Шалунья

Если ты так хороша, как говоришь, ты будешь знать, как себя вести.

Я слышу эти слова так, словно он произнес их мне на ухо.

Ткань искрится от моих пальцев, когда я разрываю ее на части.

Я понятия не имею, что найду в коробке. Даже когда я вытаскиваю предмет одежды из упаковки, я все еще не уверена. Она настолько тонкая, что я могу скомкать ее в шарик, легкая, как чулок, почти прозрачная.

Я несу коробку в ближайшую спальню — гостевой номер с сырой замшей на стенах и постельным бельем цвета дождевого облака. Я раздеваюсь догола, разбрасываю одежду по кровати и натягиваю костюм.

Он состоит из одной детали — чулок на теле, оставляющий мои ноги голыми. На руках — что-то вроде перчаток без пальцев, только ногти торчат.

Я застегиваю заднюю часть костюма. Несмотря на то что я закрыта от шеи до щиколоток, мне прохладно и комфортно, а материал настолько тонкий, что я чувствую себя почти голой.

Покопавшись в ткани, я нахожу пару ушей — мягкий черный мех на ободке, усыпанном крошечными зубчиками. Я прикрепляю ободок на место, зубцы зацепляют мою челку и отводят все волосы назад. Когда я качаю головой, за ушами звенят крошечные серебряные колокольчики.

Я проскальзываю перед зеркалом в полный рост.

На меня смотрит гладкая черная кошка.

В полумраке костюм совсем не кажется костюмом — он похож на живую кожу. Когда я поворачиваюсь, изгиб моей задницы кажется голой плотью, окрашенной в черный цвет. Костюм меняется вместе со мной, при каждом движении, при каждом вздохе.

Повязка на голову меняет все остальное. Мое лицо обнажено без челки, брови черные и свирепые. Уши добавляют высоты.

Костюм плотно облегает мое тело, ничего не трясется, одни изгибы. Я делаю несколько шагов. Мои бедра ударяются друг о друга, руки скользят по бокам. Ногти блестят на концах перчаток.

Мне чертовски нравится этот костюм.

А мне нравится бродить по дому Рамзеса без него. Рамзесом лучше всего наслаждаться на расстоянии… пробираться в его кабинет, крутиться в кресле, нюхать его лосьон после бритья, читать заголовки в рамке на стене. WaMu5 конфискован и продан в результате крупнейшего банкротства в истории банков США…

Вот из-за такого дерьма эти парни и получают миллиардные переводы.

Я тоже.

Бедный — это знать, что деньги имеют охренительное значение.

Богатый знает, что это также просто кучка единиц и нулей, летающих в воздухе, которые может схватить любой желающий.

Я прислушиваюсь к звону лифта, к тому, что Рамзес возвращается домой. Как долго он собирается заставлять меня ждать?

Я на цыпочках выхожу из его кабинета, останавливаясь на стыке между жилыми помещениями и коридором. Осмелюсь ли я войти в его спальню?

Не успев принять решение, я замечаю на столике в прихожей пакет поменьше. Он плоский, как шкатулка для драгоценностей, под лентой спрятан конверт.

В предвкушении поиска сокровищ я вытаскиваю вторую записку Рамзеса.

Надень это и представься мне в логове.

Я бросаю взгляд на дверной проем, испугавшись, что Рамзес все-таки может быть здесь.

Но его нет. Я знаю, что такое пустой дом.

Я потянула за ленту. Шелк проходит сквозь мои пальцы, прохладный, как вода. Это то, чему ты учишься в первую очередь — деньги делают все приятным.

Внутри коробки — ошейник из жемчуга, три многослойные нити, богатые и гладкие, как крем. Я надеваю его на шею и застегиваю застежку. Плоская золотая бирка мерцает у меня на груди:

Шалунья

По моей шее пробегает румянец. У меня никогда раньше не было прозвища. Я бы сказала, что не хочу его иметь.

Улыбка удивляет меня в зеркале.

Шалунья мне идет.

Этот наряд подходит мне еще больше. В нем так чертовски удобно, что хочется в нем жить, но мне не хочется лежать. Я хочу пошалить.

Рамзес — шоумен, он выкладывается по полной.

Я тоже хочу выкладываться по полной.

Но чего-то не хватает…

Я бегу обратно к брошенной сумочке, достаю подводку и делаю несколько улучшений. Когда я заканчиваю, у меня получаются кошачьи глаза, которым позавидовала бы Мишель Пфайффер.

Идеально.

Я не могу перестать трогать себя в этом костюме.

У меня полный шкаф нижнего белья, но я никогда раньше не одевалась как животное.

Может, я должна чувствовать себя униженной Рамзесом? Может, я бы так и сделала, если бы он оставил мне костюм щенка.

Кошки — это другое.

Кошки сексуальны. Кошки — сильные.

Я спускаюсь по трем ступенькам в затопленную берлогу, покачивая бедрами взад-вперед, переступая ногами с одной на другую. Я на цыпочках пробираюсь сквозь последние лучи солнца, и комната заливается насыщенным красным светом.

Рамзеса там нет. На его месте стоит камера, установленная на штативе, и уже ведет запись. Я встречаюсь с ее пустым черным глазом, уверенная, что где-то Рамзес наблюдает за происходящим.

Я прохожу мимо его взгляда, поворачиваюсь и снова иду назад. Иногда я смотрю на Рамзеса. Иногда полностью игнорирую его.

Я опускаюсь на диван, откидываю голову назад и задираю ноги вверх. Диван Рамзеса длиной в целый акр, а подушки такие мягкие, что я проваливаюсь в них полностью.

Я вытягиваю пальцы ног, сгибаю, снова вытягиваю. Потом переворачиваюсь на живот и сажусь на пятки, вытягивая спину.

Такое валяние выглядит нелепо и глупо, но я не могу поверить, как сильно оно меня заводит. Комната залита солнцем, мое тело тяжелое и теплое. Наедине с облаками легко отпустить свои запреты.

Глазок камеры горит на моей коже, его красный свет пульсирует, как сердцебиение.

Я одна, но не одинока. Рамзес видит меня, но я не вижу его.

Я переворачиваюсь на спину, позволяя ногам раздвинуться.

Моя кожа просвечивает сквозь прозрачный костюм, соски устремлены в потолок. Я провожу ладонями по шелковистым изгибам…

Адреналин бьет по венам, как будто Рамзес рядом со мной, но разум говорит мне, что я так же свободна, как в своей спальне дома, свободна скользить руками по талии, проводить ладонью по киске, впитывая тепло, излучаемое костюмом…

Я представляю, что это тяжелая рука Рамзеса сжимает мою пизду. Представляю, как его толстые пальцы нащупывают узелок моего клитора, скользят туда-сюда, дразнят, давят…

Мои бедра вздымаются вверх, солнечный свет делает мою руку намного теплее, чем обычно, теплой, как мужская рука, теплой, как рот, влажной и тающей…

Самая мягкая кульминация накатывает на меня, капли дождя стекают по коже. Я прижимаюсь к подушкам, губы раздвинуты, из них вырывается стон.

Я переворачиваюсь, свесив одну ногу с дивана, и всем весом прижимаюсь к толстой, мягкой подушке между бедер.

Мое тело пропитано солнцем. Наслаждение накатывает на меня медленными волнами, пока я раскачиваю бедрами подушки. Мне тепло, лениво и я полностью расслаблена.

Звонит лифт.

Моя рука замирает между бедер.

Двери раздвигаются. Тяжелая поступь пересекает холл.

Тень Рамзеса вбегает в каморку, ползет по полу и поднимается по стене, пока голова не касается линии потолка. В дверной проем ступает сам мужчина.

Его лицо раскраснелось, глаза блестят. Когда он видит меня, по его лицу расплывается медленная улыбка.

— Вот ты где, я скучал по тебе.

Он пересекает комнату в три шага, возвышаясь надо мной. Его тяжелая рука ложится мне на голову и скользит по позвоночнику.

Он ласкает меня. Блядь, ласкает меня.

Его рука накрывает мою спину, тяжесть расслабляет мышцы, тепло успокаивает. Рамзес смотрит на меня сверху вниз, выражение его лица игривое и ласковое.

— Ты тоже скучала по мне, девочка-шалунья?

Он разговаривает со мной как кот. Смотрит на меня как на кошку, прикасается ко мне как к кошке.

Это уже не просто ролевая игра — это как будто совершенно другая личность.

Почему ты так хорош в этом, психопат?