Всегда с тобой

— Он пил каждый вечер. Потом каждый день. Сначала я поддерживал его, чтобы он ходил на работу, в продуктовый магазин, куда угодно. Потом я поддерживал в нем жизнь. Вот почему я не вернулся.

Я даже представить себе не могу такого бремени. Мы с мамой всегда были близки, ближе, чем большинство матерей и дочерей, а она всегда была моей матерью. Она заботится обо мне, а не наоборот.

— Сейчас ему лучше? Поэтому ты смог вернуться?

Майлз невесело усмехается.

— Гораздо труднее напиться до смерти, когда ты заперт, так что да. Думаю, можно сказать, что у него все получается лучше.

Сначала, когда он сказал, что не очень любит пить, я ему не поверила. Но теперь я знаю, что это правда. Он не хочет идти по стопам своего отца.

— Почему он заперт?

— Вождение в нетрезвом виде. — Майлз теперь сжимает руль обеими руками, выжимая из него жизнь. — Он мог убить ребенка. Он мог бы сделать с кем-нибудь другим то, что кто-то сделал с нами.

Исчезновение Софи означало, что Майлз потерял не только сестру, но и отца. Сначала алкоголь, потом тюрьма. Впервые с тех пор, как мы снова увидели друг друга, мне жаль его.

Мой телефон уведомляет о сообщении. Улыбка до сих пор растягивает мои губы каждый раз, когда я получаю уведомление от Джордана.

Черт. Тогда увидимся завтра. Напиши мне, когда доберешься до дома.

Мне следовало поехать с ним за пивом. Я могла бы быть с ним прямо сейчас, а не запертой в машине с Майлзом Мариано.

Наконец мы добираемся до перекрестка и поворачиваем налево, на Элм-стрит.

— Так ты живешь со своей мамой? — Спрашиваю я.

— С бабушкой. Я должен получить аттестат зрелости и работать, пока я здесь. Это часть договорённости.

Верно. Он должен получить аттестат зрелости, поскольку его выгнали до того, как он смог получить диплом.

— Ты собираешься осенью в колледж?

— Нет. Не получится.

— Это потому, что они не принимают никого, кого исключили из средней школы за то, что он написал список жертв?

Он закатывает глаза, теперь я ему поперёк горла.

— Я не писал список жертв.

— Это не то, что я слышала.

— Это был список подозреваемых. Все люди, у которых был мотив желать смерти Софи. Кто-то увидел список и понял неправильно.

Я опускаю окно еще ниже, но теплый летний ветерок, обдувающий мою кожу, никак не может остановить капельки пота на моей шее.

— Ты не думаешь, что она сбежала?

— Я знаю, что она этого не делала. И даже если бы она это сделала, она бы уже вернулась. — Он качает головой. — У нее были свои враги. Кто-то хотел заполучить ее.

Как у Софи Мариано могли быть враги? Она была самой популярной девушкой в Бомонте. Девушка, которая всем нравилась. Никто никогда не сказал о ней плохого слова.

Я единственная, кто когда-либо ненавидел ее.

— Кто бы они ни были, — говорит он, — я собираюсь их найти.

Мне нужно, чтобы Майлз потерпел неудачу. Мне нужно, чтобы Софи не было, потому что, если она вернется, Джордан может выбрать ее, и тогда я потеряю все, что для меня важно.

Мне нужно знать, кто попал в этот список.

Мы подъезжаем к моему дому. Слава богу. Я не могу дышать в этой машине.

— Это прямо здесь, слева. Ты можешь просто остановиться дальше по улице.

Мы с мамой живем на одной стороне двухэтажного дома. Деревья и кустарник отделяют нас от нашей ближайшей и самой любопытной соседки Тесс, так что даже она не знает, когда я сбегаю. Я пользуюсь уединением и тишиной, выползая из окна, чтобы почитать на крыше. Дом невелик — ничто по сравнению с домом Натали или Джордана, — но мне он нравится.

Вместо того, чтобы высадить меня на тротуаре, Майлз заезжает на подъездную дорожку. Двигатель рычит, когда он останавливается.

Я стискиваю зубы.

— Я же сказала тебе остановиться дальше по улице.

К моему удивлению, он выключает фары и двигатель. О боже. Неужели он думает, что раз он подвез меня домой, я ему что-то должна? Теперь он заслуживает минета?

Я набираю сообщение Джордану.

Я дома, я ооочень по тебе скучаю, увидимся завтра

Я отстегиваю ремень безопасности и вожусь с дверной ручкой.

— Спасибо, что подвез.

Майлз открывает свою дверь, и в резком свечении верхнего света я наконец-то вижу темно-коричневые радужки его глаз. Цвет почвы, потемневшей от летнего дождя.

— Мм. Что ты делаешь? — Спрашиваю я.

Он указывает на другую сторону дуплекса.

— Моя бабушка живет вон там.

Мне требуется секунда, но в конце концов все детали встают на свои места. Майлз сказал, что он переехал к своей…

— Правильно. Мэйбл — твоя бабушка.

— Ага.

Мэйбл — наш домовладелец и живет в другом конце нашего дуплекса. Она также мой босс и владелица единственной закусочной в городе.

У меня в комнате две двери — одна ведет в наш коридор, а другая — на чердак и сторону Мэйбл в двухуровневом доме. Если бы я захотела, я могла бы пройти через свою комнату в спальню для гостей на ее стороне.

Ту, в которой останется Майлз.

Майлз Мариано живет в моем доме. У нас общая стена. Дверь. Каждую ночь, когда я буду спать, между нами будет всего несколько футов.

Между мной и первым парнем, которого я когда-либо любила.

Между мной и мальчиком, обвиняемым в убийстве.

Он одаривает меня ухмылкой, от которой у меня колотится сердце, и пятится к дому, засунув руки в карманы.

— Спокойной ночи, соседка.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Мама, слава богу, спит на диване, когда я прокрадываюсь через парадную дверь. Даже если я в топе Натали, она могла бы почувствовать исходящий от меня запах алкоголя. Она так усердно работает в «Bloody Mary's», что в большинстве случаев редко досиживает до девяти часов вечера, прежде чем отключиться. Каждый, кто останавливается в Бомонте по пути в более крупные и лучшие места, хочет побывать в «Bloody Mary's», известном как своими напитками, так и жутким декором.

Мама забеременела мной на последнем курсе колледжа, и когда мой отец узнал об этом, он порвал с ней и отказался от своих прав. Каким-то образом ей удавалось совмещать дородовые визиты, занятия, учебу и работу в неполный рабочий день. Мы оказались в Бомонте, потому что ее родители в Хартфорде не позволили своей незамужней дочери с новорожденной переехать к ним, и в итоге нам пришлось несколько месяцев жить в комнате в гостинице, пока она не нашла дуплекс в аренду. С тех пор были только она и я.

Хотя и не из-за того, что Тесс не пыталась помочь. Она умоляла маму принять помощь с тех пор, как у моего велосипеда появились тренировочные колеса.

Я направляюсь к лестнице в свою комнату, усталость накатывает на меня волной. Но как только скрипит первая ступенька, мамин голос зовет:

— Милая? Это ты?

Черт. Так близко. Надеюсь, она не унюхает водку, которой я провоняла.

— Да, мам, только я. Никаких грабителей.

Мама выскакивает из гостиной. Она только что была в отключке, а в следующую секунду превращается в Кролика-Энерджайзера.

— И ты не собиралась праздновать со мной? Свой выпускной вечер?

— Ты спала!

Она показывает мне свой фирменный знак: у нее наигранно отвисает челюсть, и она хлопает себя рукой по груди.

— Я? Я бы никогда не заснула, пока моя дочь на вечеринке, особенно когда в доме еще есть мороженое.

Я ахаю.

— Здесь есть мороженое?

Мне все равно нужно выпить немного воды перед сном, чтобы не проснуться с похмельем.

— Ты пила?

— Нет, — быстро отвечаю я. Раньше я никогда не лгала маме, но с тех пор, как я стала Мэдди, между нами становилось все больше и больше лжи и секретов.

Мама складывает руки на груди, прищурив глаза.

— Наркотики? Сатанинские ритуалы?

Я смеюсь.

— О боже, мам, нет.

— Тогда можешь съесть мороженое.

Я почти выдохнула с облегчением. Я люблю свою маму, но ей не обязательно знать все.

Она игриво толкает меня в плечо.

— Итак? Каково это — быть выпускником средней школы? Это все, о чем ты мечтала?