи ходят. Говорят, что видели мёртвых. И не обычных русалок или неупокоенных, а тех, что встали из своих могил. Береги себя, Иван.

– И ты себя береги. Спасибо ещё раз. Без твоей помощи, я погиб.

Глава третья. Традиция

До деревни с уютным названием Тихая Иван добрался, когда уже начало смеркаться. Из-за угла на него выбежал голый мужик, он сделал два раза колесо, затем какие-то телодвижения, как будто из какого-то странного танца и скрылся за домом, не обратив на Ивана никакого внимания. Такое приветствие не внушило Ивану доверия, но он был слишком усталым и голодным, чтобы искать приют в другом месте. Корчма стояла на краю деревни.

– У вас там мужик по улице голый бегает, – произнёс Иван, даже забыв про приветствие.

– Да, у нас много странных вещей творится, – корчмарь пытался скрыть свою широкую улыбку за вуалью длиннющих усов: наконец-то он может кому-то поведать об этих вещах, но ему явно хотелось, чтобы его попросили рассказать. – Обед, мёд, постель?

– Если есть, то пирог с ревенем и просто воды. Я бы хотел попросить ночлега, но меня обокрали и эта монета единственное, что случайно осталось при мне, – честно признался Иван и протянул монету. – Я могу предложить помощь за ночлег: убраться, дрова наколоть – что угодно.

– Обокрали? Разбойники? Где? Далеко от нашей деревни? – взволновался корчмарь.

– Только один. Я думал, что добрый человек – помог ему. А он меня по затылку ударил да кошелёк забрал. Но это дело наживное. Главное сам цел остался. Так что же у вас за странные вещи происходят?

– Много украли? – корчмарю хотелось сначала утолить свой голод любопытства. – Если это не секрет.

– Немного. Сумку с вещами. Несколько золотых монет да кольцо. Кольцо жалко – подарок.

– Как выглядело кольцо?

– Золотое, старое, всё в царапинах.

– Хм, погоди, – корчмарь скрылся за дверью, вернулся, и положил на стол перед Иваном кольцо. – Твоё?

– Похоже, – удивился Иван, – вроде моё, я его только раз и видел, вчера подарили. В кошелёк убрал и не доставал больше. Откуда же? Расплатился кто-то им? Лысый, высокий, со шрамом на щеке?

– Он самый. Не совсем расплатился. Славный подарок. Держи обратно, и за обед и ночлег с тебя ничего не возьму, – корчмарь протянул кольцо и монету и, видя, что Иван хочет возразить, сказал. – Мы хоть и небогатая деревня, но не бедствуем, путники у нас редкость, и мы привыкли им помогать. Традиция, значит, наша такая. А вот и пирог. Спасибо, Дуня. Иди-иди, работай. А ты не смущайся, угощайся и слушай, много интересного поведаю. Начнём с твоего кольца. Приходит вчера вечером мужик, тот которого ты описал. Сразу вижу: бандитская рожа. Заказывает медовухи, всякой еды много. Комнату просит. Достаёт кошелёк. Чёрно-красный – твой? Ага. Но его он с собой унёс. Высыпал монеты, а вместе с ними и кольцо. Мне так и показалось, что он удивился. Монеты отсчитал, скупо считал, жадно. У меня уже на это глаз намётан. Я двадцать лет эту лачугу содержу. Они любят так золото высыпать – мол, смотрите все, как много. А у самих над каждым медяком руки трясутся. Монет-то много было, не несколько.