Страница 12 из 45
– Наглости твоей нет предела. Кому-нибудь другому забивай голову своим враньем, но только не мне.
– Михеев, хочешь, откровенно скажу, за что тебя арестовали, – вдруг предложил Романов, – так сказать по старой дружбе.
–Ну, если только по старой дружбе, – ухмыльнулся Илья.
– Не фиглярствуй, не на базаре. Фамилия Шигловский знакома тебе?
– Конечно, это капитан из нашей политчасти. А тебе-то, какой до него интерес?
– Ты общался с ним?
– Естественно. Да в чем, собственно, дело?
– Польским шпионом он оказался. Диверсию готовил, хотел секретные документы похитить и штаб взорвать. У него даже сообщники были, всех арестовали.
– Да бред это!
– Бред, говоришь, а Шигловский показания дал и все подробненько описал, как ты с ним делился секретной информацией, которую, кстати, доставлял лично Овчинникову в управление НКВД.
– Ох, как вы все гладко устелили, прям, докопаться не к чему, да вот только вранье это…
– Все-то у тебя вранье, Михеев, то Коростылев Миша у тебя один из честнейших людей, а теперь и Шигловский ни при чем. А я тебя предупреждал, ты давно уже не юноша и свое общение с такими, как Коростылевы, должен был прекратить. Ты командир Красной армии, а до сих пор сношаешься с опасным преступниками и если б я не был расторопным, ты предупредил бы заговорщиков о грозящем аресте. Что, я не прав?
– Это твои домыслы. Сейчас тебе выгодно свесить на меня всех собак. Но поразил меня ты другим, оказавшись подлецом…
– Ты – скрытый враг! И очень хорошо законспирированный. Согласись, что ты проиграл. Михеев, ты еще можешь себе помочь и своему отцу тоже, – смягчил тон Романов, – поможешь мне, я помогу тебе, и сниму с тебя самые опасные обвинения, и может быть, военный трибунал осудит тебя только за потерю бдительности…
– Я понял, к чему ты клонишь. Ты хочешь, чтобы я что-то выпытал у Коростылева Михаила. Кстати, где он сейчас?
– А ты догадлив. Коростылева с его отцом повезут вместе с вами, но только отдельно в строгой изоляции. Подсадим его к тебе или наоборот, добудешь сведения о его причастности к заговору против соввласти, будет тебе некое прощение. Илья, подумай, что тебя ждет. Я могу порвать все постановления и сказать своему начальству, что ты был и есть мой агент и твой арест был частью моего плана. Измени себя, хватит уже цепляться за осколки прошлого…
– Что ты имеешь в виду?
– Твое отношение к революции и к тем, кто ее поднял. Не будь наивен и слеп, ты же видишь, что все руководство партией поменялось в корне.
– Остались еще истинные последователи революции.
– Не смеши меня, они были представителями старой эпохи и закончили свою жизнь бездарно. Вот ты, как раз наследуешь их идеи. Ведь ты тоже не ангел, и ставил врагов к стенке за милую душу. Придут к власти эсеры, монархисты, они же тебя первым пустят в расход. Решай же, наконец, ты со мной или…
– Эх, до чего же ты глуп, неужели до сих пор не понял, что я никогда не был подлецом и подонком.
– Вот ты какой. Да ты и есть отъявленный преступник! – не выдержав, Романов повысил голос, – врагов покрываешь? Значит, все вы – Михеевы, Коростылевы, враги Советской власти и мы будем уничтожать вас беспощадно. По вышедшему новому указу, твоя жена будет осуждена и отправлена в лагерь, а твои дети с новыми фамилиями будут воспитываться в детском доме.
Илья, не выдержав наглого натиска, подскочил со стула и рванулся к Романову, но увидев перед своим лицом дуло нагана, снова сел.
– Ты можешь избежать этой участи, если поможешь нам.
– Глаза б мои не видели тебя.
– Ну, что же, ты сам принял это решение, но потом не жалей, что бывший твой друг, пытался тебе помочь. Встать! Конвой, – крикнул Романов. В комнату вошли сержант и бойцы, – уведите его к остальным задержанным.
Романов, выйдя из комнаты в зал к арестованным, что-то шепотом согласовал с Новиковым и громко объявил:
– Слушайте мою команду: всем задержанным во время конвоирования разговоры запрещены. Перемещаться в колонне строго по двое. Руки держать за спиной. Шаг влево, шаг вправо будет расцениваться, как попытка к бегству, конвой стреляет без предупреждения. Выходим по одному на улицу и строимся.
Оказавшись в неприятной ситуации, Илья сконфузился, появившись на улице в сопровождении бойцов. Что и говорить, было не по себе, когда его, командира Красной армии люди увидели в качестве арестованного. Отец печально взглянул на сына и, поджав губы, тяжело вздохнул. Евдокия, стоявшая недалеко, высматривала своих родных среди выходящих из дома людей. Увидев сначала мужа, а затем и сына среди арестованных, охнула от неожиданности и, положив руку на грудь, заплакала. Дочери обступили ослабшую на ноги Евдокию с обеих сторон, поддерживая ее за локти.
По ходу событий в голове у Ильи рождался замысел. Сначала он питал надежду, что в Томске разберутся и освободят его, но сменив иллюзии на реальное положение, задумался о побеге. «Напасть на конвойного и отобрать винтовку… Нет, это не вариант, многих перестреляют. Схватить офицера, разоружить и прикрываясь им, бежать в лес… Тоже не выход, могут застрелить вместе с ним. Бежать из трюма баржи – невозможно, я же видел, как люк закрывают на замок и строго охраняют. Может, прыгнуть с лодки и нырнуть поглубже… Не факт, что выплыву в сапогах, да и солдаты начнут палить». И все же, он зацепился за последний вариант, в голову пришла оригинальная идея, как лучше убежать. Правый берег Оби в районе Михеевки имеет крутые обрывы, постоянно подмываемые водой и преследовать по берегу беглецов нет смысла, так как за деревней начинаются густые заросли. А бежать по отмели тоже неудобно, то вода вплотную к берегу подступает, то масса коряг и веток препятствуют. Пока от неожиданности охранники очухаются, можно будет уплыть далеко. Необходимы помощники, и Михеев присмотрел из числа арестованных двух боле менее надежных по его уразумению, крепких мужчин.
Возле дома управления арестованным приказали построиться в колонну по двое. Михеев Илья оказался между Петром, доводившимся ему двоюродным братом и Матвеем, он тоже был родственником, только дальним. За спиной Ильи оказался знакомый парень по имени Тимофей.
Тихо, чтобы не услышали конвойные, стараясь не двигать губами, Илья спросил мужчин:
– Мужики, я хочу бежать, кто со мной? – заметив удивление на лицах родственников и немой вопрос в глазах, он выложил свой план, – если согласны, действуем по обстановке, как только отплывем от берега метров на тридцать, раскачаем лодку. Прыгаем в воду, плывем по течению, выбираемся на берег и бежим в глушь в сторону речки Черной17. Ждите моего сигнала, я кашляну два раза.
– А если пристрелят? – тихо спросил Матвей.
– Решайте быстрее, кто согласен?
Тимофей ответил шепотом:
– Вы бегите, я же не виноват, меня все равно отпустят.
Оглянувшись, Илья обреченно взглянул на Тимофея, и тяжело вздохнув, покачал головой.
– А вы со мной? – Илья взглянул на Петра и Матвея.
Родственники подумали еще немного и, сжав веки, дали понять, что согласны бежать.
Не все люди особо верили словам капитана, что задержанных скоро отпустят, потому женщины успели сбегать домой и, наспех собрав вещи, еду, вернулись к правлению. Но конвойные, получив приказ, не подпускали людей близко к колонне, а тем более не разрешали передавать какие-либо вещи. В толпе слышались всхлипы и плачь. Нервно вели себя старики, гневно отпуская крепкие словечки. Ребятишки, поглядывая на встревоженных матерей, держались рядом с ними и плакали от страха.
Прозвучала команда и колонна людей, состоящих из тридцати пяти мужчин и трех женщин, молча прощаясь с родными, двинулась к крутому берегу Оби. В одном месте спуск к реке был пологим, там и причалили лодки для переправы на баржу. Намечалось сделать несколько рейсов на трех лодках туда и обратно. Один работник НКВД сел на носу, другой на корме, пятерых арестованных разместили на лавках между ними.
17
Черная – приток Оби