Дом Весталок

-Значит, Квинт Росций, - процедил Херея, задрав нос ещё выше, - вот как ты бережёшь нашу общую собственность. Прямо скажу: плохо бережёшь, очень плохо. Этот раб теперь не стоит ничего. Я пришлю тебе счёт за понесённый убыток.

-Что? По-твоему, это моя вина? – в глазах Росция сквозило отчаяние.

-Раб был доверен тебе, а теперь он мёртв. Ты безответствен, как и вся театральная публика, - Херея провёл пятернёй по своей рыжей шевелюре, и, пожав плечами, с надменным видом повернулся спиной к Росцию. –Жди мой счёт завтра, - бросил он, шагая сквозь толпу к своим ожидавшим в переулке спутникам. –Не заплатишь – в следующий раз увидимся в суде.

-Это возмутительно! – воскликнул Росций. –Ты! – его короткий палец уткнулся в меня. –Это – твоя работа! Выясни, кто его убил, и почему. Если это был раб или бедняк, я просто разорву его в клочья. Но если он богат – тогда вкачу ему иск за ущерб моей собственности. Я скорее добровольно отправлюсь в Аид, чем признаю свою неправоту перед Хереей!

Я с серьёзным видом кивнул, стараясь сдержать улыбку.

Уже почти чувствуя, как на меня дождём сыплются монеты, я взглянул на перекошенное лицо мертвеца – и только тут осознал важность своего дела. Если в Риме убит раб, тут о правосудии можно даже не вспоминать. Я найду убийцу, поклялся я – не ради Росция и его серебра, а ради талантливого артиста, чья яркая карьера была прервана в самом начале.

-Хорошо, Росций. Но мне придётся задать кое-какие вопросы. Проследи, чтобы никто из твоей труппы не уходил отсюда, пока я не закончу. А для начала я бы хотел с глазу на глаз поговорить с тобой. Думаю, после всех этих волнений чаша вина пойдёт на пользу нам обоим…

Ближе к вечеру я сидел на скамейке в тени оливкового дерева, на тихой улочке близ храма Юпитера. Экон, примостившись рядом со мной, задумчиво глядел на тени листьев, скользящие по камням.

-Итак, Экон, что ты думаешь обо всём этом? Удалось ли нам узнать что-то важное?

Он покачал головой.

-Поспешный вывод, - улыбнулся я. –Смотри: в конце первого акта мы с тобой видели Панурга живым, в сцене со Статилием. Они вдвоём ушли с подмостков, потом играли музыканты, а вслед за этим появились повара. Тогда мы и услышали крик. Это наверняка кричал Панург, когда его убивали. В скене начался переполох, это привлекло внимание Росция, и он обнаружил труп в уборной. Он взял бывшую у Панурга маску, подобрал жёлтое одеяние, которое бы подходило для роли (ведь наряд Панурга был замаран кровью), и помчался на подмостки – спасать пьесу. Тем временем Статилий нарядился для роли повара, в таком виде вышел к зрителям и позвал меня на помощь. Следовательно, мы можем утверждать с уверенностью, по крайней мере, одно: актёры, игравшие поваров, невиновны, как и музыканты – в момент убийства они были у всех на виду.

Экон состроил гримасу, показывающую, что мои рассуждения его не очень-то впечатлили.

-Да, верно, это слишком просто. Но, чтобы возвести стену, начинать нужно с одного кирпича. Теперь: кто в момент убийства был за кулисами, кого не видели в тот момент, когда раздался крик, и кто мог желать смерти Панурга?

Экон, вскочив со скамьи, задвигал челюстью с таким видом, словно бормочет, и энергично замахал руками. Я грустно улыбнулся: эта пантомима не могла изображать никого, кроме моего незадачливого приятеля.

-Да, Статилий – как ни горько это признавать – в списке подозреваемых стоит первым. Мы знаем, что у него были основания для ненависти к Панургу: пока раб оставался жив, актёр уровня Статилия не мог рассчитывать получить выигрышную роль. А опрос актёров показал: в момент, когда раздался крик, Статилия никто из них не видел. Впрочем, в этом-то ничего удивительного нет, учитывая суматоху, которая царит в скене во время представления. Сам-то он клянётся, что в это время приводил в порядок свой наряд в углу. Однако, на мой взгляд, смерть Панурга и в самом деле потрясла его – но он мог и притворяться. Я называю Статилия своим другом, но знаю ли его душу? – я на мгновение задумался. –А кто ещё, Экон?

Он, сгорбившись, нахмурил брови и косо посмотрел на меня.

-Да, и Росций был за кулисами, когда раздался крик Панурга, и никто его в это время не видел. Тело нашёл именно он – а может, был там и в момент убийства. Человек он жестокий, это подтверждают все актёры. Помнишь, как он кричал перед началом пьесы: «Идиот! Бездарь! Попробуй только сказать мне, что не можешь запомнить роль!». Мне сказали, что кричал он как раз на Панурга. Может быть, раб выступил в первом акте настолько плохо, что Росций пришёл в ярость, потерял голову и убил его? Вряд ли такое могло случиться, да и Панург играл весьма недурно. К тому же Росций, казалось, был потрясён убийством не меньше, чем Статилий. Впрочем, он ведь умелый актёр.

Экон прижал ладони к бёдрам и высокомерно задрал нос.

-Херея? Я поговорил и с ним. Он говорит, что появился уже после конца представления, но, похоже, труп в переулке его не очень-то удивил. Слишком уж у него невозмутимый вид. И первоначальным владельцем Панурга был он. Росций, развивая таланты раба, стал его совладельцем, но мне кажется, такое положение дел не слишком нравилось Херее. Неужели он решил, что мёртвый Панург принесёт ему больше выгоды, чем живой? Херея винит в случившемся Росция, и намерен стребовать с него половину стоимости серебром. В римском суде, да если еще найти знающего адвоката, шансы Хереи выглядят предпочтительнее.

В раздражении я встал и прислонился к дереву.

-Жаль, что мы не смогли больше найти в труппе никого, у кого был бы и повод, и возможность для убийства. Все остальные не испытывали злобы к Панургу, да и своё местонахождение в момент крика объяснить могли. Конечно, убийца – вовсе не обязательно член труппы. Панурга закололи в уборной, а туда кто угодно мог войти из переулка за храмом. Но Росций говорит – а другие это подтверждают – что у Панурга не было никаких отношений ни с кем за пределами труппы: он не играл, не ходил в лупанарии, не занимал ни у кого денег, чужими жёнами тоже не интересовался. Все сходятся в том, что он был целиком сосредоточен на своём ремесле. Ну а если бы Панург кого-то оскорбил – этот человек, конечно, предъявил бы претензии не ему, а Росцию, который был владельцем раба и отвечал за любые его проступки.

Я тяжело вздохнул.

-Орудие убийства – обычный кинжал, без каких-то особых примет. Рядом с телом никаких следов не было. Ни у кого на одежде нет следов крови. Свидетелей тоже нет, во всяком случае, таких, о которых мы бы знали. Увы!

Воображаемый водопад серебра превратился в тонкую струйку. Не было ни одной улики, чтобы предъявить её Росцию и выжать у него хоть какую-то плату за мои сегодняшние труды. Хуже того – я чувствовал, как на меня осуждающе смотрит тень Панурга. Я

поклялся найти его убийцу, но теперь эта клятва казалась мне чересчур опрометчивой.

Вечером я ужинал в запущенном саду посреди моего дома, при тусклом свете ламп. Между колоннами перистиля мелькала мошкара. От подножия холма, с Субуры, изредка доносился разгульный шум.

-Бетесда, кушанье было превосходным, - сказал я, расслабленно вытягиваясь на ложе. «Может, и мне стоило бы стать актёром?» - подумал я.

Но Бетесду не одурачишь. Она взглянула на меня из-под длинных ресниц, улыбнулась одной стороной рта, запустила пальцы в свои блестящие чёрные волосы и грациозно пожала плечами. А потом принялась убирать со стола.

Когда она шла на кухню, я любовался, как покачиваются её бёдра под зелёной тканью платья. Бетесду я когда-то купил на рынке в Александрии, и вовсе не ради её кулинарных талантов. Со временем она так и не научилась хорошо готовить, но во многих других областях была верхом совершенства. Я задержал взгляд на её пышных чёрных волосах, ниспадавших до талии. Мне представилась запутавшийся в них серебристый мотылёк, напоминающий звёзды на ночном небе. Пока в нашей жизни не появился Экон, мы с Бетесдой проводили каждую ночь вместе, только я и она, одни в этом саду…