Zомбанутый

Протиснувшись снизу, я вожделенно накинулся на батончика. Мы с коллегой быстро его вскрыли и стали очень громко чавкать начинкой. Мне даже жалко стало второго коллегу, и я помог ему высвободиться. А то заморили голодом, а сами жрём у него под носом!

В этот момент послышался крик сверху:

– Твари! Вы твари! Н-Е-Е-Т! МИХОНТ! – слёзно завопила сверху булочка и что-то кинула в нас сверху. Она находилась этаже на двадцать каком-то, а потому и разглядеть её не получалось.

Кинутая ею железяка, стукаясь о края шахты, прилетела по плечу рослого коллеги, не принося тому серьёзного урона. После такого они оба, дохомячив что-то из начинки, ломанулись по вертикальной лестнице шахты лифта. Я же, в возмущении, измазанный соком, пялился на это и не знал, что мне делать.

«А что тут думать?! Роняй массы, идиот! Булочка должна быть твоей!» – проговорил мой внутренний хомяк и я, больше не мешкая, стал работать руками и ногами, взбираясь наверх.

Булочка, хныкая, что-то ещё кидала в нас, но промахивалась. А вот этаже на двадцать шестом произошла странная вещь, которую я уже как-то имел возможность наблюдать.

Мои коллеги остановились, стали скулить и вертеть головой. Рослый, при попытке подняться выше, упустил перекладину из рук и сорвался вниз, сбивая второго коллегу и чуть не утащив за собой и меня!

– До-о-олбо-оё-о, – протянул я, называя их не умными коллегами, когда они шлёпнулись об лифт внизу, прямо на недоеденного батона.

Почему-то при попытке подняться на определённую высоту мои коллеги, и даже гопники, начинают странно себя вести. Такое ощущение, что они ничего не видят. Я почему-то таких неудобств не испытывал. Да я особо и не лазил так высоко, просто со стороны наблюдал. Но мне казалось, что критическая высота намного выше. Может, это из-за того, что мы здесь в горной местности?

При подъёме ещё на несколько метров я сам затормозил от невообразимого явления – голод пропал, а сознание стало ясным, как стёклышко, словно кто-то резко опустил рубильник. Невероятно! Подобное я, конечно, разок испытывал, но не до такой же степени. По крайней мере, это не было заметно так яро.

– М-л-я-я… – глубокомысленно вымолвил я и обернулся вверх направо, к открытым створкам двадцать седьмого этажа, где спряталась булочка.

Кушать совсем не хотелось. Значит, надо положить булочку под стекло и полюбоваться. Надеюсь, она такая же красивая, как и на картинке. Я стал с улыбкой взбираться дальше.

Не знаю почему, но булочка не закрыла створки лифта, приглашая меня беспрепятственно взобраться на её этаж. Неужели я опять нашёл понимающую булочку? Значит, надо быть с ней поласковее! Хе-хе!

Смочив языком ладонь, я зализал назад свои засаленные, красноватые от сока волосы, отряхнул разодранную на плече кожаную куртку и с улыбкой зашагал направо. Коридоры здесь имели типичное с низом строение. Но в отличие от второго этажа, здесь были пролёты с панорамными окнами и диванчиками.

Это здание очень походило на офисы какой-то не малой организации. Тут даже везде было чисто – ни пылинки на стенах. А пол устилало мягкое покрытие, типа синего ковролина, но на ощупь резинового. Мягко, приятно и бесшумно!

Булочку я нашёл в третьем коридоре, в одном из кабинетов. Она приглушённо плакала. Заглянув в приоткрытую дверь, я аккуратно оценил обстановку в комнате.

Хорошая по виду комнатушка с панорамными окнами была обставлена всем необходимым: кухонная стенка слева, с длинным столиком на подобие барной стойки. В середине большая двуспальная кровать, на которой плакала булочка. А справа находился диван, напротив которого работал телевизор. Плоский и прозрачный телевизор, а по нему показывали какие-то новости! Это же просто «Вау»! Стойте, а почему я думаю, что телевизоры должны быть другими?..

Когда я вошёл в комнату, булочка заметила меня не сразу, так как уткнулась лицом в подушку и ревела. Это была темноволосая девушка с завязанными сзади волосами. Одета была в короткие белые шортики, оголяющие аппетитные филейные части и белую блузку, что задралась и демонстрировала тонкую талию.

«Неплохо так булочки у булочки выглядят!»

Но вслух сказал:

– Кра-си-ва-а-а-ё!

От моего комплимента она с визгом вскочила и, достав из-под подушки пистолет, с трясущимися руками выстрелила синей вспышкой. Первый выстрел пролетел над моей головой, а на второй я прыгнул вправо, и она промахнулась. Как ужаленный зубами гопника в зад, я заполз за диван, и тут прозвучал третий выстрел-плевок, вышибая из дивана обивку и дерево.

– Какого злонга?! Нет! – крикнула булочка что-то непонятное и чем-то защёлкала.

Высунув с интересом свой арбузик из-за дивана, я с радостью лицезрел, что у булочки кончились эти странные патроны. Облизнувшись, вскочил и, интеллигентно лыбясь, кинулся на неё, пока она не перезарядила своё неведомое оружие. С нижней части она уже отстегнула какую-то батарейку или фиг пойми, что…

– А-А-А-А! – завизжала она, когда я повалил её на пол.

Она начала брыкаться так, как никакая другая булочка до этого. Видно, эта уставшей не была. А ещё она явно боялась сунуть свои руки мне в лицо и пыталась отталкивать мой торс. Но я её кушать не собирался. Нужно проделать свой эксперимент по поводу стекла и постоянно нюхать, не испортится ли.

Я кое-как перевернул её и заломал позади руки. Почему-то, когда она поняла, что я не собираюсь употреблять её в пищу, более-менее успокоилась, но начала бессвязно голосить на своей тарабарщине:

– Ты кто такой?! Ты разве не мертвец?! Отпусти меня…

А я в это время нашёл слева от себя какую-то тряпку на полу и стал пытаться связывать ей руки. Вот только она не давала мне этого сделать, потому пришлось чисто по-русски на неё рыкнуть: «Не дёргайся, мля!». Булочка наконец поняла человеческий язык – перестала брыкаться и даже сцепила руки вместе, чтобы я их связал. Правда, не переставала тарабанить белиберду.

Как заправский матрос, я надёжно завязал сзади её сладкие ручки. И довольно быстро. Я даже сам от себя офигел. Руки словно знали, как сделать петлю и с какой силой затянуть. После этого я усадил булочку возле кровати, сел на корточки и стал её рассматривать. Она с ужасом что-то осознала и стала заливаться слезами, опустив взгляд в пол.

(Иллюстрация 2.2)

С ясной головой и отсутствием голода я опять впал в научные размышления…

Если выпечка разговаривает, хоть и на непонятном языке, это значит, она живая? Но ведь пряничный человечек тоже живой, но его в последствии съели. И откуда у выпечки столько воды из глаз? Они что, для этого воду пьют? Значит, только батоны сухие? Они-то не плачут и удары у них как у сухарей… Но ведь их тоже выпекают в духовке?

«Хренотень какая-то… Я вообще запутался», – подумал я и взглянул на свою синеватую руку с ободранными под корень ногтями.

Подняв голову, развернул взвизгнувшую булочку и взглянул на её руку. Пощупал – тёплая. Моя рука – непонятно, но вроде холодная. Но руки-то похожие! Понюхал плечо булочки, и по носу сразу ударил приятный аромат.

Стал возюкать по нему языком, – так захотелось нежно куснуть такое аппетитное плечико! – но она разрыдалась ещё сильнее, и я себя одёрнул. Так как голода нет – не надо. Реакция булочки странная. Нужно продолжить лабораторное исследование…

Следом занюхнул своё разодранное плечо. Фыркнул – воняет… нифига не вкусно.

Посадив плачущую булочку на своё место, я продолжил смотреть на неё, но весело мне уже не было. Мне почему-то начали видеться схожести… Булочки от нас отличаются, не как человек от пряничного человечка, а в чём-то другом. В чём-то несущественном, что ли…

«Неужели… Неужели они живые?! И всё, что говорили по телевизору – наглая ложь?!» – потрясённо осознал я и, упав на задницу, схватился за голову.

«Только о каком телевизоре речь? Я же его вроде не смотрел… Особенно первый канал! Да плевать! Главное, что это всё ложь!»