Шалунья

Она отстегивает ремень безопасности, чтобы встать коленями на сиденье, голова покачивается на моих коленях, задница приподнята к боковому окну. Я кладу руку ей на спину, на участок нагретой солнцем кожи между блузкой и поясом юбки.

Я еду в крайнем левом ряду, достаточно быстро, чтобы большинство людей не заметили, что происходит через одну машину. Движение редкое, другие водители замкнуты в своем собственном маленьком мирке.

Но задницу Блейк, прижатую к боковому стеклу, трудно игнорировать. Мы проезжаем мимо парня лет двадцати с небольшим в Civic, который оглядывается и замирает, словно увидел оленя. Только это, черт возьми, единорог.

Я опускаю руку вниз, чтобы задница Блейк заполнила мою ладонь, и нажимаю на газ, чтобы машина рванула вперед.

Мы летим по дороге, мой член погружается в рот Блейк. Ветер проводит пальцами по моим волосам и коже. Удовольствие порождает еще большее удовольствие, вот чему я учусь.

Парень в Civic не может удержаться. Он ускоряется, чтобы соответствовать моему темпу, и держит свою машину рядом с моей, чтобы его глаза могли блуждать по телу Блейк, пока она делает мне такой минет, о котором мужчина может мечтать только раз в жизни. Возможно, это самое близкое, что когда-либо достанется этому парню.

Я позволяю ему наблюдать за происходящим полторы минуты, а затем, ухмыляясь про себя, мчусь вперед.

Машина с ревом несется по шоссе, а Блейк набрасывается на мой член. Она сосет как демон, поглаживая рукой. Это борьба между моим вниманием к дороге и кульминацией, которую она намерена из меня выжать. Она даже не пристегнута; я могу врезаться и убить нас обоих.

Этот риск делает меня тверже железа, а ее рот подталкивает меня все ближе к краю. Я оседлал черту, не отрывая глаз от асфальта, пока мои бедра погружаются в это тепло и влажность, а свободная рука зажата за ее головой.

Она сосет сильнее, быстрее, ее рука двигается в такт с ее ртом. Но меня захватывают звуки, когда она начинает издавать жадные, голодные, неистовые звуки…

Первая струя попадает на ее язык. Она обхватывает основание моего члена и хрипит от удовольствия, крепко присасываясь к головке. Я врываюсь в ее рот, обеими руками хватаясь за руль.

Мир превращается в полосу света и цвета, когда мы мчимся по дороге, время искривляется с каждым движением губ Блейк. Кажется, что руль трясется под моими руками, а может, и я сам трясусь — все, что я знаю, это чистое и совершенное удовольствие от того, что я взорвался на ее языке.

Блейк садится, ухмыляется и вытирает рот тыльной стороной ладони. — Ты нас не убил.

— Я все еще могу, так что пристегнись.

Все кажется шатким и неустойчивым, особенно руль под моей рукой.

Лицо Блейк сияет удовлетворением. — Не знаю, чувствовала ли я тебя когда-нибудь так сильно.

— Ну… — Я не могу скрыть ухмылку.

Я рассказываю ей о том, что произошло, и все те же чувства снова нахлынули на меня — эксгибиционизм, когда я доставал свой член в кабриолете с открытым верхом, наслаждение от ветра и ее теплого рта, волнение, когда другая машина поравнялась с нашей, и я увидел, как у парня вылезли глаза из головы.

Блейк сидит на коленях на сиденье, ветер создает торнадо из ее волос. Самые яркие кусочки зеленого цвета в ее глазах сверкают, как стекло.

— Он наблюдал? Как долго?

— Столько, сколько я ему позволял.

Она прижимает обе ладони к щекам, смущаясь, но еще больше возбуждаясь. — Что ты сделал?

— Я бросил на него такой взгляд, — я приподнимаю бровь и слегка подергиваю подбородком, — чтобы сказать: "Да, это именно так хорошо, как ты думаешь".

Блейк разражается смехом, в восторге от этого мини-рассказа, который произошел прямо за ее спиной. Или за ее задницей, я полагаю.

— Черт, это меня заводит.

Ее щеки розовеют, плечи тоже. Ее тело выглядит чертовски хорошо в этом топе с завязками. Когда она двигается, это похоже на танец, даже если она просто поднимает руку.

Она дотрагивается до медальона Святого Христофора, висящего на зеркале.

— Это медальон твоего отца?

— Да. Он подарил мне его, когда я был ребенком. Когда мама ушла, я снял его и бросил в ящик. Потом, когда он… я нашел его, когда убирался в его доме. И повесил его на зеркало. — Медальон сверкает, как подмигивающий глаз. — Несмотря на то, что я чувствую себя дерьмово каждый раз, когда смотрю на него.

— Наверное, поэтому ты повесил его там.

Я смотрю на Блейк, пораженно.

Она говорит, как будто это очевидно: — Ты вроде как мазохист. Сколько часов ты работаешь, как тренируешь это тело… Я видела эти коробки с курицей и рисом, сложенные в холодильнике.

— Это дисциплина, а не мазохизм.

— Ладно, — пожимает плечами Блейк. — Но я знаю, как выглядит наказание себя.

— Я предпочитаю наказывать тебя. — Моя рука тянется к основанию ее шеи.

— А ты? — Блейк одаривает меня своей самой лукавой улыбкой. — Потому что я думаю, что тебе нравится вознаграждать меня еще больше…

Она откидывается на спинку сиденья, раздвигая колени. Кружевная юбка едва прикрывает верхнюю часть ее длинных смуглых бедер. Между ними проглядывает линия гладкого хлопка.

???? Go To Town — Dojo Cat

— Расстегни пуговицы, — рычу я.

Пальцы Блейк расстегивают пуговицы одну за другой, обнажая еще один дюйм кожи. Она расстегивает переднюю часть блузки и позволяет ей распахнуться, обнажая грудь. Ее соски напрягаются под моим пристальным взглядом.

— Хорошая девочка. Теперь сними нижнее белье и поставь каблуки на приборную панель.

Послушно Блейк засовывает большие пальцы в пояс стрингов и стягивает их вниз по бедрам. Она бросает трусы на пол машины, а затем ставит босые ноги на приборную панель, упираясь пальцами в лобовое стекло.

Я трогаю ее киску, погружая два пальца глубоко в ее теплое тепло.

— Ты, маленькая грязная шлюшка, так намокла, посасывая мой член?

Блейк приподнимает бедра, сжимая мои пальцы. Она закрывает глаза и тихонько стонет. Я надавливаю на нее, медленно ввожу и вывожу пальцы, ощущая, какая она теплая, как пульсируют ее внутренние стенки…

Я вдыхаю ее запах со своей руки, букет ее возбуждения сложен, как вино. Я чувствую вкус ее скользкой влаги, позволяя ей раствориться на моем языке.

Мы едем по фермерским угодьям с придорожными продуктовыми киосками и крошечными кафе на стоянке грузовиков. Блейк откидывается назад, ее обнаженное тело повторяет очертания холмов. Ее накрашенные пальцы ног сверкают, как драгоценные камни, в солнечном свете, ослепительно отражающемся от стекла.

— Раздвинь ноги, — приказываю я.

Она раздвигает колени, чтобы у меня был открытый доступ к ее влажной маленькой пизде. Пальцами я раздвигаю ее губы, открывая нежно-розовую внутренность солнцу и воздуху. Блейк задыхается, ее киска беспомощно пульсирует. Ее колени сведены вместе. Я раздвигаю их, рыча: — Держи их раздвинутыми.

Блейк бросает шальные взгляды на другие машины, ее возбуждение борется со смущением, щеки пылают, а киска блестит.

Большинство машин находятся слишком низко, чтобы видеть, что мы делаем, но у любого полугрузовика есть обзор с высоты. Когда мы набираем высоту на 16-колесном грузовике, водитель наблюдает за нами в зеркало заднего вида.

— Раздвинь эту киску и трахни мои пальцы.

Блейк приподнимает бедра с сиденья, ее ноги упираются в приборную панель, как будто ее пятки в стременах. Она садится на мои пальцы, спина выгнута дугой, голые сиськи устремлены в небо.

Я проношусь мимо полугрузовика, у водителя открыт рот, нос прижат к боковому стеклу.

Заставлять мужчин ревновать — моя новая любимая фишка.

Женщины никогда не смогут понять уровень конкуренции между мужчинами. Наш мир — это сравнение. Будь то телки, плети, пинки или члены, мы хотим знать, как мы выглядим.

Я много раз ездил в этой машине. Но впервые со мной кто-то едет.

Мы с этим водителем живем двумя совершенно разными жизнями, пропуская друг друга на мгновение. Я выхожу в Хэмптоне, а он, возможно, едет к следующему выезду, чтобы доставить авокадо. Он уже знает, кто из нас победит. Но сегодня это было не "О, смотри, у этого парня хорошая машина"… теперь это "У этого парня есть все".