Сломай меня

Тишину в комнате нарушает назойливый звук моего мобильного. Я ищу его, дрожащими руками задеваю стоящие на столе флаконы, и они с грохотом падают на пол, некоторые из них разбиваются, заполняя комнату горьким ароматом черешни и коньяка. Я опускаюсь на колени и открываю ящики один за другим, но телефона нигде не нахожу. Я провожу рукой под столом и в дальнем углу обнаруживаю свой гаджет, смотрю на экран и мое сердце начинает учащенно биться. Мама.

Я сижу на полу и просто пялюсь на имя контакта, не решаясь ответить. Когда звонок прекращается, я ищу в телефонной книге номер Эшли и мой палец застывает над ее фотографией. Если я сейчас ей позвоню, она будет винить себя за то, что со мной сделали. Кайл? Нет, он может быть рядом с Эшли. Я бросаю телефон на пол и хватаюсь руками за волосы, оттягиваю их и еле слышно плачу, думаю, пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации и решаю идти домой.

Я медленно направляюсь к шкафу, держусь за низ живота, который пронзает тянущая боль при каждом моем движении. Достаю свою одежду, переодеваюсь и умываю лицо, в надежде придать ему более-менее человеческий вид.

Вызываю такси и иду к выходу из клуба, стараясь игнорировать всплывающие в голове картинки моего поражения, но неприятные, жгучие ощущения между моих бедер не дают мне этого сделать.

Я еду домой и, глядя в одну точку перед собой, думаю о том, что сейчас все может стать еще хуже.

Открываю дверь максимально тихо и захожу внутрь. Сейчас все, что я хочу сделать — подняться наверх и смыть с себя всю его грязь, тереть кожу до тех пор, пока не исчезнут следы от его прикосновений, его запах, впитавшийся в каждый дюйм моего тело. Медленно на носочках я прохожу мимо гостиной и, преодолев почти половину пути, меня останавливает разгневанный голос пьяной матери, сидящей на диване кромешной темноте. Я задерживаю дыхание в легких и застываю, испытывая леденящий холод, который растекается по моим венам.

— Джоселин Блумфилд, вернись сюда! Ты видела время?! Где ты шлялась? Зачем тебе телефон, если ты не отвечаешь на мои звонки?!

Я зажмуриваю глаза, опускаю голову и, стиснув зубы, спускаюсь на три ступеньки вниз.

— Мама, прости меня, можно я пойду к себе? — с трудом сдерживаю выступающие на глазах слезы.

— Что с тобой? — она держит одной рукой бокал красного вина, а другой брезгливо указывает в мою сторону, будто я ей противна.

— Все в порядке.

Она поднимается с дивана, подходит ближе ко мне и грубо берет ладонью мое лицо, поворачивает его из стороны в сторону, рассматривая мои раны.

— Кто это сделал и за что? — с нескрываемым интересом спрашивает, всматриваясь в мои глаза.

Если бы я не знала ее, могла бы подумать, что она беспокоится.

— Я упала, — вру.

— Да ладно?! А я в следующем году стану первой леди, — неудачно шутит, рассматривая мою шею и, заметив там темные следы, добавляет:

— Сними кофту.

Я нервно сглатываю и напрягаюсь от ее просьбы.

— И штаны.

— Не нужно, мама, — я хочу ее остановить, качаю головой и из моих глаз стекают первые капли, оставляющие мокрый след на щеках.

— Если сама не снимешь, это сделаю я! Показывай! — она придвигается ко мне еще ближе и тянется к толстовке.

Я отхожу на шаг и, глядя на ее разгневанное лицо, снимаю одежду, оставляя на теле лишь нижнее белье. Она смотрит на меня и ее взгляд с каждой секундой становится все мрачнее и жестче.

— Мам...? — шепотом произношу, вытирая щеки потной ладонью.

— Так вот, чем ты была занята! Поэтому ты не ответила на мой звонок?

— Мам, мне очень больно… Меня обманули и использовали…

Слезы продолжают стекать по моему лицу и я, заикаясь, хочу ей рассказать все, хочу, чтобы она меня успокоила, поддержала и защитила — сделала то, что обычно делают мамы для своих детей.

— Так вот, где ты работаешь, да? Торгуешь своим тощим телом, дрянь!?

— Ты меня слышишь вообще?! — не выдерживаю и включаю защитную реакцию. — Я говорю, что мной воспользовались. Меня обманом заманили в кабинет директора, чем-то накачали и… изнасиловали, — последнее слово произношу прерывисто.

— Так ты еще и под наркотиками пришла домой?! — она игнорирует мое признание.

— Ты только это поняла из сказанного мной?

Я отчаянно вздыхаю и плавно скольжу взглядом по ее лицу, которое не выражает ничего, кроме гнева. Только ее гнев направлен не на того, кто изнасиловал меня, а просто на меня.

— Ты сама во всем виновата, — начинает повышать голос. — Ты и только ты! Ведешь себя, как дешевка и раздвигаешь ноги перед непонятными мужиками, разве я тебя этому учила, бесстыдница?!

— Вот, смотри, мама! — я не выдерживаю ее осуждающих слов и поднимаю руку, указывая на свою шею, руки и лицо. — Смотри, что со мной сегодня сделали! Ты говорила мне, что с 18 лет я сама должна себя обеспечивать! Ты говорила, что я сама должна заработать деньги на свою учебу! Этим я и занималась! Я работала в ночные смены на автомойке, пока ты была в длительных командировках и ночных встречах! Но меня уволили из-за одного урода, поэтому пришлось идти в другое место, чтобы заработать деньги на свое будущее. Я пошла танцевать. Да, представь себе, я танцую и делаю это хорошо! Я никогда не подпускала к себе никаких мужиков потому что все, что я хотела — это уехать из этого чертового города, уехать от тебя! — я злюсь и мой голос срывается на последних словах. — Но то, что произошло сегодня, в этом нет моей вины. Я не хотела этого. Меня использовали, изнасиловали, надругались, трахнули против моей воли, как ты это не поймешь? Может мне привести еще примеры синонимов того, что со мной сделали? Или этого достаточно, мамочка?!

— Да, как ты смеешь так со мной разговаривать? Я твоя мать!

Она замахивается и со всей силы бьет меня по лицу. Я мгновенно поднимаю ладонь к разгоряченной щеке и пристально смотрю на ее полное ненависти и осуждения лицо.

— У тебя язык развязался, и ты решила выговориться? Так я сейчас быстро завяжу его обратно.

Она подходит к шкафу и достает ремень. Я непроизвольно делаю шаг назад.

— Понятно почему отец ушел от тебя. Только непонятно, почему оставил меня с тобой, — вырывается из меня.

— Что?! — ее брови взлетают вверх от удивления, а ноздри раздуваются от злости и она целенаправленно надвигается на меня, как цунами. — Ты осмелилась дерзить мне, мерзкая девчонка!?

Она поднимает руку с ремнем в попытке ударить меня, но я перехватываю ее и с вызовом смотрю на ее бегающие в замешательстве глаза.

«Не ожидала? Я тоже, если честно».

Она вырывает свою руку, поднимает стоявший на столе бокал и делает несколько глотков красного напитка.

— У тебя есть полчаса, чтобы собрать свои вещи и убраться из моего дома! Я терпела все твои выходки, но это уже слишком. Ты — позорная, никчемная, пустая, ни на что не способная девчонка! Ты такая же, как твой отец! Ты не заслуживаешь жить рядом со мной! И, если ты хоть кому-то посмеешь пожаловаться или рассказать, что с тобой якобы сделали, я тебя уничтожу! Не смей портить мою выработанную годами репутацию. Уходи! Я больше не хочу тебя видеть здесь. У меня не может быть дочери — шлюхи!

Она допивает вино, бросает бокал в стену позади меня, и он разбивается на множество осколков. Точно так же, как и мое сердце.

Я поднимаю с пола свою одежду, и иду наверх, надеваю водолазку, которая полностью закрывает мою шею и руки, черные штаны и складываю необходимые вещи в чемодан. Если еще 5 минут назад я готова была плакать и молить о прощении, то теперь я настолько эмоционально опустошена, что не могу выдавить ни единой капельки из глаз.

Зачем она так со мной? Я ведь не просила ее производить меня на свет, для нее я причина всех ее бед и неудач. Я не нужна ни маме, ни отцу, я давно живу сама по себе, но я так чертовски устала. Устала, что не могу прийти домой и обнять маму, не могу рассказать, как меня разрывает изнутри, не могу поплакать в плечо и ощутить себя в безопасности.

Забираю из шкафа накопленные деньги, и одну фотографию, на которой мы, как мне тогда казалось, были счастливы втроем. Закрываю чемодан и спускаюсь вниз. Останавливаюсь рядом с грудой осколков и думаю: что, если она погорячились? Что если у нее неприятности на работе, и она просто по привычке сорвалась на мне?