Свет Илай

— Сынок местного бургомистра, забери Велис его душу, — отозвался юноша, чья телега предпоследней перебралась через Саяж, и презрительно сплюнул.

— Зачем ему душа этого поддонка? — удивлённо спросила красивая девушка в мокром платье, сидевшая прямо на земле, упираясь спиной в колесо телеги.

— Тятя, они ведь не сунуться в воду, — встревожено спросила она у сидевшего на той же телеге мужика. Мужик, видимо, никак не мог справиться с подскочившим адреналином. Я видела, как тряслись его руки.

— Не сунуться, милая, трусы они, — едва переводя дух, все-таки ответил он.

Вдруг в ушах у меня загудело. Я тряхнула головой, но гул продолжался. Он нарастал. Народ вокруг тоже закрутил головами. Значит, это не только у меня в ушах шумит.

— Смотрите, Саяж, — закричал один из мальчишек, что сидел на первой телеге. Все повернули головы. Зрелище было грозное и величественное. Вода стремительно прибывала, а из-за поворота по реке накатывал пенный вал, высотой не меньше пяти метров. Гул превратился в оглушающий рёв.

— Коней держи, коней — заорал Эдрин, ухватив за узду ближайшего коня.

— А как же Зарема, — подумала я, кинулась к ней, но Зарема шума волн не испугалась, а даже наоборот, она словно собралась, сжалась в пружину. И мне стало понятно — это не просто тягловый дракончик, это воин. Воин опасный и страшный. С опаской я подошла к Зареме, а та как-то незаметно, бочком, бочком отодвинула меня от берега и закрыла своим телом, от невидимой опасности.

Глядя на разбушевавшуюся стихию, мне стало ясно, почему Яр велел быстрее освободить дорогу, и свернуть на тропу, бегущую вдоль отвесно обрывающегося в Саяж каньона.

А тем временем, на противоположно берегу разыгралась целая трагедия. Всадники не обратили внимания на гул и не отвели коней от края воды. Мало того, они даже завели их почти по брюхо в воду, но дальше кони не пошли. Сынок бургомистра, а это был молодой человек на черном, как смоль, коне, с подрезанной белой гривой, в воду коня не завел, но спутников своих, переправиться на другой берег и привести к нему беглецов, понукал. И тут накатил вал. Ревущая вода, словно языком, слизнула двух самых ретивых, а еще троих бросила о стену каньона, мешая в кашу и людей и лошадей. Но, за грохотом воды, их криков не было слышно.

Оставшиеся, даже не пытаясь спасти, или хотя бы выяснить участь унесенных, столпились вокруг лидера.

— Что там у вас с бургомистром случилось, что вы, жизнями рискуя, бежали от него?

Яр спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, рассудив, что отвечать, все равно, будет старший. Так и вышло.

— Мы с хутора, что под Славлем. Я — Астор, сын Рамиля. И с бургомистром никаких делов у нас нет. А вот сынок его, Калеб, решил дочку мою, Карину, в жены взять, — и он указал на ту самую красивую девушку, что помогала выталкивать из воды телегу.

— А чем тебе жених не показался? Всё-таки сын бургомистра, — спросил у Карины Эдрин, в свойственной ему полушутливой манере.

Но та не успела ответить, как к ней подошел юноша, что правил предпоследней повозкой.

— А тем, что Карина моя жена, и брак наш засвидетельствован Велисом.

Он оголил правую руку, показывая золоченую роспись на плече. Карина показала левую руку, с такой же росписью. Едва руки соединились, как росписи заискрились, засияли.

— Да, Велис таким знаком любви не каждую пару награждает.

Эдрин смотрел на молодых людей, стоящих перед ним, уже совсем другим взглядом.

— Кто же это осмелился перечить Велису?

— Бургомистр со своим сынком, — продолжил юноша. — Они писарю заплатили, а тот в своих книгах взял, да и записал Карину женой своего сына Калеба.

— Вот так просто взял, и записал? — удивился Яр.

— Да вы не местные, как я погляжу, — Астор усмехнулся, — наших новых порядков не знаете.

— А ты расскажи, — Яр ждал, что скажет в ответ Астор. Но тот не торопился, и я могла его понять. Мало ли с кем свела судьба? Вот сейчас он расскажет всё этим незнакомым людям, а чем это потом выльется ему и его семье?

Яр не стал ждать, когда Астор решиться на разговор, подошел к нашей повозке, надел подсохшую уже рубашку, камзол и снова вернулся к разговору.

— А вот это тебя успокоит? — он достал из потайного кармана золотой перстень и показал его Астору. Я этот перстень еще ни разу не видела.

— Да. Это меняет дело.

И старик рассказал нам всё, что случилось с ним и его семьёй.

— Когда Велисы по всей округе стали засыпать, бургомистр наш писаря к себе на службу взял. Тот должен был вести записи: кто, где родился, поженился, по торговым делам, да по наследству, в общем, все дела, что раньше Велис вел, прибрал к себе писарь. Вот только, хочешь сделать запись о рождении — плати пять медяков, о свадьбе — тут уже расчёт серебром. А вот, если сделка какая, то и золото потребовать могут. А откуда у простых людей серебро да золото. Я вот — горшечник. Мои горшки по всему Реналону известны. На ярмарке, оно конечно, и заработать можно, но, коли я по ярмаркам разъезжать начну, когда работать? Вот я торгашу партию горшков сдал, а он мне обещал за них после ярмарки расплатиться. Но не заплатил. Да разве раньше бы Велис такое позволил? Я к писарю, а он говорит, заплатил тебе торгаш, вот у меня и бумага его есть, и свидетели имеются. Я в ответ — нет, не платил он.

А торгаш этот взял, да на меня же донос написал, что я его имя очерняю. Меня на суд вызвали. Неделю в приемной у бургомистра сидел, очереди ждал. А потом вижу, писарь наш с торгашом этим в таверне вместе вино пьют. Понял я — не будет здесь справедливого суда. У них прав тот, кто больше заплатит. А потом узнаю, что торгаш этот весь Славль под себя подмял. Товар забирает, денег не платит. И нет на него управы.

А потом Калеб, бургомистровский сынок, Карину мою заприметил. Приехал, схватил девку за руку — ты, говорит, теперь моя жена.

«Да, как же так? — спрашиваю. — Ты же всего полгода назад свадьбу отгулял?» А Калеб мне в ответ — «отстань старик, я за запись писарю золотой отвалил. Моя теперь Карина. А то, что она у меня вторая жена, не твоего ума дело».

А Каринка моя с Леоном встречается. Я же вижу — любовь у них. Он ее прям на руках носит. Да и мастер он, по дереву режет — загляденье. А Калеб этот, что? Без папочки своего — так, пустое место.

Астор замолчал, пошел к телегам, помогая подправить веревки, что держали скарб. Женщины проверяли, не промокло ли что, переодевали детей. А потом снова вернулся к Яру.

— Вот, ты, мил человек, королевскую власть представляешь. Вот и скажи, как нам жить то теперь? Ведь, если слово поперек бургомистру скажешь, сразу в обоз со всей семьей, и переселенцем к супостатам этим, к серпентам. А ведь никто за десять лет, как стали обозы к серпентам отправлять, так ни разу с их земель и не вернулся, не откликнулся.

Он вздохнул и покачал головой.

— Говорят, смертушка там лютует.

— И Велиса ваш бургомистр не боится?

Вопрос Яра немного удивил Астора.

— В наших местах Велисы еще при моем отце засыпать стали. Сейчас один только и остался, на развилке, что у Мелкого ручья. Да и тот все реже отзывается. Карина с Леоном несколько дней ждали, пока он их клятву принял. Они то думали, что после клятвы у Велиса Калеб от Каринки отстанет. Но тот совсем распоясался. Верните, — говорит, — мне мои деньги, что я писарю отдал, тогда, говорит, я вашу Карину отпущу.

А откуда у нас такие деньжищи? Да и не отстанет он. Вот мы двумя семьями и поехали на стороне житьё искать.

— А к столице поближе не хотите? — спросил Эдрин у Леона, помогая тому проверить упряжь да лошадей.

— Нет, не проехать там, кордонов понаставлено, не пропустят нас. Мы хотим через Рой перебраться, а там — в Затечный лес податься.

И только тут, поймав пару заинтересованных взглядов, я вспомнила, что так и щеголяю в одной рубашке. Привести себя в порядок было делом пары минут. Вот только волосы… Я всегда ходила с короткими стрижками, и в этот мир я попала с короткой стрижкой, а сейчас мои волосы отросли до самых плеч, а я даже не заметила, когда это произошло. Да и дней то я в этом мире всего ничего. Но главное, что это было неудобно. Не было у меня ни гребня, ни резиночек, чтобы убрать волосы, ни даже невидимки, чтобы они не лезли глаза. Жуть, как неудобно.